Часть первая
Часть вторая
Часть третья
После «Битвы на Неретве» для Булайича наступает сложный период. Иосипу Брозу Тито кино понравилось, простым югославским зрителям тоже, а вот критика была к фильму не слишком благосклонна, отмечая как его высочайший технический уровень, так и драматургическую беспомощность. Картина неплохо прошла в прокате во Франции и Италии, в США — лучше, чем любой югославский фильм до этого, спасибо Роджеру Корману и Сэму Аркоффу. Но, например, в Великобритании фильм не прокатывался вообще, в СССР прокат был ограниченный, «Неретву» увидело меньше людей, чем «Козару». Причиной умеренного интереса к картине не в последнюю очередь стал нечеловеческий хронометраж — три часа без «интерлюдии», которую обычно делали в длинных голливудских фильмах, жалея зрителя. При этом власти требовали от Булайича продолжения в том же духе, а мы с вами помним, что Велько никогда не снимал две похожих кинокартины подряд, таков его режиссёрский принцип. Но попробуй объясни это маршалу Тито… В итоге сиквел «Неретвы» делал ассистент Булайича Стипе Делич, партизанский эпик получил название «Сутьеска» (это тоже река и тоже в Боснии), бюджет его был даже больше, чем у Булайича, причём львиная доля ушла на гонорар Ричарду Бартону, который сыграл Тито (первое полноценное появление лидера Югославии на экране).
А что же Булайич? Ему очень хотелось создать масштабный костюмный фильм, желательно экранизацию югославской литературной классики, «Мост на Дрине» Иво Андрича или «Дервиш и смерть» Меши Селимовича. С «Дервишем» Булайич вроде бы даже запустился в производство, но его реноме изрядно подорвал скандал вокруг взорванного моста через Неретву, о котором мы писали в прошлой части. Картину эту в итоге снял черногорский режиссёр Здравко Велимирович, не справившийся ни с боснийско-мусульманской натурой, ни со средневековым колоритом. Но Булайич без дела не остался, удачно вписавшись в очередную международную суперпродукцию, на этот раз посвящённую Сараевскому убийству 1914 г. — тоже в каком-то смысле костюмный фильм, как ему изначально и хотелось.
Беспринципный Гаврило Принцип
…И получился у Булайича первый однозначно плохой фильм в режиссёрской карьере. «Неретву» есть за что ругать, но есть и за что хвалить. В «Сараевском убийстве» (1975) похвалить можно только будущую легенду сербского кино, а на тот момент дебютанта Радоша Байича в роли одного из заговорщиков, Неделько Чабриновича. Всё остальное в этом фильме или плохо, или очень плохо. Главная, но далеко не единственная проблема картины — сценарий, который писали сам Велько и брат его Стево, вдохновляясь книгой «Сараево 1914» Владо Дедиера (попавшего в опалу титовского патриция, имевшего нетривиальное видение Сараевского убийства). Фильм идёт два с половиной часа, в лучших традициях Булайича. При этом на протяжении первого часа нам рассказывают две параллельные истории: как эрцгерцог Франц-Фердинанд собирается в Сараево и как туда же из Белграда пробираются заговорщики-младобоснийцы. И весь этот первый час можно смело выбросить в монтажную корзину.
Булайич решает понагнетать напряжение, выставляя на пути у заговорщиков и их жертвы разные препятствия. Император Франц-Иосиф говорит своему наследнику: я не могу допустить, чтобы ты и твоя морганатическая супруга, графиня Хотек, ехали в Сараево вместе, это нарушение протокола. — Ах вот как! — возмущается Франц-Фердинанд. — Ну, тогда я вообще туда не поеду, а поеду в Конопиште стрелять кабанов. И вроде как в Сараево не едет. Но мы-то с вами, читатель, знаем, что в итоге «толстый и набожный» эрцгерцог поедет в Сараево, где его «убьют из револьвера в автомобиле — такие баре могут себе это позволить». Поэтому в конфликт дяди-императора и племянника-эрцгерцога зритель не вовлекается. Ещё хуже обстоит дело с молодыми заговорщиками.
Булайич пытается выстроить «саспенс» вокруг поездки Гаврило Принципа и Неделько Чабриновича из Белграда в Сараево: сначала их преследует сербская полиция, потом они при помощи контрабандистов переправляются через реку Дрину, а в Боснии им на хвост сразу садится австрийская контрразведка. Младобоснийцы прячутся в болоте, убегают, отстреливаются, прыгают с поезда, и всё это под нагнетающую напряжение музыку чеха Любоша Фишера. Вот только мы прекрасно знаем, что ребята доберутся куда надо и сделают всё, что нужно, поэтому никакого смысла все эти драматические перипетии не имеют.
