2 апреля с.г., в более чем почтенном возрасте 96 лет, умер хорватско-черногорский режиссёр Велько Булайич. Имя его знакомо всем, кого интересует Югославия как страна и «югославизм» как культурный феномен. За пределами Балкан Булайича воспринимают в качестве автора масштабнейших партизанских боевиков, которые «утёрли нос Голливуду» и задали новый уровень для фильмов о Второй мировой. В этом качестве Булайич вроде бы вызывает симпатию — вот и в Telegram-канале «Балканиста» написали: «светлая память великому режиссёру». Что режиссёр он великий, сомнений нет, хотя Булайич и пребывал в творческом кризисе с 1978 г. Насчёт «светлой памяти» существуют разные точки зрения.
Велько Булайича, безусловно, есть за что не любить. Он обанкротил целую киностудию, новисадскую «Неопланту», причём сделал это сознательно. Снял злую пародию на поэму Негоша «Ложный царь Шчепан Малый», проникнутую извращённым эротизмом и недвусмысленной неприязнью к православию. Был другом и где-то даже идеологом Мило Джукановича, собственно, разворот Джукановича в середине 90-х гг. от сербского ура-патриотизма к западничеству и сербофобии происходил «по сценарию» Булайича. Сочинял и привирал о себе Булайич очень много, например, история о том, как Пабло Пикассо нарисовал плакат к партизанскому боевику «Битва на Неретве» за ящик югославского вина — в основном вымысел.
Здесь читатель должен начать подозревать, что автор статьи Велько Булайичу не очень симпатизирует. Отпираться не будем — да, это так, мы убеждены в том, что чисто по-человечески Булайич был довольно неприятным и беспринципным типом. Но с киноведческой точки зрения это, безусловно, глыба, матёрый человечище. Тут, правда, тоже есть нюансы — хвалят его, как правило, не за те фильмы, которые в наибольшей степени комплиментов заслуживают… Попробуем разобраться во всём по порядку.
Начало. Годы капучино
Появился на свет Велько Булайич в селе Вилуси, расположенном на границе Черногории с Герцеговиной. Местные жители самоопределяются скорее как черногорские сербы, чем как черногорцы, хороший пример — троюродный брат режиссёра (родившийся с ним в один год), юрист-международник Милан Булайич. Этот Булайич всю жизнь занимался разоблачением геноцида хорватских усташей над сербами в годы Второй мировой войны, основал Музей Геноцида в Белграде. Велько же Булайич национальную самоидентификацию большинства своих земляков не разделял, он побывал и югославом, и черногорцем, и хорватом, а вот кем он не назывался никогда, так это сербом.
Отец будущего режиссёра, Милько Булайич, был преподавателем гимназии, пламенным социалистом и ненавистником королевской Югославии (если верить Велько). Вскоре после рождения сына семья перебралась в Сараево, а в 1934 г. Милько Булайич был задержан полицией за выступление на митинге в честь двадцатилетия начала Первой мировой войны. Велько утверждает, что его отец сказал с трибуны: «Если бы Гаврило Принцип сейчас воскрес, он бы сразу умер, увидев, в каком насквозь прогнившем государстве мы живём». Учителя внесли в чёрные списки полиции, с работы, впрочем, не уволили, и семья Булайич продолжала жить в Сараево до 1941 г. — вот таким «насквозь прогнившим» было Королевство Югославия. С началом Второй мировой Булайич-старший вывез семью в Черногорию, предвидя, что в Боснии «всё будет сложно». Таким образом, Булайичи не пострадали от хорватских усташей, но пострадали от итальянцев и черногорских четников.
При чём здесь четники? Дело в том, что итальянские оккупанты доверили управлять лагерями для перемещенных лиц местным четникам, которые сначала подняли против них восстание, но в итоге основная часть признала бесперспективность сопротивления. Главного черногорского четнического воеводу звали Блажо Джуканович, он дальний родственник пресловутого Мило Джукановича (а внешнее сходство между ними такое, будто и не дальний).
