До вечера 17 марта 2020 года Эдуард Лимонов оставался величайшим из живых русских писателей. Уже 18 марта – в день воссоединения Севастополя и Крыма с Россией – он перебрался (излагая далее старомодно) в пантеон почивших классиков. В легион, как он сам выражался, священных монстров. Или — ещё более старомодно — титанов. Для русской литературы, где быть даже во втором, третьем ряду больших писателей — уже хорошо, сие есть колоссальная честь. И Лимонов её удостоился.
Лев Толстой говорил, что все писатели делятся на две категории: одни как личности выше того, что ими написано, другие – ниже. Как быть в случае с Лимоновым? Он писал как жил. И жил как писал своё бытие. Банальные фразы, но очень точные. Лимонов создавал не только блестящие книги, но и блестящую автобиографию. Это тот уникальный случай, когда автор продирался через искрящуюся, ранящую и дарящую жизнь, будучи героем текста, собою же и написанного.
В случае Лимонова важнейший эпизод, или, если угодно, системообразующий элемент его летописи, – это Балканы. Писатель отправился туда в первой половине 90-х. Тогда, когда труп Югославии с горячей, несмотря на общее окоченение, кровью шматовался на части, Лимонов оказывается в жерле вулкана.
Он бьётся на стороне православных сербов, сражающихся против католиков-хорватов. О вероисповедании я говорю неслучайно. Сам Лимонов неоднократно повторяет, что серб, теряя своё Православие, перестаёт быть сербом. Религия – вот краеугольный камень.
Зафиксировано это в сборнике рассказов, очерков (можно называть как угодно) «СМРТ» (смерть по-сербски). Впрочем, осколки воспоминаний о том балканском опыте разбросаны у Лимонова по разным книгам, статьям и выступлениям. Он — данный опыт — неоспоримо важен писателя.
«СМРТ» — книга огнедышащая и страстная. Это свидетельство того, что принято называть переломной эпохой. Причём, свидетельство не только того, как всё трещит по швам, но и того, как этот треск нарастает. Лимонов, словно древний оракул, прикладывает к уху раковину истории и слушает голоса и звуки в ней, чтобы передать откровения остальным. Знайте, как оно было.
Очень бойкая, очень точная книга. Всё-таки более художественная, нежели публицистическая. Хотя в случае Лимонова это всегда хэмингуэевская история: когда придуманное писателем на основании его опыта даёт более правдивое изображение, чем любое описание фактов. Здесь всё убийственно приземлённо и вместе с тем возвышенно («что вверху, то и внизу»): будь то сцена с делёжкой добычи при погребении, или эпизод с петухом, или поездка с сербами на католическое Рождество.
У Лимонова о Балканах мы читаем то, что нам знать важно. Или правильнее так: то, что нам знать жизненно необходимо. Хотя Лимонов изначально не собирался выступать адвокатом сербов. Нет, ему лишь довелось (волею судьбы, что называется) оказаться вместе с ними в одной кровавой колошматине, и потому он — за них. Но, встав за них, Лимонов уже никуда не сдвинется.
Тот балканский опыт он часто вспоминал и в беседах. При этом, несмотря на свою извечную самопрезентацию в книгах, он в жизни, наоборот, не рисовался. Не выпячивал себя как героя с передовой. Это делают уже другие авторы. Помню, когда я попросил Лимонова для одного интервью рассказать о своём пребывании на войне, он взглянул чуть насмешливо, хмуро и заявил: «У Льва Толстого это получалось лучше». Ирония и факт.
Меж тем Балканы оказались крайне важны для Лимонова и писателя, и политика. Он сам говорил, что, по сути, это был его Кавказ. Как для Лермонтова. Или, раз уж вспомнили, как Севастополь для Толстого. Лимонов всегда интуитивно оказывался там, где закипала лава истории, что, вскоре изливаясь, деформировала прежний мир.
Балканы – всегда ключ, и нет случайности в том, что Лимонов повернул его в годы больших битв. Тут, впрочем, можно ссылаться на интуицию, а можно говорить, что провидение, некая высшая сила направляет писателя. Да, подобное звучит странно, но ещё более странно считать, будто великие или даже большие писатели сами выбирают свою судьбу и сами же себе создают обстоятельства. Нет, они лишь проводники, которые должны держать свои частоты открытыми.
Лимонов в балканской бойне абсолютно органичен. Да, он фиксатор, летописец, но вместе с тем он — свой, он — среди своих. И эта родовитость, причастность к личностному ощущается в каждой строчке. У него в итоге было три сербских войны, — и на каждой Лимонов нарастил своего рода метамускулатуру. Балканы стали не только материалом для писца, но и точкой притяжения, местом силы, где она пробилась сквозь тектонические разломы. Не сверху, нет, а снизу – из самого сердца, раскалённого ядра Земли, имеющей свои энергетические центры, к которым, в том числе (или прежде всего) относятся и Балканы. Лимонов ведает это, – и потому он там.
Нам же остаётся лишь внимательно изучать его наследие. Лимонов о Балканах и на Балканах – это ведь не только страстная литература, но и, по сути, важнейший исторический документ, не утративший своей актуальности. И более того – пособие, лайфхак, как существовать дальше в энергетическом центре, где сходятся силовые линии мира.
Тем более, что сам Лимонов в конечном счёте выбрал не смерть, а СМРТ.
Платон Беседин