У сербского режиссера русского происхождения Душана Макавеева есть короткометражный фильм под названием «Памятникам не стоит верить». Название это является лучшим эпиграфом к истории мемориала Освободителей Белграда. Хорошо также подходит Козьма Прутков: «Если на клетке слона прочтешь надпись ”буйвол”, — не верь глазам своим». Мы привыкли воспринимать мемориальный комплекс как памятник советско-югославскому братству по оружию в годы Второй мировой войны, как дань памяти красноармейцам, погибшим при освобождении Белграда. Мы приходим к этому памятнику почтить своих героических соотечественников, замираем в молчании и возлагаем цветы, зачастую не обращая внимания, к чему же мы их на самом деле возлагаем…
Начать опять придется с исторического экскурса. Первые российские военные захоронения в Сербии связаны с восстанием под предводительством Карагеоргия Петровича (т.н. Первое сербское восстание 1804-1813 годов). Тогда восставших сербов поддержала российская Дунайская армия генерала Н.М. Каменского. Всего на территории Сербии находилось 7350 российских военных под командованием генерала Егора Цукато, действовавших, в основном, в Подунавье и Шумадии, а также отдельные соединения под командованием генерала Джозефа Орурка на границе с Боснией.
«Восторг сербов при виде русских был чрезвычайным. Войско сербское, народ и духовенство с распущенными знаменами спешили навстречу и служили молебны», — пишет об участии российской армии в Первом сербском восстании историк А.Л. Погодин.
Но и смертность среди российских солдат и офицеров тоже была чрезвычайной, причем гибли не столько в боях, сколько вследствие инфекций и отсутствия должной медицинской помощи. От холеры умер и генерал Цукато, и близко к сердцу принимавший дело освобождения славян генерал Иван Исаев, которого Карагеоргий называл своим братом.
Военных захоронений из той славной эпохи не осталось: всё уничтожили турки после поражения восстания. Но сто лет спустя, в 1910 году, на месте одного из важнейших сражений той кампании, у села Варварин под Крушевцем, был открыт памятник «Графу Орурку, предводителю русского войска и остальным братьям русским – борцам и героям».
В 2010 году рядом появился еще один обелиск: сербы помнят и своих героев, и российскую помощь повстанцам.
Значителен был и российский вклад в сербско-турецкую войну 1876 года. Достаточно сказать, что сербскую армию возглавлял русский генерал Михаил Черняев. Об этих событиях написано значительно больше, чем об участии российской армии в Первом сербском восстании: упомянем хотя бы многочисленные работы покойного А.Л. Шемякина, познакомившего российскую и сербскую общественность с историей графа Николая Раевского — погибшего в Сербии русского добровольца, вероятнее всего, являющегося прототипом Вронского в «Анне Карениной». На месте гибели Раевского, в селении Горни Адровац, была построена церковь Св. Троицы, посвящённая русским добровольцам той войны.
Почему мы столь подробно пишем о российских воинских захоронениях XIX века?
Так уж исторически сложилось, что в 1944 году советская армия в Болгарии и Сербии шла по стопам российской армии, сражавшейся в этих же краях с турками. История Первого сербского восстания, сербско-турецкой войны 1876-го, Белградской операции 1944 года – это одни и те же географические названия, те же самые города, сёла, переправы и перевалы. Сохранились свидетельства изумления советских солдат, видевших в окрестностях Крушевца или Алексинца русские могилы.
Лучшее же воплощение единства судеб советского и российского солдата на Балканах мы находим, к сожалению для сербов, в соседней Болгарии.
В 1944 году на храме-памятнике в Шипке, где захоронены останки защитников Шипкинского перевала, по приказу маршала Фёдора Толбухина была установлена мраморная табличка со стихотворным посвящением от потомков – героическим предкам: «Вас не сдержали грозные валы, без страха шли на бой святой и правый. Спокойно спите, русские орлы, потомки чтут и множат вашу славу!» (текст полковника Л. Гориловского, позднее на эти слова была написана песня).
