Ошибка некоторых историков заключается в том, что личности и явления прошлого они порой склонны рассматривать статично, без учета их внутреннего развития. Хотя, например, очевидно, что Советский Союз образца 1922-го, 1937-го, 1945-го, 1956-го и 1985-го годов — совершенно разные исторические феномены. Точно так же Сталин и Тито на своем жизненном пути прошли ряд внутренних психологических перерождений. Мы же копнем не ХХ век, а поглубже.
Книга «Записки янычара», написанная в 1490-х годах, дает много информации о Балканах в период становления Османской империи, но оставляет массу вопросов о ее авторе – Константине Михайловиче из Островицы: начиная с того, был ли автор янычаром вообще и заканчивая обстоятельствами, при которых он «с честью» (по его словам) вернулся к христианам.
Согласно классической схеме, янычары – это отобранные у христиан дети, которых за несколько лет превращали в фанатичных адептов ислама и слуг султана. Такая трактовка относительно верна применительно к «золотому веку» Сулеймана Великолепного, но и здесь грешит сильными упрощениями. Если же взять периоды чуть раньше или позже, то характерные явления вообще могут искажаться до неузнаваемости.
Формирование янычарского корпуса началось незадолго до взятия Константинополя (1453 год), причем комплектовался он по принципам, мало соотносящимся с понятием «элитного войска». Поначалу туда отбирали пленников не детского и даже не юношеского возраста, желательно переживших угнетение, унижение рабством и пленом, чтобы те на контрасте понимали, насколько это хорошо – служить султану. Потом все же решили набирать помоложе, поскольку зрелые перековке поддавались плохо, да и физическое их состояние оставляло желать лучшего.
Константин, жизнь которого восстанавливается исключительно по «Запискам янычара», попал в переплет как раз в этот «юношеский» период формирования корпуса. Год его рождения определяется в диапазоне между 1435 и 1438-м. Место рождения — разумеется, Островица, хотя сел с таким названием в Косово два – одно в юго-восточной части Косова поля, другое в окрестностях Ново Брдо – города, который в интересующий нас период был одним из важнейших среди обломков сербского государства. Второй вариант выглядит предпочтительней: в окрестностях Ново Брдо было много рудников, а Константин, который в своей книге «плавает» в вопросах большой политики, демонстрирует глубокие познания, как только речь заходит о горном деле.
В 1453 году будущий автор «Записок янычара» в составе присланных султану Мехмеду II сербских контингентов участвовал в осаде Константинополя и даже был свидетелем опознания останков последнего императора Константина XI. Своих «полудобровольных союзников» султан отблагодарил своеобразно, организовав в 1455 году поход на Сербию. Ново Брдо было взято, знатнейшие его жители перебиты. Про женщин и юношей Константин пишет так: «Юношей было 320, а женщин – 704. Их султан роздал поганым, а мальчиков взял себе в янычары и послал их в Анатолию, за море — туда, где их воспитывают. В этот город и я был взят с двумя моими братьями».
Далее следует лаконичный, но полный драматизма рассказ о том, как Константин с 12-ю другими юношами пытался бежать. Их настигли, «связали и мучили, волоча за конями», но все же пощадили, после того как другие пленники, включая братьев Константина, поклялись, что больше попыток побега не будет.
В следующем фрагменте рассказывается о восьмерых пленных сербских юношах, которые были зачислены в охрану султана и сговорились убить его, чтобы расквитаться за соплеменников. Один оказался предателем. Султан наградил его, но вскоре изменник умер от чахотки. Константин расценивает его смерть как Божью кару. Заговорщиков, разумеется, казнили, а султан с тех по не допускал ни одного серба до своей опочивальни.
Очевидно, Константин стал очевидцем событий, в результате которых и начала складываться классическая схема формирования янычарского корпуса. Из пленников стали отбирать даже не юношей, а скорее подростков, на перевоспитание их отправляли в Анатолию. Сначала они жили в семьях крестьян, осваивая Коран и новые традиции. Потом их отдавали в султанские школы (аджеми огланы), где, в зависимости от способностей, либо зачисляли в классы для воинов, либо в учебные заведения, готовившие будущую элиту империи. Малоспособные и не воинственные становились султанскими слугами. Позже, когда пленников стало не хватать, ввели пресловутую «дань кровью», которую, впрочем, взимали в неясных количествах и с непонятной периодичностью.
Казалось бы, из рассказа Константина о пребывании в плену следует, что он тоже оказался в янычарах, однако автор постоянно себя от них отделяет: «А потом мы видели, как янычары бежали», «Потом лодки поехали на ту сторону, и все янычары переправились к нам».
Однако «постоянно» в данном случае не значит «всегда». Из многих фрагментов следует, что отряд, в котором сражался Константин и который постоянно фигурирует в его рассказе под расплывчатым местоимением «мы», либо все же принадлежал к янычарам, либо постоянно с ними взаимодействовал.
