6 июля Патриарх Сербский Порфирий выступил в необычном для себя амплуа: Его Святейшество появился в качестве гостя и в каком-то смысле диджея на белградской радиостанции «202», которая в эти дни отмечает 53 года существования. Это была первая радиостанция в социалистической Югославии, вещание которой было практически полностью посвящено рок-музыке.
Вполне логично, что Патриарха, решившего поздравить любимое радио с днем рождения, попросили назвать десять любимых рок-песен и рассказать, почему они для него важны. Надо отметить сразу, что Сербский Патриарх, несмотря на суровую внешность ветхозаветного пророка, человек очень современный, старающийся соответствовать вызовам эпохи. Он завел аккаунты во всех соцсетях и иногда даже лично общается с подписчиками. Не скрывает, что к христианству пришел в значительной степени благодаря рок-музыке. Также Господин Порфирий лично благословил на участие в Евровидении певицу Констракту, персонажа довольно сложного и неоднозначного.
После дебюта на рок-музыкальном радио в сербском интернете его и вовсе стали называть «Молодой Патриарх» — по аналогии с известным сериалом Паоло Соррентино. Что ж, Его Святейшеству действительно всего шестьдесят лет, для предстоятеля православной Церкви возраст почти отроческий – например, его предшественника, Патриарха Иринея, интронизировали в возрасте восьмидесяти. Еще понятнее картина становится, если посмотреть на год рождения. Ириней родился в 1930 году и в последний год Второй мировой войны успел немножко попартизанить. В свою очередь, его предшественник, Патриарх Павел, родился в 1914, в год начала Первой мировой. А Патриарх Порфирий – наш современник, вырос на югославском панке и нью-вэйве, но и классический рок тоже уважал и уважает…
В данной публикации мы попытаемся сделать обзор песен, выбранных Его Святейшеством для своего плейлиста, и сделанные им комментарии. Мы будем очень стараться не оказаться, что называется, «святее Папы Римского», не удивляться и не возмущаться: как, мол, такой человек может такое (Led Zeppelin, например) слушать? Слушает – значит находит там что-то, нам с вами, возможно, не очевидное.
Вообще, автору этих строк довелось в последние годы видеть много молодых людей, с глазами ясными и пустыми, как безоблачное июньское небо, искренне уверенных, что «весь рок – от дьявола». В годы моей юности такое утверждение не могло бы вызвать иной реакции, кроме снисходительного умиления. Сейчас, к сожалению, в определенных кругах это мейнстрим. Поэтому хотелось бы с самого начала обозначить позицию автора по поводу христианства и рок-музыки. Она состоит в том, что Господь Свое послание часто вкладывает не в уста самых верующих и благочестивых людей, а в уста самых талантливых — или тех, кого с наибольшей вероятностью услышат. Пусть даже они не совсем христиане, как Боб Дилан, или совсем не христиане, как Джимми Пейдж, — оба в топе Патриарха Порфирия.
Вспомнить хотя бы, какое количество моих сверстников и людей на поколение старше пришли к вере и церкви благодаря «Городу» и «Серебру Господа моего» Гребенщикова. И как этот же человек блестяще работал с нашим национальным мелосом в «Русском альбоме». То, что Гребенщиков сегодня православный, а завтра дзен-буддист (да и вообще человек довольно сомнительных моральных качеств), не обесценивает конкретные его песни и даже целые пластинки, важные для духовного становления детей Перестройки. Тем более, что «Город» даже и не он написал.
Сделав это важное предуведомление, возвращаемся к плейлисту Патриарха Порфирия. Его Святейшество попросили назвать десять любимых песен — он назвал двенадцать. Среди исполнителей только двоим повезло быть представленными в этом топе несколькими песнями – это Зоран «Цане» Костич из сербской группы «Партибрейкерсы» и Леонард Коэн.
