В Сербии не то чтобы много действительно культового кино, — конечно, если речь не идёт об Эмире Кустурице: тот определению стоит на красивом холме и наблюдает за остальными. Но ещё реже культовое кино становится кассовым (статус режиссера необязательно подразумевает шикарные сборы, и два Дэвида — Линч и Кроненберг — это подтвердят). Однако примеры такого везения – или завоевания, кому как больше нравится, – в сербском кино есть. И едва ли не главный из них – картина «Мы не ангелы».
Лента вышла на экраны в 1992-м году, а снималась тогда, когда в Югославии разгоралась война. Актёров вот-вот должны были призвать в армию, потому некоторые из них прятались, а другие ждали участи цвета хаки. Фильм создавался, когда, казалось бы, любой синематограф выносился за пылающие скобки.
Режиссёром выступил Срджан Драгоевич – собственно, это его дебютная работа. Позднее он снимет совсем другую ленту «Красивые деревни красиво горят», где продемонстрирует боснийскую войну во всём её чавкающем отчаянием и хлюпающим кровью бесстыдстве, — но тоже не без элементов чёрного юмора. «Мы не ангелы» считаются образцом последнего: картина позиционируется как комедия.
Сюжет здесь вроде бы классический: в том же Голливуде такие киношки штампуют, что называется, пачками. Главный герой — плейбой Никола. Он богат, умён, красив и являет собой типичного соблазнителя: «Не могу понять, отчего ты так нравишься женщинам. Обращаешься с ними, как с животными. — Это их и подкупает…».
Никола прекрасно ориентируется в литературе и в дамских типажах, правда, по утрам — с похмелья — частенько барахлит память: герой уже и не может вспомнить, как звали очередную его пассию. Беда в том, что одна из таких, Марина, забеременела от великого соблазнителя, но избавляться от ребенка не собирается. Хуже того, девушка в принципе отказывается верить, что для Николы она — всего лишь короткое приключение. Марина порой вообще не слишком сообразительна: к примеру, чтобы она могла поддержать беседу о литературе, её инструктируют по специальной связи. Сцена знакомая, вроде той, где «профессор – лопух, но аппаратура при нём». И уж совсем флэш-роял: у Марины есть подружка Буба, фанатеющая от любовных романов, и она собирается помочь несчастной завоевать расположение Николы.
Банальный сюжет, правда? Так и видишь стандартный американский фильм, в котором, в зависимости от бюджета, играют Бен Стиллер, или Брейдан Фрэйзер, или Оуэн Уилсон.
Конечно, имеется и предельно тривиальный ход: есть ангел и дьявол, которые, заключив пари, наблюдают за судьбами влюблённых и всячески на них влияют. Причём принадлежность к условным добру и злу обозначена исключительно цветовой гаммой – белым и красным. Вид обоих существ из другого мира одинаково кошмарен: они будто музыкальные герои из разных эпох и стилей. Дьявол со своими гнилыми зубами, героиновой худобой и кожаным прикидом выглядит как постаревший Сид Вишез (или как Дарби Краш из The Germs – так даже точнее). А вот ангел, похоже, только что выполз из гей-клуба и напоминает Боя Джорджа, который, так и не став знаменитым, закупается на распродажах.
Вот тут и начинаются отличия от Голливуда. Там в качестве ангелов и демонов таких уродов зрителю не покажут (разве что в малобюджетных арт-хаусных лентах), и рок-дуэтами те не выступят. К слову, это фишка нового балканского кино: там обязательно звучит местный рок, расцвеченный народными мотивами. Глядя на всё это взрывное и пёстрое, не верится, что сюжет скользит по давно известным рельсам. Проще говоря, перед зрителем стандартное кино, — но сделано оно нестандартно. Прежде всего, за счёт балканского колорита: он персонифицирует ленту.
Очень странное ощущение, на самом деле: будто смотришь ванильную историю, снятую каким-нибудь Робом Зомби или Элисом Купером. Ну ладно – Тимом Бертоном, который растерял талант Тима Бертона (осталась лишь малая часть). Сперва это отталкивает и пугает, но со временем, наоборот, привлекает, потому что подобных историй множество, — но не с такой атмосферой и не в таком духе. Это как оригинальная кавер-версия на классическую композицию. И балканский колорит здесь одерживает верх над тотальной вестернизацией.
Возможно, в этом и заключается ответ на вопрос, почему «Мы не ангелы» в Сербии считают культовым кино, несмотря на простоту.
А может, дело сугубо в отличных кассовых сборах? Тут ведь тоже интереснейшая история. Когда лента Драгоевича вышла, то Югославия была под санкциями, и кинотеатры остались без голливудского кино, а потому стали крутить исключительно местные фильмы. «Не было бы счастья, да несчастье помогло» (отчасти, конечно). Югославы получили сугубо югославское кино, оставшееся без конкуренции. К чему это привело? Как минимум, к тому, что к зрителю пробилось то, что ранее не имело никаких шансов на существование в массовом сознании.
Подобный опыт продвижения сугубо местного актуален всегда. Вот, к примеру, сейчас в России нередко звучат инициативы ограничить количество голливудских лент в кинотеатрах и увеличить процент фильмов местного производства. Полагаю, что югославский опыт – пусть и заданный принципиально иными, трагическими условиями – в данном контексте весьма полезен для рассмотрения.
Но всё же – и это главное, — что увидели зрители, попав в кинотеатры на фильм «Мы не ангелы» в 1992-м? Чего искали они в картине? Пожалуй, во многом (если не в основном) люди бежали от реалий и погружались в сюрреалистическую историю, трактовавшую классический сюжет по-балкански.
Но почему лента прописалась в их головах?
На первый взгляд, многое определили обстоятельства — время и место. Однако есть ещё два важных – почти подсознательных – гипермомента. О бегстве от реальности я уже частично сказал. Сама атмосфера фильма пропитана мифологичностью и ирреальностью происходящего. Да, на Балканах миф всегда живее всего живого, но в случае фильма Драгоевича во многом сказывается желание уйти в иные категории: мол, смотрите, война, несправедливость, боль, — но есть и божий суд, наперсники разврата! И тут же — испуг от собственного посыла: ведь дьявольское судилище тоже есть.
Фильм этот — внутренняя попытка реабилитировать и Николу, и прочих героев, и всю страну. В образе стандартного плейбоя есть и проекция Сербии — так и не определившейся, не полностью проспавшейся, не до конца вернувшей себе память.
Вместе с тем в ленте «Мы не ангелы» каждый персонаж старается понравиться всем, не оставляя себе шанса на аутентичность. Дело тут не в канонах любовной игры, а во внутренней, в какой-то мере национальной специфике, когда отправляется месседж (точно сигнализация воет) «Пойми и прими меня, нас, ну, пожалуйста!».
Возможно, подобное подсознательное желание понравиться — а вместе с ним и готовность быть отверженным — и сделало «Мы не ангелы» чем-то большим, нежели абсурдистская комедия. И неудивительно, что спустя 13 лет был снят сиквел, а после родилась и трилогия. Но это уже была совсем иная история, исключительно денежная. А иначе быть и не могло. Потому что лишь тогда – в условиях, когда Голливуд отступил, а Запад надавил – и могло запечатлеться нечто важное, пробивающееся из глубины и в итоге приводящее к краху. Тот случай, когда ангелы сами угодили в ловушку, расставленную людьми. Да и не ангелы тоже.