Альфред Хичкок словом «саспенс» называл ситуацию, когда зритель знает больше, чем герой фильма, и поэтому за героя переживает, классический пример — человек везёт в чемодане бомбу с часовым механизмом, сам не зная об этом, зритель слышит, как часики тикают, а будущая жертва в это время спокойно читает газету. Это саспенс. У Булайича же получился «антисаспенс» — герои фильма находятся на волосок от гибели, а их планы в одном шаге от провала, но зрителю-то известно, что и Франц-Фердинанд и Гаврило Принцип будут 28 июня 1914 года у Латинского моста в Сараево. И никакая музыка, никакой монтаж не в силах заставить зрителей поверить, что заговорщикам что-то на самом деле угрожает, равно как и тому, что эрцгерцог может в Сараево просто не поехать.
Скажем прямо, вся первая половина фильма — это провал, непростительный даже для студента первого курса сценарного факультета. Но ситуация не исправляется и когда события переносятся в Сараево, поскольку, прежде чем дело дойдёт до собственно покушения, нам полчаса показывают военные манёвры, ради которых эрцгерцог в Боснию и ехал. Ясно, что от Велько Булайича хотели эпических массовых сцен со взрывами в духе его партизанских картин. Но не на полчаса же! После этого неоправданно затянутого эпизода даже зритель, стоически выдержавший первый час фильма, плюнет и включит какой-нибудь сериал. И мы его не осудим. Провальный сценарий дополняет абсурдный кастинг. Роль эрцгерцога, которого, напомним, бравый солдат Швейк называет «толстым и набожным» (с полным на то правом) исполняет красавец и атлет Кристофер Пламмер, незадолго до того изобразивший римского императора Коммода, лично участвовавшего в гладиаторских боях. Графиню Софию Хотек, румяную круглолицую блондинку, играет знойная бразильянка Флоринда Болкан, чёрные глаза и индейские скулы которой не забудут ни поклонники телесериала «Спрут», ни любители итальянских ужастиков «джалли».
Странно получилось с исполнителем убийства, Гаврило Принципом. Его играет хороший, но несколько анемичный актёр Ирфан Менсур, герой «белой волны» югославского кино, типичный мятущийся интеллигент. А вот роль его напарника Неделько Чабриновича исполняет ультрахаризматичный Радош Байич, он метко стреляет, ловко метает бомбы, флиртует с дамочками, невероятно артистично поёт и танцует (причём исполняет боснийский серб почему-то далматинские канцоны). Это могло бы быть занятным сюжетным ходом: тот, кто нам кажется главным героем, в последний момент оказывается не у дел, а его вечно во всём сомневающийся, лишённый внутреннего стержня беспринципный приятель становится тем, кто вершит историю. Проблема опять-таки в том, что мы с самого начала знаем, что харизматичный Чабринович промахнётся, а вялый и нерешительный Принцип застрелит и эрцгерцога, и его морганатическую супругу. Да и не был Гаврило Принцип ни вялым, ни нерешительным, это какие-то психологические проекции Велько и Стево Булайичей…
Сатанизмом против коммунизма
То, что Велько Булайич вступил в полосу кризиса, было очевидно даже его покровителям в высших эшелонах власти. «Козару», «Неретву», а тем более научно-фантастическую «Войну» сравнивать было просто не с чем — никто в Югославии до Булайича не снимал ничего подобного. А про Сараевское убийство — снимали. Ещё в 1968 г. хорватский режиссёр боснийского происхождения Фадил Хаджич выпустил фильм, почти одноимённый картине Булайича. У Хаджича было «Сараевское покушение», у Булайича, если буквально, «Сараевские убийцы», в международном прокате кинофильмы имели одинаковое название, что по сию пору сбивает с толку киноведов.
Мы позволим себе пересказать первую сцену фильма Хаджича, читателю сразу станет очевидна пропасть между двумя картинами. Итак, 1945 год, во время уличных боёв в Сараево молодой партизан находит укрытие от фашистов в квартире старого учителя. Тот поит незваного гостя кофе и говорит: «А ты похож на него». «Кого это «него»?» — удивляется партизан. «На моего друга Гавро», — отвечает учитель и показывает фото, на котором он запечатлён с Принципом, Чабриновичем, Чубриловичем и прочими младобоснийцами. Далее история перемещается в 1914 г., чтобы в конце вернуться в 1945. Хаджич рассказывал, что изначально у него была идея снять фильм, где действие постоянно будет перескакивать из 1914 в 1945 и обратно, причём членов «Молодой Боснии» и титовских партизан должны были играть одни и те же актёры, даже ходить они должны были по одним и тем же переулкам. Но столь авангардную идею студийное начальство зарубило. Жаль, фильм мог бы получиться гениальный. Но и без зарифмованности событий и героев у Хаджича вышло очень достойное кино. Несказанно лучше, чем картина Булайича, и, что характерно, стоил фильм в четыре раза дешевле.