О Цанете — потом, сначала нужно, и обязательно должно, сказать несколько слов о Коэне. В музыкальной подборке любого традиционалистски, почвеннически ориентированного человека выдающийся канадец должен занимать почетное место. Получив традиционное еврейское воспитание, Коэн всегда оставался верен своей вере и своему народу, в отличие от того же Дилана, которого заносило и в христианство, и в буддизм, и в каббализм. Коэн был большим поэтом и человеком думающим, банальным начетчиком он не был никогда. В таких его песнях, как Who by Fire и Hallelujah есть и богоискательство, и богоотрицание, но в конечном итоге – принятие своей судьбы и воли Божьей. Его Святейшество Порфирий для своего топа выбрал две песни Коэна: один из первых его хитов Famous Blue Raincoat, который посвятил покойному музыкальному журналисту Велье Павловичу, и совсем уж общеизвестную Dance Me to the End of Love. Про последнюю Патриарх Порфирий совершенно справедливо замечает:
«Даже когда Коэн поет вроде бы о любви, о сугубо сентиментальных вещах, влюбленностях и расставаниях, он все равно поет о трагедии еврейского народа, все равно между строк проскальзывают поезда, идущие в никуда, горящие скрипки, порванные книги, нерожденные дети. Для меня эта песня – молитва обо всех пострадавших в годы Второй мировой и вообще обо всех жертвах всех войн, в том числе и тех, что происходят прямо сейчас. И напоминание о том, что войну можно изжить только человеческой теплотой, красотой и любовью».
Здесь мы позволим себе вольность и дадим ссылку не на ту песню, которую вспоминает Его Святейшество. Причина в том, что постсоветский человек ее не может воспринять адекватно из-за разительной схожести с хитом Софии Ротару «Лаванда» (композитор В. Матецкий). Очень сложно, заслышав первые такты песни Коэна, не начать напевать «Лаванда, горная лаванда» — и это, конечно, портит весь эффект, размазывает заложенный в нее смысл. Поэтому читателю рекомендуется к прослушиванию заглавная песня с последнего альбома Леонарда Коэна, его прощание и итог полной страстей жизни — You Want it Darker. Помимо того, что это удивительная по красоте и мощи песня, это еще и пример следования традиции: повторяемые в припеве слова «Hineni, Hineni, я готов, Господи» — это слова Авраама, обращенные к Господу, когда тот повелел ему принести в жертву сына Исаака; первая строка второго куплета (Magnified, Sanctified, be thy Holy Name – «Пусть возвеличится и освятится Твое Святое Имя») – это дословный перевод Кадиша — молитвы, прославляющей имя Всевышнего; третий куплет и вовсе поет кантор Монреальской синагоги, которую посещает уже четвертое поколение семейства Коэн. Ни один поп-рок исполнитель в англоязычном мире никогда не был так близок к Богу, как Леонард Коэн в этой песне.
Но начинает Патриарх Порфирий свой плейлист не с Коэна, а с Led Zeppelin. Что, разумеется, многих возмутило.
Здесь уместен маленький ликбез, если вдруг кто не в курсе: у трех китов классического тяжелого рока – Deep Purple, Black Sabbath, Led Zeppelin — отношение к религии вообще и в частности христианству было достаточно разным. Deep Purple в вещах классического периода воздерживались от любых религиозных аллюзий и мистицизма, позиционируя себя как сугубо материалистическую группу (в значительной степени из-за этой установки из группы ушел романтик Ричи Блэкмор). Black Sabbath, наоборот, подпитывались бульварным мистицизмом и дешевыми фильмами ужасов, в чем основатель группы Тони Айомми, ставший ревностным католиком, теперь раскаивается, утверждая, что «все это была шутка и дуракаваляние». Но материал старый все равно играет, потому что кушать хочется. И только лидер Led Zeppelin Джимми Пейдж был и остается мистиком, причем антихристианского свойства, последователем Алистера Кроули. В 70-е он спустил целое состояние, скупая личные вещи и бумаги человека, называвшего себя «Зверь 666». Пейдж при этом, как и все последователи Кроули, глубоко оскорбляется, когда его называют сатанистом. Телемитство, мол, это далеко не дьяволопоклонничество, оно подразумевает отсутствие свободы, а Телема, наоборот, – абсолютную свободу. Но всё это частности, факт в том, что от христианства Джимми Пейдж и его творчество далеки несказанно.
