Русский консул в Македонии Виктор Машков: человек, открывший России абиссинские врата
Если случится выставка о русских императорских консулах Старой Сербии, то важное место в ней будет занимать Виктор Федорович Машков.
… Есть на кладбище в Белграде одна могила. Находится она не на русском бетонном участке кладбища, а в стороне, в уютной кружевной тени. Лежит в ней русский эмигрант Виктор Машков — человек, установивший дипломатические отношения с черными христианами и защищавший балканских. Мечтатель и романтик, авантюрист чистейшей донкихотской деятельной закваски.
Интересно?.. На самом деле, все было еще интереснее. Словари твердят, что Виктор Федорович Машков был первым дипломатом, который установил официальные отношения между Россией и Эфиопией.
Увы, Виктор Машков, когда отправлялся в Абиссинию, страну загадочную, привлекательную для авантюристов, поэтов и политиков, дипломатом не был ни разу.
Между берегом буйного Красного Моря
И Суданским таинственным лесом видна,
Разметавшись среди четырех плоскогорий,
С отдыхающей львицею схожа, страна.
Виктор Федорович Машков, уроженец полусонных кубанских степей, провинциальный армейский младший офицер 155-го Кубинского пехотного полка, просто по уши влюбился в эту отдыхающую львицу.
И стал писать на Высочайшее имя записки, предлагая свои планы покорения этой черной красавицы, чьи воины
..хитры, жестоки и грубы,
Курят трубки и пьют опьяняющий тэдж
Любят слушать одни барабаны да трубы,
Мазать маслом ружье да оттачивать меч.
Отвечать провинциальному энтузиасту не спешили. И впрочем власть предержащих тоже можно понять. Совсем недавно авантюрист Николай Ашинов, пензенский мещанин, вообразивший себя казаком, уже вляпался по уши, пытаясь с наскоку овладеть Абиссинией: он собирался так основать колонию Новая Москва, но в итоге пришлось довольствоваться ссылкой в Саратовскую губернию.
Вполне мягкое наказание объясняется тем, что берег абиссинский российских государей всегда привлекал, и установить дипломатические отношения со страной черных единоверцев ох как хотелось: очень нужен был порт с угольным складом для русских пароходов, плывущих через Суэцкий канал на Дальний Восток и обратно.
Поэтому власти хоть и жались, пожимая плечами, но когда упорный Машков в очередном письме в очередной раз предложил свои услуги в качестве частного лица, то власти подумали, подумали и махнули рукой. Пусть, мол, едет, фантазер. Хоть письма будет пореже посылать.
Машков подал в отставку и поехал.
Поехал в качестве крайне шатком: нештатный корреспондент газеты «Новое время». Причем не один поехал, а с черногорским сербом (так написано в документах) Сладко Златичаниным.
Когда и каким образом познакомились кубанец и черногорский серб со странным именем Сладко — не знаю.
Но подружились крепко.
Так крепко, что решились на совместную авантюру.
Ну, и поехали значит:
Пальмы, кактусы, в рост человеческий травы,
Слишком много здесь этой паленой травы…
Осторожнее! В ней притаились удавы,
Притаились пантеры и рыжие львы.
.. шли караванами, долго сидели в крепостях, поскольку, как лица неофициальные разрешения, негуса на передвижение не имели и ехали на свой страх и риск, болели, сражались..
А когда добрались к столице, выяснилось, что ни негуса Йоханныса IV уже нет, ни столицы в Энтото.
А власть перешла расу Сахле Мариам, который стал негусом Менеликом II, и столицу он перенес в Аддис-Абебу.
Изменение власти, столица походная в военной тогда, в лагерных шатрах Аддис-Абебе – все сыграло на руку Машкову.
Он добился встречи с негусом. Встречи на уровне официальном, дипломатическом, хоть и приехал он без свиты и подарков.
А вот уезжал он в Россию с почетом: с подарками негуса и письмом императору, в котором негус писал: «Ныне моё царство окружено врагами нашей религии, мусульманами. Я хочу образовать царство, подобное Вашему… Не только в Абиссинии и в Африке, но и в Европе война одного дня имеет следствием труды многих годов».
Вернулся Машков героем. Россия, неожиданно для себя, установила дипломатические отношения. «Новое время», неожиданно для себя, получило серию этнографических очерков. А Машков, неожиданно для себя, получил орден Владимира IV степени и стал дипломатом.
В этом качестве, опять же, в тандеме с верным сербским Санчо и в компании с невестой – шведской Дульсинеей, такой же фантазеркой-мечтательницей, наш герой вновь посетил Эфиопию и доставил ответ императора и подарки.
Негус Менелик II, пытаясь скинуть с себя навязываемый Италией протекторат, надеялся на помощь России: «Я жду от Европы помощи для развития страны и не хочу, чтобы говорили, что я дикий негр, беспричинно проливающий кровь европейцев!» — писал он.
Россия обещала дипломатическую помощь и …на всякий случай послала 350 единиц оружия…
…Впрочем, Машкова хоть и зачисли в штат МИД-а в в чине титулярного советника, от дел эфиопских отстранили: некоторое время он был секретарем российского консульства в Багдаде, а потом его послали в Скопье.