В связи с этим родилась и практически не оспаривалась версия о том, что он служил в османской артиллерии, укомплектованной, в основном, из представителей христианских народов. Версия обоснованная, поскольку, когда речь заходит о стрелках, Константин становится столь же многословным, как и при описаниях горного дела. При этом возникает необходимость в уточнении: артиллерийские подразделения тоже постепенно переходили в категорию янычар.
И еще один важный момент: Константин упоминает об одном из своих братьев, который стал хранителем султанской казны и явно помогал ему сделать карьеру. Достигнуть столь высокого положения тот вряд ли смог бы, не перейдя в ислам. Но этот брат вряд ли имел возможность продвинуть и Константина, который уже «отметился» при попытке неудачного побега.
Так логично возникает предположение, что Константин тоже принял ислам. Подтверждением этой гипотезы служат описанные в «Записках янычара» обряды суфийского ордена Бекташей. Посторонних на такие обряды не допускали, а сам орден был тесно связан с корпусом янычар, неся над ним что-то вроде духовного шефства.
Самой характерной деталью янычарского костюма считался использовавшийся вместо головного убора рукав от халата – кече.
Согласно легенде, такой рукав оторвал от своего халата отец основателя ордена дервишей и отдал отпрыску, чтобы тот перевязал пораненную ногу. Почтительный сын решил использовать отцовский рукав в качестве головного убора.
Думается, многое можно объяснить, если понять специфику отношений между янычарским корпусом и орденом бекташей. Георгий Введенский, автор самого полного на сегодня российского исследования, посвящённого янычарам, дает такую картину: «Орден Бекташи, его доктрины и обряды являли собой причудливую смесь христианства и мусульманства. Они признавали Иисуса Христа, Троицу, состоящую из Аллаха, Мухаммеда и Али; причащались вином, хлебом и сыром; исповедовались. Все это для молодых христиан, попавших в плен или взятых в качестве ”налога кровью”, морально облегчало переход в ислам. Дервишское презрение к роскоши, покаяние, терпение, страх перед Аллахом, аскетизм, отречение от собственной воли, скорее всего, и привели к идее своеобразной подготовки к вступлению в корпус — как прохождение испытательного срока в аджеми огланах».
Многие противоречия устраняются, если представить, что Константин пользовался особым положением янычар и с помощью брата пытался балансировать между двумя мирами — православно-христианским и мусульмано-турецким. Сначала он мог тянуть время, ссылаясь на необходимость постижения основ ислама; потом вступил в орден Бекташ, и, формально приняв новую веру, убедил самого себя, что не изменял он и вере предков (благо обряды у дервишей близки к христианским).
Конечно, такая позиция грешила лукавством, но лукавство все же не вероотступничество. С другой стороны, османы и сам султан явно не имели повода усомниться в лояльности Константина. В 1456-1463 годах он исправно участвовал во всех основных кампаниях турецкой армии и, наконец, получил в самостоятельное командование боснийскую крепость Звечай, гарнизон которой, впрочем, состоял всего из 30 янычар и 50 солдат.
В октябре 1463 года, после ухода главных османских сил, в Боснию вторгся венгерский король Матьяш Корвин, войска которого осадили крепость Яйце. Отдельный отряд с артиллерией был выделен и против Звечая.
Рассказ об обороне доверенной ему крепости Константин сводит всего к двум фразам: «Стены этого замка были весьма плохие и поэтому разрушились, так что мы постоянно работали, чтобы их починить. И это продолжалось до тех пор, пока замок не был взят». И далее — та самая фраза: «А я благодарил Бога, что с честью вернулся к христианам».
Итак, что в понимании Константина значило «с честью»?
Судя по контексту, ненавидя османов, он добросовестно удерживал крепость, будучи связанным то ли присягой, то ли нежеланием подводить брата. И падение Звечая стало для него облегчением.
И другой важный момент. К христианам он вернулся не как ренегат, а как человек, сохранивший свою веру, без чего вряд ли считал бы себя вернувшимся «с честью».
С другой стороны, нельзя исключать, что в глазах христиан поведение Константина выглядело не безупречным. Возможно, его подозревали в переходе в ислам (или даже были в этом уверены). Факт в том, что на венгерской службе Константин не закрепился, а про победителя турок короля Матьяша и его отца Яноша Хуньяди он высказывается только неодобрительно — как о баловнях судьбы. Здесь, вероятно, можно найти объяснение, почему Константину пришлось оставить Венгрию.
Когда и где умер сам Константин, неизвестно. Вероятнее всего, это произошло в Чехии, Польше или на территории Великого княжества Литовского – там, где мало кто был осведомлен о деталях его биографии, а, значит, некому было и понимать вопросы о янычарстве и ренегатстве.