Здесь, конечно, важна та песня, которую выбрал Патриарх Сербский, а это Immigrant Song. Песня викингов, отправляющихся на завоевание Нового Света, чтобы грабить и убивать, жечь и разрушать, но Его Святейшество считывает здесь другой смысл:
«Это крик страха и боли, вопль отчаяния человека, который сам не знает, куда его несет судьба, и имеет очень условное представление о «Западе». Это абсолютно пророческая песня, мне с трудом верится, что она была написана в 1970 году. Этих переселенцев, вынужденных кочевников, мы видим каждый день на улицах Белграда».
Насчет крика возразить нечего, крик здесь у Роберта Планта выдающийся, эпический, хтонический и примордиальный.
После Led Zeppelin и Коэна наступает черед сербской группы «Смак» с песней «Шумадийский блюз». Тут в каком-то смысле ситуация как с английскими рок-классиками. Есть три великие югославские прог-роковые группы, в своей виртуозности поднявшиеся до того же уровня, что лучшие западные аналоги, но не потерявшие при этом связи с национальной традицией. Это боснийская «Биело Дугме», сербский «Смак» и македонские «Леб и Сол». Его Святейшество неизбежно должен был назвать один из этих коллективов. А может быть и два. А может быть и все три. Делались даже ставки (на интерес, конечно) кого именно из трех «великанов» он назовет. Повезло «Смаку». Притом, что лидер этой группы Радомир Михайлович «Точак» — мистик и эзотерик вполне в духе Джимми Пейджа, смешивавший в текстах песен все возможные мистические веяния: христианские, исламские, языческие (у него даже есть альбом под енохианско-манихейским названием «Эгрегор»). С другой стороны, Горан Брегович из «Биело Дугме» тоже хорош, у него в одной из песен была строчка „Христ jе био копиле и jад“, это вообще такая мерзость, которую мы не беремся переводить. У Бреговича, кстати, были проблемы с властями социалистической Югославии из-за этой строчки про Христа. Властям это не понравилось, они были за научный атеизм, а не за антирелигиозное хулиганство.
Но тут, опять-таки, важен выбор конкретной песни. Собственно, тематически выбранная Патриархом песня группы «Смак» — это прямое продолжение предыдущего номера: опять песня про эмигранта, только на этот раз жалостливая. Лирический герой в неназываемой стране (судя по всему, США) тоскует от того, что весь этот мир для него — чужой, люди — хорошие, но чужие, небо — красивое, но чужое. А ему нужен старый сад, в котором на ветке дерева зреет и благоухает желтый плод айвы. К лирическому герою подходит местный безработный и говорит: «Эй, иностранец, красивая у тебя машина! Хорошо тебе здесь у нас?». А лирический герой плачет и думает «Как бы я хотел с ним поменяться — быть бедняком, но в своей родной стране». «А потом у меня начинается блюз, а моя Шумадия поет о счастье…».
«Это одна из тех песен, — говорит Его Святейшество, – которую я слушал еще в ранней молодости и продолжаю слушать сейчас, она со мной на всех стадиях моей жизни. Причем, как это ни парадоксально, чаще всего я ее слушаю, когда мне не очень хорошо, когда я оказался на распутье или в тупике, когда не понимаю, как выбраться из лабиринта. Как христианин я знаю разные христианские методики выхода из тяжелой и кажущейся безвыходной ситуации, но удивительно хорошо мне помогает именно эта печальная песня, она меня поднимает и выводит из тупика в тот зеленый сад, к тому дереву, о котором в песне поется… Поэтому давайте просто послушаем семь минут этой песни…».