Итак, Белградская операция. К 28 октября 1944-го в окрестностях сербской столицы были сосредоточены: ударная группировка 3-го Украинского фронта в составе 57-й армии, 4-го гвардейского механизированного корпуса, 236-й стрелковой дивизии, 5-й отдельной мотострелковой бригады, 1-го гвардейского укрепрайона (более 200 тысяч человек); ударная группировка 2-го Украинского фронта (93 500 человек); 17-я воздушная армия; 5-я воздушная армия; Дунайская военная флотилия (6 500 человек). Всего — 300-320 тысяч бойцов советской армии. Отметим сразу, что численность титовских партизан по всей Югославии на тот момент составляла, согласно наиболее взвешенным оценкам, столько же: 300 тысяч человек (титовская пропаганда утверждала, что 400, но еще 100 тысяч — это скорее сочувствующие).
Что касается партизанских соединений, реально участвовавших в освобождении Белграда, то здесь югославская (и сербская) историческая наука начинает хитрить и темнить. Чтобы далеко не ходить, направляем читателя на сербскую Википедию: там статья, посвященная Белградской операции, начинается словами «Советская и югославская историография оценивают Белградскую операцию очень по-разному, называют разные сроки и разный географический ареал операции». Точную численность титовских партизан, участвовавших в операции, из сербской Википедии (как и из сербских школьных учебников, если уж на то пошло) вы не узнаете. В советской исторической науке было принято говорить о 120-130 тысячах партизан, непосредственно участвовавших в освобождении столицы. Нам эти цифры представляются вполне заслуживающими доверия.
Бои за Белград, согласно сербскому историческому канону, продолжались 10 дней, согласно советскому (и российскому) – почти месяц, до конца октября. Противоречие связано с тем, что сербы считают окончанием Белградской операции водружение флага над Палатой Албания (самым высоким зданием в городе), а отечественная наука – полную зачистку города с окрестностями от фашистов и их пособников.
Отметим, что только на то, чтобы полностью «выкурить» фашистов из катакомб и заброшенных штолен в белградском районе Таш-Майдан, у освободителей ушло не менее двух недель. Такие же разночтения имеют место (до сих пор!) и с числом погибших. Югославская, а за ней и сербская наука говорят о 1 200-1 300 погибших красноармейцах, российская – о четырех с лишним тысячах. Но здесь есть безусловные цифры, например, запрос советского командования властям Белграда на две тысячи гробов для захоронения бойцов, погибших непосредственно на территории города. Так что ориентируемся именно на эту цифру – две тысячи человек. В сравнении с Ясско-Кишинёвской или Будапештской операциями можно сказать, что это относительно небольшие потери.
Переходим, наконец, к теме советских военных захоронений в Белграде. По данным сербской исследовательницы Ольги Манойлович-Пинтар, только за период с 15 по 30 ноября 1944 года на территории Белграда и окрестностей было сооружено 18 больших и 32 маленьких памятника на могилах красноармейцев. Причем все похороны советских бойцов проходили в сопровождении заупокойного молебна, и никому в тот момент не казалось странным, что православные священники отпевают погибших в форме с пятиконечными звездами.
Известны как минимум два случая, когда советских бойцов захоронили в крипте православного храма – в селении Гроцка под Белградом и в церкви Вознесения на улице адмирала Гепрата.
Главным городским памятником погибшим красноармейцам стало сооружение на Театральной площади (ныне — площадь Республики). Представляло оно из себя мраморный постамент с именами погибших, увенчанный пятиконечными звездами и крестами. Этот памятник простоял на площади в неизменном виде до 1954 года, — несмотря на антисоветскую истерию, нагнетаемую титовским Агитпропом после ссоры Тито и Сталина.
Монумент этот является прекрасным символом того, как воспринимали советских бойцов в 1944 году: как продолжателей великой традиции помощи России православным балканским народам в борьбе с «нечестивыми агарянами». Характерно, что в Советском Союзе памятник, сочетающий христианскую и коммунистическую символику, абсолютно не вызвал неприятия. В центральной печати в 1946 году было опубликовано стихотворение поэта, лауреата Ленинской и Сталинских премий Николая Тихонова «Могила красноармейцев на площади в Белграде», сопровождаемая фотографией собственно памятника. Стихотворение не из лучших у Тихонова, далеко не «Баллада о гвоздях», но раз уж мы о нем вспомнили, надо хотя бы частично процитировать.
Им, помнившим Днепр и Ингулец,
Так странно — как будто все снится —
Лежать между радостных улиц
В земле придунайской столицы…
…Страна приходила склоняться
Над их всенародной могилой,
И — спящим — им стало казаться,
Что сон их на родине милой,
Что снова в десантном отряде,
Проснутся и в бой окунутся,
Что снится им сон о Белграде,
И трудно из сна им вернуться.