Он сам попросился.
Наверное потому, что Дон-Кихот — это в крови.
Жизнь в Скопье, тогдашнем Ускюбе, была вполне эфиопской:
«В это время непривычному европейцу жутко становится ходить среди этой сбродной толпы, тем более, что редко проходит день, чтобы это гулянье не кончалось свалкой, во время которой работают ножи, а другой раз пускаются в ход и револьверы.
Смертоубийство в Скопье это настолько обыденное явление, что о нем не принято говорить. Без этого нормальная жизнь в Ускюбе не ладится. Цинизм и распущенность толпы доходит до того, что убивают людей на глазах у консулов или чаще перед их домами, — и тем приходится лишь протестовать и ужасаться, но при существующем режиме протесты редко приводят к цели, в большинстве случаев они остаются неуваженными, — и консулам, при изобилии таких случаев, остается лишь приучать свои нервы и смотреть на это, как на неизбежное зло.
В Ускюбе об ежедневных убийствах говорят мало: жителей интересует резня, или массовая свалка, или, наконец, открытый бунт, периодически повторяющийся через известный промежуток времени, не превышающий года».
Очерк «По Македонии», Русский вестник, № 8. 1902.
Будучи консулом в Скопье, Машков активно занимался защитой сербского населения в Македонии и Косово:
«Виктор Федорович в Скопье не живет, а ”горит”. Абиссинские экспедиции, которые он проделал на свой риск и страх, преследуемый многими из европейских наций, не оставили на нем следа; тут же трехлетнее пребывание в Коссове сделало его седым и чрезвычайно нервным. Да и как может быть иначе? Я пробыл в Македонии в общей сложности около месяца, был там по своей охоте, из симпатии к славянскому делу, а тем не менее бывали моменты, что у меня буквально волосы становились дыбом; и по переезде турецкой границы, возвращаясь в Болгарию, я положительно думал, что попадаю из ада в рай, — до такой степени велик был контраст между цивилизованными странами и Турцией. До какого же состояния должен дойти человек, который поставлен здесь на страже русских и славянских дел, который на каждом шагу должен класть свое veto и противопоставлять своим многочисленным врагам не оружие, не деньги, а лишь свою мощь, обаяние своей личности?»
Очерк «По Македонии», Русский вестник, № 8. 1902.
Жена его открывала школы и больницы, лечила, учила, вытирала носы, кормила.
Короче, вполне соответствовала описанию из романа «и швея, и жница, и в дуду игрица, и за себя постоять мастерица, и любой странствующий или только еще собирающийся странствовать рыцарь, коли она согласится стать его возлюбленной, будет за ней, как за каменной стеной».
Нашему Дон-Кихоту повезло с женой.
Да и с жизнью повезло: он ее построил в соответствии со своей мечтой.
….человек, открывший России абиссинские врата, человек, защищавший десятилетиями славянское балканское население на совсем диком в то время куске земли, человек уверенный в том, что до неба легко можно дотронуться, лишь бы было желание поднять руки, умер в Югославии в 1932 году.
Похоронен на Новом кладбище и памятник установили «благодарные жители Скопье».
И было за что благодарить.
Ирина Антанасиевич
Кстати:
Филолог, переводчик, профессор Белградского университета Ирина Антанасиевич является куратором международной художественно-документальной выставки «Русские в Сербии: Павел и Юрий Лобачевы, дипломат и художник», посвященной русским белоэмигрантам, оставившим глубокий след в культурной жизни Королевства Югославия.
Художник Алекса Гайич в знак памяти об одном из увлечений Юрия Лобачева нарисовал настольную игру, назвав ее также, как сам Юрий назвал свои воспоминания, — «Когда Волга впадала в Саву». Действительно, жизнь Павла и Юрия Лобачевых позволяют соединять географические фрагменты личной истории в увлекательную мозаику исторического полотна. И ветер Косово сквозит по улицам города на Неве, а на улицах Ниццы можно улыбнуться навстречу чьим-то до боли знакомым белградским глазам. Можно уходить, никогда не расставаясь. Можно двигаться назад, чтобы прийти к тому, с чего начиналась твоя жизнь, — эти ребусы и шарады (еще одно увлечение Юрия Лобачева) он умел великолепно решать, поскольку, родившись подданным одной Империи на территории другой, он получил не только два имени при рождении, но и уверенность, что самое большое заблуждение — это считать, что направление — величина однозначная.
И для России, и для Сербии фамилия Лобачев — близкая и родная. Каждая из этих стран Павла и Юрия Лобачевых считает своими. А они и были — своими. Поскольку знали, что не только Волга впадает в Саву, но и белградский трамвай легко может увезти на стрелку Васильевского острова. Потому и нет никакой необходимости возвращаться туда, откуда ты никогда не уходил.
Познакомиться с виртуальной экспозицией, составленной на основе каталога выставки (которая еще откроется в Доме русского зарубежья им. А.Солженицина), можно по ссылке.