Конечно, послушаем. И посмотрим, благо на песню снят замечательный клип, первый подобного рода в югославском роке, и снят именно в Америке. Еще полезная информация: «Смак» по-сербски означает не что-то вкусное, а наоборот – крах, конец света.
Далее Патриарх Порфирий переходит к Бобу Дилану, его классической вещи Knockin on Heaven’s Door. О Дилане все и так всё знают, Нобелевский лауреат как-никак. Песню эту тоже все слышали — если не в оригинале, то в перепевах. Здесь интересны обстоятельства, при которых Его Святейшество впервые с этой песней познакомился.
«Для меня она неразрывно связана с белградской Кинотекой, старым ее зданием на Косовской улице. В студенческие годы я оттуда просто не вылезал, там же я впервые увидел фильм Сэма Пекинпа „Пэт Гаррэтт и Билли Кид“, а в фильме была песня Дилана. Он теперь лауреат Нобелевской премии, и это совершенно справедливо, в поэзии он говорит от лица нескольких поколений, в том числе и моего, а песня эта — одна из великих песен, которые не устареют никогда».
Справедливости ради, для моего поколения эта вещь испорчена версией Аксла Роуза, у которого вместо прощальной песни умирающего благородного разбойника получился веселый и жизнерадостный гимн гедонизму 80-х, полный пьяного самоупоения. Именно жестокая притча Сэма Пекинпа помогает лично мне вернуть песню Дилана к тому, чем она была изначально.
А после Дилана Его Святейшество предлагает нам послушать Булата Окуджаву, а именно «Молитву Франсуа Вийона». Песня, конечно же, не имеет никакого, даже самого отдаленного отношения к Франсуа Вийону: Окуджава просто пытался обдурить советскую цензуру. Это, может быть, вообще единственное музыкальное произведение в плейлисте Патриарха, к которому с точки зрения современных российских представлений о «духовных скрепах» не может быть никаких вопросов. Могут быть у современного слушателя, отвыкшего уже от КСП (или вообще с этим явлением незнакомого, что есть хорошо), вопросы к исполнительской манере Булата Шалвовича. По выражению сербского политолога и культуролога Николы Танасича, «Это великая песня — но в любом исполнении, кроме Окуджавы». Для Господина Порфирия и эта песня связана с кино, так как ее он впервые услышал в фильме «выдающегося нашего режиссера Душана Макавеева». И вот тут-то автор от неожиданности вздрогнул…
Макавеев – анархист и постмодернист, не гнушающийся для шокирования «почтеннейшей публики» никакими средствами. Пресловутый Ларс фон Триер – мальчишка-детсадовец в сравнении с этим сербом (собственно, Макавеев по отцу — русский).
Фильм, о котором вспоминает Патриарх, изначально должен был называться «W.R.: Мистерии оргазма», но по соображениям цензуры был переименован в «W.R.: Мистерии организма». Инициалы «В.Р.» в названии фильма отсылают нас к его главному герою, психологу и сексологу Вильгельму Райху, о котором мы не можем себе позволить здесь рассказывать подробно. Отметим лишь, что он последовательно был исключен из Компартии Германии, затем выслан из страны пришедшими к власти фашистами, а умер, в конце концов, в американской тюрьме. Пострадал то есть и от коммунистов, и от фашистов, и от капиталистов, что само по себе делает его фигурой притягательной для анархистов разного рода. А Райх еще и свободную любовь проповедовал. В фильме Макавеева два пласта: один чисто биографический, другой — художественный, в нем рассказывается история белградской сторонницы идей Райха, которую убивает влюбленный в нее советский фигурист. Отрезает ей голову коньками, а потом жалобно плачет под имярек песню Окуджавы. Понять, издевается тут Макавеев над русским советским человеком или нет, органически невозможно: он постмодернист, он ёрничает и издевается всегда (и, одновременно, всегда серьезен).