В реальности «сон о Белграде» погибших красноармейцев был потревожен, причем довольно бесцеремонно. После конфликта Тито и Сталина в 1948 году югославские власти начали постепенно избавляться от напоминаний о «Большом брате». Досталось и могилам советских воинов. Справедливости ради, еще до разрыва между ФНРЮ и СССР обсуждалась возможность создания кладбища погибших советских бойцов где-нибудь в парке подальше от центра. Назывался, в частности, престижнейший район Топчидер: конкретно то место, где сейчас, по иронии судьбы, находится американское посольство. Но речь шла не о переносе туда захоронений с площади Республики, площади Славия или парка у монумента Вуку Караджичу. Они должны были остаться на своих местах, а на новом советском кладбище планировалось похоронить тех, кто не удостоился отдельной могилы и отдельного памятника.
В самом деле, мы же называли цифру в две тысячи погибших. Под памятником на Театральной площади нашли свое пристанище — увы, не последнее — 22 советских бойца, на площади Славия – 12, в других местах примерно такие же цифры: 5, 9, в лучшем случае — двадцать погибших. Где же тогда была похоронена основная часть советских освободителей Белграда? Благодаря работам молодого сербского историка Миланы Живанович мы можем ответить и на этот вопрос: основная часть погибших была захоронена на Новом кладбище, участки номер 101 и 102, причем эти захоронения с самого начала рассматривались именно как временные.
В 1949 году под снос пошел первый надгробный памятник советским солдатам — на площади Славия, причем это аргументировали необходимостью реконструкции площади и соображениями санитарно-гигиенического свойства. Прах красноармейцев дозахоронили во временную общую могилу на Новом кладбище. А в центре реконструированной площади разместили… памятник и могилу видного социалиста начала XX века Димитрия Туцовича.
Получается, что советский прах токсичен, а останки одного из основателей Компартии Югославии – «целебны», словно святые мощи (в скобках заметим, что прах несчастного Туцовича переносили с места на место в общей сложности шесть раз). В том же году, по инициативе Милована Джиласа, был создан своего рода аналог Кремлевской стены на променаде крепости Калемегдан. Туда перенесли останки двух погибших в годы войны партизанских вождей, а за компанию с ними — еще одного старого коммуниста, Джуро Джаковича, замученного королевской полицией в 1929 году. Сигнал, который титовский Агитпроп во главе с Джиласом посылал таким образом Москве, вполне ясен и очевиден: у нас есть свои герои, собственные отцы-основатели, и Белград мы тоже освободили сами, советская армия нам скорее мешала, чем помогала. В те же годы появляются разоблачительные публикации о зверствах Красной армии, двух тысячах изнасилованных советскими солдатами женщин в одном только Белграде и т.д., но этой теме мы посвятили отдельную статью.
— Подробнее: Друзья и враги советской армии: к вопросу об осквернении мемориала Освободителей Белграда
В 1950 году ломают памятник советским солдатам в районе Автокоманда, в 1951-м – рядом с памятником Вуку Караджичу, где начал было формироваться некрополь советских бойцов, погибших при штурме Будапешта, но завещавших себя похоронить именно в Белграде. Причем специально созданная при Союзе коммунистов Югославии комиссия принимает решение: для оптимизации процесса сноса памятников и ликвидации захоронений изымать из могил все личные вещи и передавать их на хранение в Военно-исторический музей. По факту это означало возможность избавиться от сапог, портупеи и обмундирования, занимающих много места (их просто выкидывали), чтобы плотнее и компактнее складировать бывших «освободителей», переведённых в статус «насильников, грабителей, мучителей детей»…
К десятилетию освобождения Белграда на изначальном месте остаются только захоронение и памятник на площади Республики, небольшой памятник у подножия Калемегдана и несколько захоронений на периферии, о которых просто забыли. Но и вариант оставить советских бойцов на Новом кладбище для югославских властей почему-то оказывается неприемлемым, хотя там же имеется английский некрополь (Commonwealth War Graves), где похоронены 483 британских военных, в том числе 348 пилотов, погибших в годы Второй мировой на территории Югославии. Вопрос о переносе останков английских военных даже не рассматривался, а вот советские могилы почему-то нужно было с главного городского кладбища убрать.
