Как российские десантники вызвали смятение у западных дипломатов, завоевав Приштину и тайное восхищение натовских офицеров
12 июня 1999 года прозвучал завершающий аккорд косовского кризиса. Переброска российских десантников из Боснии и Герцеговины на приштинский аэродром Слатина с современных позиций видится столь же резонансной и значимой, как и легендарный разворот Евгения Примакова над Атлантикой.
9 июня 1999 года в македонском городе Куманово было подписано военно-техническое соглашение между Армией Югославии и блоком НАТО, ознаменовавшее конец бомбардировок страны. На следующий день была принята Резолюция №1244 Совета Безопасности ООН, которая и до настоящего времени предусматривает сохранение Косово в составе Сербии.
Согласование плана действий по Резолюции между представителями России, США и НАТО повлекло сложные переговоры по обеспечению присутствия международных сил в крае, где России были предложены объективно унизительные условия. Изначально американцы «разрешили» разместить один батальон в американском секторе, впоследствии «сторговались» до участия двух батальонов в мобильном резерве сил KFOR под командованием британского генерала Майка Джексона.
Из плоскости обеспечения безопасности вопрос перешел в плоскость международного престижа. Решение было принято в пользу самостоятельных действий: руководство Министерства обороны и Министерства иностранных дел с согласия президента Бориса Ельцина приняли решение о занятии приштинского аэропорта «Слатина». Впрочем, оно далось нелегко: спецпредставитель президента России по урегулированию югославского кризиса Виктор Черномырдин и начальник Генштаба генерал Анатолий Квашнин выступали против такого исхода, который мог повлечь конфронтацию страны с США и НАТО и угрозу вооруженного конфликта с западными «партерами». Поэтому план по захвату аэродрома раньше НАТО разрабатывался практически в тайне.
Сам президент Ельцин оставил об этом эпизоде следующие воспоминания: «Я долго сомневался. <…> И все-таки в обстановке тотального неприятия нашей позиции общественным мнением я решил, что Россия обязана сделать завершающий жест. Пусть даже и не имеющий никакого военного значения. <…> Мы выиграли главное — Россия не дала себя победить в моральном плане».
Исполнителем задания стал батальон воздушно-десантных войск российской бригады в составе многонациональных миротворческих сил дивизии «Север» на территории Боснии и Герцеговины. Российским военным предстояло пересечь две границы и совершить марш из Углевика (БиГ) до Приштины протяженностью более 600 км. Колонна состояла из 15 БТР-ов и 35 бортовых автомобилей с личным составом.
Стоит отметить, что российские военные стратеги достаточно остроумно вышли из ситуации, когда бригада в БиГ была под постоянным контролем, и любые попытки тайно покинуть место постоянной дислокации означали бы провал операции. Командование дивизии «Север», наоборот, было официально проинформировано о выходе батальона из гарнизона.
«Такая практика установилась давно: наши офицеры постоянно находились в штабе дивизии и, оперативно не подчиняясь ее командованию, тем не менее в порядке информации сообщали ему, когда то или иное подразделение российской бригады выходило на разминирование, патрулирование или выполнение иной задачи подобного рода. Поскольку информирование о таких выходах стало, повторяю, обычным, даже рутинным делом, очередное из них не должно было никого насторожить», – вспоминает один из авторов плана марш-броска, генерал-полковник Леонид Ивашов, в 1996-2001 годы возглавлявший Главное управление международного военного сотрудничества Министерства обороны России.
Следующий нюанс заключался в том, что российская сторона технически не могла пересечь границу Косово раньше НАТО, не нарушив договоренностей, достигнутых в формате «Большой восьмерки». Поэтому каждый шаг контингента Альянса отслеживался ГРУ, и как только натовцы пересекли границу Македонии с Косово, руководителю операции генералу Виктору Заварзину была дана команда «Вперед!».
К моменту пересечения границ в штаб-квартире НАТО уже знали о начале российской операции. И тут же резко возросло давление на Москву.
«Американская делегация во главе с Тэлботтом была на пути в Вашингтон, когда во время полета над Европой на борт поступила команда возвратиться в Москву <…>. Министр иностранных дел Игорь Иванов поздно вечером привез всю команду Строуба Тэлботта в Министерство обороны. Последний назвал себя специальным представителем президента США и потребовал (именно так!), чтобы переговоры с ним вели министр иностранных дел, министр обороны, начальник Генштаба и другие высокопоставленные военные <…>. Никаких переговоров на самом деле не было. Украдкой поглядывая на часы, заокеанский визитер вел неспешный светский разговор.
Вопросы же Игоря Иванова и Игоря Сергеева (министра обороны РФ) о сроках введения войск НАТО в Косово Тэлботт переадресовывал военным. Генерал Фогльсонг то ли изображал, то ли действительно звонил в Пентагон и заявил: только через сутки. Наша же разведка и сербские источники докладывали о каждом шаге натовцев, мы видели, что они движутся, и раз эта машина тронулась, ее уже не остановишь.