Далее в рейтинге Господина Порфирия следует несколько песен, важных для него лично, но вряд ли интересных большей части читателей/слушателей. Песня Zagreb I Ja Se Volimo Tajno («Мы с Загребом тайно любим друг друга») хорватского шансонье (серба по происхождению) Арсена Дедича о прекрасном городе Загребе, где Его Святейшество десять лет прослужил на епископской кафедре.
Песня Etida еще одной группы из 70-х гг. – «Корни-группа», которую Его Святейшество называет «симфо-роком типа Yes и Emerson, Lake and Palmer»» хотя выбранная им песня больше всего напоминает группу «Цветы» Стаса Намина. Композиция It’s 5 O’Clock греческой супер-группы Aphrodite’s Child, в которой пел Демис Руссос, а музыку писал Вангелис. Что-ж, вспомнив православных братьев-русских, не стоит забывать и православных братьев-греков…
Свободными в топе остались, таким образом, три позиции, и все три отходят белградскому пост-панку и нью-вейву, а именно группам «Идолы» и «Партибрейкерсы». Если было в этом рейтинге что-то абсолютно ожидаемое, то это именно альбом «Идолов» 1982 года «Оборона и последние дни». Белградских хулиганствующих эстетов на запись данной пластинки вдохновил одноименный роман писателя-эмигранта Борислава Пекича. Они замахнулись на концептуальный альбом об уходе молодого человека в монастырь, его прощании с привычным миром и не оставляющих его до самого пострига сомнениях. При этом то, что было возможно в литературе социалистической Югославии, было вообще недопустимо в рок-музыке (см. Бреговича и ругательное упоминание Христа). Поэтому песня, изначально называвшаяся „Монаси“ («Монахи»), в итоге стала называться „Моjа си“ («Ты моя»). Но и с учетом всего этого вынужденного камуфляжа пластинка полна православного символизма и мистицизма.
«Бывают произведения искусства, которым не нужно время для того, чтобы стать классикой, общепризнанными шедеврами; по ним сразу понятно, что это вещь особенная, исключительная. И даже более того, это рубежная вещь, которая сразу делит мир на „до“ и „после“ ее появления, поскольку впервые выносит на свет важные, но не проговариваемые до этого темы и явления. Именно таков альбом „Идолов“ „Оборона и последние дни“. В текстах на этом альбоме впервые в нашей популярной музыке звучит имя Господне. На обложке этого альбома мы также впервые видим полиставрион – обязательный атрибут архиерейского облачения. А также впервые в югославской рок-музыке название альбома было написано кириллицей — и не просто кириллицей, а шрифтом на основе церковнославянской вязи».
Всё именно так и есть. Но надо понимать, что и для участников группы, тогда еще совсем молодых ребят, и для выпускавшей альбом загребской фирмы «Кроатия-Рекордс» все это заигрывание с православием было в первую очередь пощечиной общественному вкусу, испытанием системы на прочность – прогнется или нет? И система прогнулась. Несмотря на то, что многие критики в полиставрионе углядели свастику (которой там нет), цензурные органы не осмелились альбом запретить, а тираж отозвать. Пластинка не очень хорошо продавалась в силу своей сложности и необычности, но уже через два года уверенно вошла в пятерку лучших рок-альбомов Югославии, по мнению местной критики. В музыкальном смысле выбранная Его Святейшеством песня «Оборона» — это жизнерадостный синти-поп, с бодростью и энергичностью которого контрастирует депрессивный вокал автора композиции Срджана Шапера. В песне рефреном повторяется фраза, звучащая как готовый лозунг – «Иисус наш май», отсылающая, вероятно, к первомайским демонстрациям. Странный видеоряд в клипе и то, что текст дается на латинице, не должно нас смущать: это постаралась «Кроатия-Рекордс», выпустившая в прошлом году люксовое коллекционное переиздание пластинки. Конечно же, на виниле.