Возможно, потому, что они оказались слишком близко к «Русской парцелле», где покоятся останки российских эмигрантов, а также к памятнику «Императору Николаю II и двум миллионам русских воинов Великой войны».
В крипте этого монумента захоронены 400 солдат и офицеров Российской армии, погибших в Первую мировую на Салоникском фронте, защищая Сербию от германо-австрийско-болгарского наступления (2-я Особая пехотная бригада генерала Дитерихса и 4-я Особая пехотная бригада генерала Леонтьева).
Политика титовского Агитпропа была направлена, помимо всего прочего, на уничтожение преемственности между российским и советским военным присутствием на Балканах, о котором мы говорили в начале статьи. Бойцы Красной армии никоим образом не должны были ассоциироваться ни с императорской армией, ни с добровольцами времён сербско-турецкой войны. Поэтому титовская пропаганда охотно взяла на вооружение антисоветские плакаты фашистского правительства Милана Недича, где советские солдаты показаны как новые гунны — «с раскосыми и жадными очами».
Мемориал Освободителей Белграда в итоге был создан через дорогу от Нового кладбища, на территории, отрезанной от кладбища сефардских евреев. Проект разработал архитектор Бранко Бон, барельефы, украсившие входную группу, создал скульптор Радета Станкович, статую красноармейца в глубине комплекса – придворный скульптор Тито Антун Августинчич. В оформлении мемориального комплекса очень наглядно – нагляднее просто некуда – проявились установки титовского Агитпропа на преуменьшение роли советской армии в освобождении сербской столицы, равно как и на придание красноармейцам облика азиатских варваров.
Рассмотрим по порядку детали мемориала. Для начала посвящение: «За освобождение Белграда отдали свои жизни 2944 бойца Народно-освободительной армии Югославии и 961 солдат Красной армии. На этом кладбище похоронено 1386 бойцов НОАЮ и 711 бойцов Красной армии. В боях за освобождение Белграда участвовали 1-я Пролетарская, 6-я Пролетарская, 21-я и 23-я Сербские, 11-я Боснийская, 5-я Краинская, 16-я и 36-я Воеводинские, 28-я Славонская дивизии НОАЮ и 4-й мото-механизированный корпус Красной армии».
Внимательный читатель здесь должен воскликнуть: позвольте, но почему из освобождавших Белград советских частей упомянут только 4-й механизированный корпус? А как же все остальные боевые соединения, перечисленные в начале статьи? Где же авиация, артиллерия, суда дунайской флотилии, — да одной пехоты 200 тысяч человек? Увы, для создателей мемориала все эти люди — сотни тысяч советских бойцов — оказались невидимыми… На фоне этого вероломства тот факт, что число советских потерь создатели мемориала сократили на тысячу, а число партизанских примерно на столько же приумножили, уже как бы и не коробит.
Обратимся теперь к скульптурным группам работы Радеты Станковича. Их две: слева от входа «Сражение за Белград», справа – «Вход в город освободителей». Рассмотрите внимательно эти барельефы.
На первом из них большую группу плохо вооруженных партизан во главе с босоногой девушкой, словно сошедшей с известной картины Делакруа, гонят в бой на немецкие штыки двое советских солдат с озлобленными зверскими лицами.
Именно так видят освобождение Белграда создатели памятника: босые партизаны сражаются, прекрасно вооруженные (но малочисленные) красноармейцы прячутся за их спинами, — если это вообще красноармейцы, а не заградотряд НКВД.
На втором панно советских солдат нет в принципе, отсутствуют как класс.
В центре, правда, наличествует фигура в пилотке советского образца, которую югославские партизаны сделали частью своей униформы и называли «титовкой». Но это явно не красноармеец, а именно партизан: во-первых, он не звероподобный, во-вторых, у него на ногах короткие и широкие крестьянские сапоги: не такие, как у советских военных на первом барельефе (на эту деталь наше внимание обратил сербский историк Горан Милорадович, за что ему отдельное спасибо).
Ну и вишенкой на торте является скульптура Антуна Августинчича. Здесь надо отметить, что Августинчич еще до разрыва отношений между СССР и ФНРЮ выступил автором первого и самого масштабного мемориала Красной армии в Югославии — в хорватском селении Батина, где войска 3-го и 2-го Украинских фронтов штурмовали Дунай, переправляясь в Венгрию.