Пустое времяпрепровождение становилось все более очевидным. Я предложил: пусть министры и начальник Генштаба идут заниматься своими делами, а “переговорщиками”, если угодно, будем мы. Тэлботт категорически возразил, заявив, что он против отдельных переговоров военных. И действительно, ему нужно было отвлечь от дела не нас, а первых лиц Минобороны и Министерства иностранных дел», – вспоминает Леонид Ивашов.
Градус напряженности в ту ночь повышали не только иностранные дипломаты, но и действия российских должностных лиц. По словам Леонида Ивашова, начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин дважды предпринимал попытки остановить движение колонны, поэтому Виктору Заварзину пришлось лично брать на себя ответственность за выполнение поставленной задачи.
В то время как телеканал CNN вел прямой репортаж о вхождении русских в Приштину, а Строуб Тэлботт требовал от министра иностранных дел РФ объяснений, батальон вышел на аэродром «Слатина» и занял круговую оборону.
Задача была выполнена, теперь необходимо было предотвратить то, чего больше всего боялись в Москве – прямого военного столкновения с английской бригадой НАТО, не замедлившей с прибытием на аэродром.
«Обстановку разрядил звонок В. М. Заварзина. Он докладывал, что англичане предлагают ему встречу. Я, в свою очередь, доложил Игорю Сергееву, получил согласие и поставил задачу Заварзина: встречайся, но на своей территории, англичан должно быть не более пяти-шести человек, чтобы не допустить даже тени провокации или чего-то подобного.
Время проходит, В. М. Заварзин молчит. Наконец докладывает:
— Англичане — нормальные мужики. Никакой политики: обсуждаем, как организовать меры безопасности, взаимодействие и т.д.
Потом дополнительно доложил, что командир бригады и пять его старших офицеров просят разрешения переночевать в расположении батальона. У них еще ничего не устроено, а о русском гостеприимстве они наслышаны. Как быть?
От такого звонка сразу стало спокойнее на душе. Доложил Игорю Дмитриевичу Сергееву. От неожиданности он, кажется, даже слегка опешил. Гостей приютить разрешил, посоветовал накормить ужином и даже предложить им по рюмке водки, но не больше. Так что первую ночь новой косовской драмы руководители английской бригады ночевали в нашей командно-штабной машине.
Потом, уже под утро, и Д. Фогльсонг попробовал установить связь с В. М. Заварзиным. То есть стало ясно, что натовские военные восприняли рейд российского батальона спокойно и на разных уровнях стали налаживать взаимодействие. Это окончательно разрядило обстановку в окружении И. Д. Сергеева, и мы приступили к подготовке его доклада Б. Н. Ельцину.
Изложили ситуацию до ввода нашего батальона и после, указали на попытку С. Тэлботта ввести нас в заблуждение относительно срока ввода натовских войск, убаюкать видимостью переговоров и упредить российский контингент, заняв важнейший стратегический пункт Косово — аэродром “Слатина”», – вспоминает Леонид Ивашов.
Верховный главнокомандующий остался удовлетворен исходом операции. После доклада министра обороны Борис Ельцин произнес: «Ну, наконец я щелкнул их по носу…». Тут же из зала донеслось подобострастное: «Вы, Борис Николаевич, не щелкнули – вы врезали по физиономии». На следующий день он подписал указ о присвоении Виктору Заварзину воинского звания генерал-полковника.
Успех операции на Западе вызвал смятение, а ее противоречивость сыграла в какой-то степени России на руку, запутав всех. Так, госсекретарь США Мадлен Олбрайт, в своих мемуарах, в частности, вспоминала: «За один только день мы скатились от празднования победы к повторению холодной войны. Меня тревожило и то, что Иванов уже сам не знал, что происходит в его собственном правительстве. Очевидно, что произошло какое-то рассогласование между гражданскими и военными властями, хотя никто не мог быть уверен, какой приказ отдал Ельцин».
Британская газета The Times писала: «Русские проявили пылкость и отвагу <…> Они завоевали не только Приштину, но и тайное восхищение многих натовских офицеров».
Вторила ей ирландская The Irish Times: «Последовательность событий заставляет говорить об успехе русских. <…> Детские споры союзников по НАТО о том, чьи солдаты должны войти в Косово первыми, дали русским шанс, и те шанс использовали».
В соответствии с резолюцией Совета Безопасности № 1244 в Косово была развернута многонациональная группа из 46,5 тыс. солдат и офицеров, куда вошли подразделения 22 государств мира, в том числе России. Ее контингент насчитывал свыше 3,5 тыс. человек и состоял из четырех тактических групп. Российские миротворцы предупреждали провокации албанских боевиков, оперативно выезжали на защиту православных храмов и откликались на просьбы сербского населения вплоть до апреля 2003 года. В сегодняшней же временной перспективе очевидно, что марш-бросок на Слатину на весь мир заявил о кадровом потенциале российских военнослужащих, дал повод для гордости россиянам и, конечно, очень о многом сказал сербскому народу.
Юлия Иванова