Вот и добрались мы до Цане Костича, которого Патриарх Сербский называет «мой друг и брат». О Цане невозможно рассуждать ровно и спокойно, это один из самых талантливых, но и один из самых невыносимых людей в сербской рок-музыке. Зоран «Цане» Костич еще в 80-е решил одеваться и вести себя не как типичный панк, а как итальянский мафиози: сросшиеся с лицом черные очки, рубашка от Версаче, толстая золотая цепь, зажигалка Zippo – все мы помним таких молодчиков в их российском изводе. Сейчас, на шестом десятке, он выглядит как второплановый персонаж сериала «Сопрано» и, повторимся, ведет себя соответствующе. Его манера наезжать на журналистов, даже самых лояльных к нему, и превращать любое интервью в поток оскорблений стала притчей во языцех. Состав группы Цанета «Партибрейкерсы» обновлялся постоянно: практически никто не мог с ним выдержать больше двух альбомов. По музыке это бодрая, энергичная, насквозь мачистская смесь тяжелого R’n’B, пост-панка и рокабилли, пели они в основном о девчонках, выпивке и вечных проблемах с деньгами. Но в начале 90-х что-то в мировосприятии Цанета начало меняться. Во-первых, распад Югославии и последовавшие войны повлияли. Во-вторых, у него обнаружился рак щитовидной железы в тяжелой стадии. В итоге Цане бежал из родного Белграда, переселился в тихий провинциальный Зренянин и стал прихожанином монастыря Ковиль, настоятелем которого в те годы был будущий Патриарх Порфирий. Последний проект Цане Костича – группа с тяжело переводимым на русский язык названием «Веронаукси» («Веронаука» — «Закон Божий», обязательная в сербских школах учебная дисциплина). Цане играет с учениками старших классов гимназии в Земуне, проявившими интерес как к музыке, так и к Закону Божию. Это всё та же маскулинная, тестостероновая смесь пост-панка и рокабилли, но в текстах теперь говорится о помощи бездомным, больным и увечным. Искренность обращения Цане Костича к Богу никто сомнению не подвергает, старые фанаты в массе своей новый проект приняли с воодушевлением.
Его Святейшество из всего обширного музыкального наследия Цанета, помимо «Веронауксов», выделил песню «Я хочу знать» 1994 года. Это переломный для Костича момент: когда брутальный мачо внезапно осознает свою хрупкость и уязвимость, но не сдается.
«Сердце ведет меня к солнцу, а страх уводит нас во мрак, — провозглашает Цане. — Я не хочу быть слепым, я хочу знать, куда ведет меня этот путь».
И припев, важность которого Патриарх Сербский подчеркнул особо: «Быть верным, быть особенным, быть свободным, быть честным перед собой. Верным, особенным, свободным, честным перед собой».
«Эта песня – возможно, лучшее из всего, что было написано в нашем роке», — констатирует Господин Порфирий.
Изначально мы не собирались делать далеко идущие выводы из плейлиста Патриарха и анализировать его музыкальные предпочтения. Но, с другой стороны, читатель, осиливший столь длинный текст, вправе требовать некое подведение итогов.
Какую музыку любит Его Святейшество? В основном, медленную, красивую и печальную, если это не «Идолы» и не Цане Костич. Что может о человеческих особенностях Патриарха Сербского сказать эта музыкальная подборка? Может сказать, что Порфирий был и остается человеком, который смотрит на мир широко раскрытыми глазами, не отвергает сходу никакие музыкальные жанры и исполнителей. Который может и песню кроулианца Пейджа, и фильм охальника Макавеева воспринимать как часть божественного промысла. В общем и целом, пред нами очень наслушанный и насмотренный, очень молодой душой и очень симпатичный человек.
Канд. ист. н., старший научный сотрудник Института славяноведения РАН,
историк и писатель Никита Бондарев