Мемориал «Батинска Скела» был сдан буквально накануне обнародования резолюции Информбюро, положившей конец советско-югославскому «медовому месяцу». Это сделанный безо всякой задней мысли, без фиги в кармане масштабный и торжественный комплекс, выдержанный в лучших традициях сталинского неоклассицизма.
Что характерно, в этот мемориальный комплекс титовских партизан добавили в последний момент: изначально он полностью посвящен именно советской армии, всем ее родам и видам войск. Августинчич для Батинской Скелы постарался на славу, создав целую галерею образов красноармейцев, в которых точная, реалистическая проработка деталей сочетается с античными представлениями о гармонии и красоте.
А вот для мемориала Освободителей Белграда он не стал выдумывать ничего нового, а просто «исправил» созданную еще для Батинской Скелы скульптуру пехотинца: теперь она получила название «казак». По сути «казак» от «пехотинца» отличается исключительно зверским выражением и монголоидным разрезом глаз – гунн, как и было сказано.
Далее следует трехчастный эпилог. Во-первых, и после примирения Югославии с Советским Союзом, власти ФНРЮ-СФРЮ продолжали делать всё, чтобы приуменьшить значимость советского участия в разгроме фашистов на Балканах, а также «отвязать» могилы советских солдат от захоронений XIX века. Уже в 60-е было принято решение о том, что все советские захоронения, разбросанные по стране, будут компактно сосредоточены в 11 местах (включая Белград). Советских бойцов, похороненных в Алексинце рядом с русскими добровольцами 1876 года, перенесли в город Горни Милановац, причем на открытии мемориала красноармейцам в 1962 году присутствовал Леонид Ильич Брежнев, тогда еще не генсек, а председатель Президиума Верховного Совета. Брежневу, говорят, всё понравилось.
Во-вторых, тогда же, в 60-е, возник феномен югославских военных мемориалов, которые на западе называют spomeniks — без перевода, по аналогии с непереводимым словом «спутник».
Речь идет о циклопических абстрактных композициях из бетона (реже — гранита), которые чисто внешне никак не связаны с военной тематикой и оторваны от исторического контекста. Выглядят как «привет из глубин космоса» — типа марсианских боевых треножников.
Именно в этой манере был создан памятник на месте авиакатастрофы на горе Авала в 1964 году, унесшей жизни генерала В.И. Жданова, маршала С.С. Бирюзова, всего — 12-ти советских офицеров, летевших на празднование двадцатилетия освобождения Белграда. Смотришь на эту абстракцию, похожую на кусок швейцарского сыра, и думаешь: лучше уж Антун Августинчич и Радета Станкович, чем вот это…
— Подробнее: Авала. Прерванный полет советских героев-освободителей Белграда
Но закончить хочется на позитивной ноте. В-третьих, нынешние власти Сербии и Белграда делают все от них зависящее, чтобы исправить урон, нанесенной образу бойца советской армии ложью и умолчаниями титовской пропаганды. При социализме в центре Белграда существовали улицы генерала Жданова и генерала Толбухина, в 90-е им вернули исторические названия, а в 2018-м эти улицы на карте сербской столицы снова появились. Правда, уже не в центре, а в спальном районе, зато есть гарантия, что там их уже не переименуют. Место на площади Республики, где находился памятник красноармейцам, во время реконструкции в прошлом году было отмечено специальной табличкой.
Сейчас в мэрии обсуждается возможность сделать для этой таблички небольшой постамент, чтобы к ней можно было возлагать цветы.
Случайно обнаруженную в центре города надпись «Проверено, мин нет», оставленную советскими саперами, взяли под стекло, приделав рядом разъяснение и даже QR-код, который, правда, выводит на страницу в интернете, посвященную одноименному советскому фильму.
Не забудем и вечный огонь, с осквернения которого начался наш экскурс в историю российских военных захоронений в Белграде.
Еще бы исправить надпись в мемориальном комплексе, из всех соединений Красной армии упоминающую только 4-й механизированный корпус, и, можно сказать, что наследие титовского Агитпропа мы преодолели…
Никита Викторович Бондарев,
кандидат исторических наук, доцент РГГУ