Ненависть Велько Булайича к «бородатым» и категорическое неприятие любой просербской риторики идёт, видимо, из тех времён, когда его семью держали в лагере четники Джукановича. Почему держали? Вот этот момент как раз неясен, но, видимо, Милько Булайич и оккупационным властям задвигал уже про их «прогнившее государство». Отметим, раз уж подняли эту тему, что речь отнюдь не идёт о «лагерях смерти», подобных хорватским Ясеновцу и Старой Градишке, — в черногорских лагерях за все время их существования погибло 183 человека, причём в основном от болезней, антисанитария там была ужасная…
В короткий период безвластия между капитуляцией Италии и вводом в Черногорию немецких войск (сентябрь 1943 г.), большую часть «перемещённых лиц» распустили по домам, но, вместо того чтобы вернуться в родное село, пятнадцатилетний Велько Булайич и два его старших брата уходят к коммунистическим партизанам Тито. Самый старший погибает, средний получает серьёзное ранение, даже Велько, которого по малолетству поставили ухаживать за лошадьми, зацепило осколком во время немецкой бомбардировки.
После войны уцелевшие Булайичи возвращаются в Сараево, где Велько оканчивает школу и идёт служить в армию, причём получается так, что службу он проходит в Загребе. Там же, в загребском Доме армии, он создаёт киноклуб, где не только крутят фильмы, но и читают лекции. В 1950 г. Булайич демобилизуется, записывается на курсы при загребской киностудии, подрабатывает на съёмках то артистом массовки, то разнорабочим. В 1952 г. участвует в съёмках фильма своего старшего товарища Ватрослава Мимицы «В бурю» как ассистент режиссёра, соавтор сценария и актёр, кстати, играет Булайич католического священника.
Мимицу критика так изругала за дебютный фильм, что он был вынужден на 12 лет уйти из игрового кино в анимационное, не будучи даже хорошим рисовальщиком. Об этом режиссёре тоже стоило бы поговорить, но как-нибудь в другой раз. Так или иначе, ответственность за провальный (на самом деле нет) фильм на Булайича не распространилась, и более того — его отправили учиться в Италию, в легендарный «Centro Sperimentale» при студии «Чинечитта». Начинаются его «годы капучино».
Собственно, от Булайича ожидали, что, вернувшись из Италии, он полученные навыки употребит на то, чтобы создать в Черногории национальную кинематографию. Считалось, что у каждой югославской республики и автономной области должна быть своя киностудия и свой узнаваемый голос в общеюгославском хоре. Так вот, даже в Косово и Метохии положение с кинопроизводством было лучше, чем в Черногории, там полноценную студию и штат киношников при ней не получалось создать никак. Этот недопустимый перекос и должен был исправить Булайич. Но он ожидания югославских властей обманул.
В Италии Булайич проводил время хорошо: и азы профессии постигал, и легендарные вечеринки на «Чинечитте» не пропускал. Местным кинодеятелям студент из социалистической Югославии был интересен, его брали в группу ассистентом-стажёром и классик неореализма Витторио де Сика, и постановщик развлекательных фильмов Марио Сольдати, но ближе всего Булайич сошёлся с Джузеппе де Сантисом, коммунистом и даже немножко партизаном, большим другом Югославии. Булайич ещё в Загребе посмотрел «Горький рис» де Сантиса, и именно этот фильм — реалистический, критически заряженный, но при этом чувственный до неприличия (благодаря Сильване Мангано, первой итальянской секс-бомбе) — для него на многие годы стал образцом для подражания. В 1957 г. Булайич возвращается на родину, в 1959 г. снимает первый полнометражный фильм.
Неореализм и фантастика
Как и было сказано, от Булайича ожидали, что он будет стахановскими методами поднимать кинематографию Черногории, но у начинающего режиссёра были совершенно другие планы. Он решил, возможно, и справедливо, что лучше быть последним режиссёром на нормальной студии, чем первым режиссёром на черногорском «Ловчен-фильме», и отправился в Загреб. У него был козырь в рукаве, в виде де Сантиса, который мечтал снять фильм в Югославии, а посреднические обязанности возложил на «друга Велько» — именно Булайич должен был решить, с какой из югославских студий всемирно известный режиссёр, номинант на «Оскар», будет работать. Международная копродукция, да ещё с автором такого уровня, для Югославии была очень важна, поэтому Булайича не без скандала, но взяли в штат загребского «Ядран-фильма». Черногорское кино пришлось поднимать другим людям — Велимиру Стояновичу, Мило Джукановичу (о, Боже, нет, неужели ещё один Джуканович? да ещё и Мило?!), увы, нельзя сказать, что они с этой задачей справились.