Возвращаясь к Булайичу, все причитающиеся ему «плюшки» за блокбастер про Сараевское убийство Велько получил, даже на Оскар выдвигался, но при этом вокруг режиссёра не умолкал злорадный шёпот — магия Булайича, мол, закончилась. Никогда ему больше не снять ни вторую «Козару», ни вторую «Неретву». В этой ситуации режиссёр создаёт самый дикий, странный и несуразный фильм во всём югославском кинематографе. Речь идёт о картине «Человек, которого нужно убить» (1979), формально — экранизации истории черногорского правителя-самозванца Шчепана Малого, объявившего себя чудом спасшимся российским императором Петром III.
По сути же это не подлежащий жанровой классификации фантастический порно-трэш, половина действия которого происходит в Преисподней, а главным действующим лицом является сентиментальный бес, посланный на Балканы, чтобы морально разлагать черногорцев. Если с чем-то и можно сравнить этот фильм, то разве что с безумными сюрреалистическими кинооргиями Кена Расселла, «Листоманией» и «Малером» прежде всего. С другой стороны, можно сказать, что картина, снятая в копродукции с Чехословакией, подобна наиболее мрачным из чешских киносказок, типа «Моргианы» и «Красавицы и чудовища» Юрая Герца, только с голыми титьками, задницами, групповыми истязаниями и первым в югославском кино лесбийским поцелуем взасос, причём целуются две демонессы, одну из которых играет сербка (Душица Жегарац), а другую чешка (Зузанна Кочурикова) — дружба народов своего рода.
Что должно было происходить с Булайичем в 1979 году, что сподвигло его это снимать? Точно никто не скажет, но режиссёр, очевидно, находился в глубочайшем кризисе и внутреннем раздрае. На здоровую голову такое не создаётся, чтобы всё это придумать, нужно быть, как говорят американцы, slightly cuckoo. Одно из объяснений, данных Булайичем уже на склоне лет, сводится к тому, что Преисподняя — это закрытый для посторонних мир титовских номенклатурщиков, а дьявол — это сам Иосип Броз Тито. Странно, мягко говоря, слышать такое от человека, которому Тито дал всё: запредельные по югославским меркам бюджеты, неограниченную массовку, практически полную свободу действий, про материальные блага типа виллы в Загребе, гарсоньерки в Риме и дачки на море мы как бы и не упоминаем…
Дьявол в этом фильме, надо сказать, получился незабываемым. Играет отца лжи сербский актёр Танасие Узунович, человек с очень специфической внешностью и очень странной актёрской судьбой, изображал сплошь каких-то алкашей и делинквентов, в лучшем случае злобных фашистов или четников. В фильме Булайича чешские мастера грима создали из него гротескное, но устрашающее существо с долихоцефалическим черепом и фаллическим носом. Вообще демоноиды в этом фильме выглядят разнообразно, в диапазоне от зомби-рептилоидов до косматых чубакк (первую часть «Звездных войн» создатели фильма, очевидно, внимательно смотрели).
Пересказывать собственно сюжет картины — дело абсолютно бессмысленное, нечего и пытаться. Скажем лишь, что из Булайича вдруг, довольно неожиданно, полезла едкая злая ирония по поводу христианства вообще и православия в частности. Ближе к концу фильма черногорский митрополит и его окружение оказываются ничем не лучше, а может, даже хуже, чем исчадия ада. Единственным, кто может и хочет помочь простым черногорским крестьянам, становится познавший любовь земной женщины мелкий бес Фарфа (он же ложный царь Шчепан Малый). Чёртик сознательно сделан очень симпатичным, сыграл его хорватский актёр Звонимир Чрнко, в 1968 г. воплотивший образ Сергея Есенина в английском фильме про Айседору Дункан (с Ванессой Редгрейв в титульной роли).
Православные же священники больше похожи на жадных и злых евреев в нацистских пропагандистских фильмах типа «Еврея Зюсса». Совершенно понятно, что симпатии Булайича на стороне бесёнка с есенинскими «пеньковыми волосами, васильковыми глазами и любопытствующим носиком», а не на стороне «попов-мироедов».
Долгая кончина
На этом Велько Булайич как уникальный и самобытный режиссёр заканчивается. «Человек, которого нужно убить» выглядит как демонстративный хлопок дверью на выходе и в каком-то смысле этим и является. Правда, Булайич снял ещё семь фильмов, но они совершенно не обязательны к просмотру. Собственно, последние сорок лет его карьеры в кино есть просто затянувшееся послесловие к первым двадцати. Всё, что режиссёр создал после 1980 г., — вариации на тему уже известных нам фильмов или их прямое продолжение. «Высокое напряжение» (1981) подхватывает тему индустриализации, начатую в «Бурлящем городе» (1961). «Большой транспорт» (1983) — печальная в своей неуместности попытка снять партизанский эпик в эпоху ревизионизма и постмодернизма. «Земля обетованная» (1986) — буквальный сиквел «Поезда вне расписания» (1959).
В 2006 г., после долгого перерыва, Булайич выпускает фильм «Либертас» про дубровницкого поэта и драматурга XVI в. Марина Држича — хорошее приложение к школьной программе, красивые виды Дубровника, можно показывать по образовательным каналам. В 2015 г. выходит документальный фильм «Вуковар: место памяти», про трагедию старинного городка на границе Хорватии и Сербии, практически полностью уничтоженного в 90-е гг. Этот фильм сам собою напрашивается на рифму с документалкой 1963 г. про землетрясение в Скопье, только разрушенную македонскую столицу Булайич снимал сам, а фильм про Вуковар собран из чужих съёмок.
Последний фильм Булайича, «Побег на море», уже лет восемь находится на этапе постпродакшна, не факт, что мы его вообще когда-либо увидим. Но потрясением этот фильм совершенно точно не станет. Здесь мы упираемся в сакраментальный вопрос, сформулированный канадским рок-менестрелем Нилом Персивалем Янгом: что лучше — быстро и ярко сгореть или долго тлеть? У Булайича парадоксальным образом получилось и то, и другое: горел так ярко, что глазам больно, выгорел, вспыхнул на прощание странным инфернальным огнём, после чего долго и бессмысленно тлел…
В начале нашей «саги о Булайиче» мы обещали рассказать, как он обанкротил сербскую киностудию «Неопланта». Пусть эта история и будет финальным аккордом. В 1982 г. Булайич попробовал в третий раз войти в реку партизанского эпика, на этот раз картину он планировал снять на севере Сербии, используя возможности новисадской киностудии «Неопланта». Провинциальная студия была бюджетно ограничена, но Велько убедил руководство, что все расходы, около 1,8 млн долларов, возьмут на себя зарубежные партнёры — американская контора Incovent Inc. и итальянская Lanterna editrice. Какие-то деньги капиталисты действительно перевели, съёмки начались. Однако же, с самого начала сомнения вызывал актёрский состав: с югославской стороны сплошь тяжеловесы уровня Баты Живоиновича, итальянцы прислали красавчика Хельмута Бергера (домашний любимец Лукино Висконти), а вот от Америки прибыли несколько деятелей, известных разве что по телесериалам и дешёвым ужастикам (Эдвард Альберт, Стив Рейлсбэк, Джеймс Францискус — кто все эти люди?). А потом и средства закончились, примерно на середине съёмок. Но Булайич продолжал работать в кредит, обещая, что деньги будут. Фильм как-то доделали, студия еле свела дебет с кредитом, режиссёр отправился в Загреб, монтировать версию фильма для американского проката. А потом в Нови-Сад пришёл счёт от американской конторы «Рога и копыта» на три миллиона долларов. Велько Булайич не смог вовремя предоставить американцам монтажную версию для их рынка, условия контракта не соблюдены, неустойку должна платить «Неопланта», все оборотные средства которой Булайич уже израсходовал.
Стали разбираться, выяснили через американский арбитраж, что имел место сговор — заокеанские «спонсоры» поняли, что фильм масштаба «Неретвы» и «Сутьески» у них не вытанцовывается, и предложили Булайичу взятку в 20 тысяч долларов за то, чтобы он сознательно «пролюбил дедлайн» (а директор картины Младен Коцеич за эти же услуги, официально оформленные как marketing consulting, получил 2500 долларов). Вероятно, к этой афере имел отношение и директор «Неопланты» Драшко Реджеп, но следы ведут не к нему, а к Булайичу. Подробный отчёт назначенного судом временного руководства Неопланты об этом «картельном сговоре» хранится в Архиве Воеводины, кому интересно — обращайтесь, у нас и шифр есть. Как бы то ни было, студия была обанкрочена, права на её кинофонд получили почему-то итальянцы, Новисадский банк долго судился с Велько Булайичем, но ничего не отсудил, а потом Югославия распалась и всем стало не до того… Тут и сказочке конец.
Был ли покойный нравственным человеком? История «Неопланты» и разрушенного моста через Неретву говорят нам, что, скорее всего, не был. Был ли Велько Булайич талантлив? Безусловно, был, до такой степени, которая выводит художника за рамки стандартных представлений о добре и зле. Но талант в какой-то момент иссяк, а вера в собственную избранность и вседозволенность остались, что, конечно, трагично. Можно ли верить рассказам Булайича о себе? Категорически нельзя. Можно ли верить тому, что написали о нём мы? Решайте сами.
Обложка: Boris Kovacev / CROPIX