А Булайич в Загребе не терял времени и в 1959 г. запустился с фильмом «Поезд вне расписания». И сразу же доказал, что он настоящий большой самобытный талантище. Критики фильм в основном обругали, но что они вообще понимают, эти критики. Фильм повествует о том, как крестьян из бесплодных внутренних районов Далмации переселяют на плодородную воеводинскую равнину, несколько обезлюдившую после бойни Второй мировой. Картина сделана по неореалистическим канонам, в ней огромное количество непрофессиональных актёров именно из далматинских сёл, и даже поезд, на котором колонистов отправляют в Воеводину, — тот же, что и в жизни. Это вообще-то состав для перевозки скота, который власти попытались хоть как-то приспособить для людей, в одном из вагонов даже оборудовали самодеятельный театр, чтобы развлекать переселенцев на остановках. Фильм заканчивается незабываемой сценой — далматинцы, ошарашенные, стоят посреди воеводинского чернозёма, они никогда в жизни не видели ни такие обширные равнинные пространства, ни такое количество ничейной пахотной земли. Они просто не знают, что с этой землёй делать…
Собственно, ругали Булайича за этот фильм партийные критики скорее для проформы, памятуя о его непатриотическом бегстве с «Ловчен-фильма». Зрителям при этом фильм понравился, особенно молодой Бата Живоинович, который для Булайича на долгие годы станет и другом, и актёром-талисманом. Хорошо фильм принимали и на главном югославском кинофестивале в Пуле, и в Каннах. В общем, по-отечески пожурив Велько за юношеский максимализм, руководство студии дало ему полную свободу действий со следующим фильмом. И вот тут-то Булайич по-настоящему всех удивил. Так удивил, что его чуть от кино не отлучили и из страны не выгнали.
У Булайича есть две работы, абсолютно не вписывающиеся ни в основной корпус его фильмов, ни вообще в югославский кинематограф. Одна из них — фильм «Война» 1960 г., для проката в США переименованный в «Невесту ядерной войны». Первый, последний и единственный югославский постапокалиптик, как это сейчас принято называть.
Действие фильма происходит вне времени и пространства, в каком году — неведомо, в каком краю — незнаемо. Паренёк Тони (Антун Врдоляк) делает предложение своей возлюбленной Марии (польская актриса Эва Кржижевска). Все их друзья и родственники не могут нарадоваться на эту красивую пару, молодые очень счастливы, пока прямо во время венчания не начинается вражеский налёт. Патер успевает сказать «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti», но не успевает сказать «Amen» — падает, прошитый пулемётной очередью. При этом, кто и почему напал на страну, где происходит действие, остаётся непонятным.
Фильм богат абсолютно визионерскими, пророческими сценами. Например: люди в бомбоубежищах смотрят на больших экранах прямую трансляцию с видеокамер, прикреплённых к ядерным ракетам, запущенным в направлении потенциального противника. Видят они сначала красивые облака, потом мирный город, на который ракета стремительно снижается. Сцена производит на зрителей обратный ожидаемому эффект, все в ужасе, кто-то даже стреляет в экран, чтобы не видеть «войну глазами ядерной боеголовки». Если вам, читатель, здесь вспомнился «Доктор Стрейнджлав» Стенли Кубрика, то он вам правильно вспомнился, хотя и снят на четыре года позже (1964). Оскароносный Кубрик явно находился под влиянием Велько Булайича, как и Сидней Люмет с фильмом «Система безопасности» (того же года). И на фильм Ингмара Бергмана «Стыд» (1968) Велько Булайич тоже повлиял.
А вот в самой Югославии фильм остался практически неизвестным — чиновники от культуры его не поняли, или наоборот, слишком хорошо поняли. Картина получила три «Золотых арены» на главном смотре югославского кино в Пуле, но в широкий прокат выпущена не была. На мировой прокат югославские власти повлиять, слава Богу, не могли, поскольку фильм был копродукцией с Италией. Получается, опять Булайич выкрутился благодаря своим итальянским связям.
На этом первая часть «Реквиема по Булайичу» заканчивается. О самом дорогом фильме в истории югославского кино, об эротическо-сатанической пародии на поэму Негоша, о том, как Булайич обанкротил студию «Неопланта», и о постере Пабло Пикассо — читайте в ближайшее время в продолжении.
Фото обложки: filmneweurope.com