Мне на руку уселась «клинтоновка» — чёрная божья коровка с красными пятнышками. Такие появились в Сербии после бомбардировок 1999-го и получили название в честь американского президента, одобрившего агрессию против Югославии. В октябре божьи коровки массово забиваются в щели, готовясь заснуть на зиму. Значит, что настало время продлить лето и отправиться в Республику Сербскую, где почти весь год светит солнце.
Этот регион в составе Боснии и Герцеговины часто путают с Сербией, но на самом деле Сербия и Республика Сербская, словно две сестры, живут, разделённые границей, мечтая о времени, когда сербский народ, разлученный войной, сможет воссоединиться.
Светловолосый и голубоглазый пограничник-серб улыбается, ставя штамп в паспорта, и по-русски говорит: «Добро пожаловать!».
Сама дорога в один из красивейших городов Республики Сербской Требине — это отдельное великолепное путешествие, которое останется в памяти на долгие годы. Путь лежит через каньон реки Сутьеска — место героических сражений 90-х годов, когда во время гражданской войны сербы отстаивали свою землю, отвоевывая свободу и независимость. Мощные горы будто испещрены горькими морщинами, тихие ручьи стекают по их упрямым складкам, словно слезы. Здесь всегда тихо и по обочинам попадаются таблички «Осторожно, мины!».
Но вот крутые повороты серпантинов пройдены, дорога спускается вдоль величавых гор и выруливает на изогнутый виадук «Трнова Лука». Поросшие лесом горные хребты сменяются песочными скалами, похожими на куски халвы. Они лежат россыпью вдоль дороги, окружая неподвижное зеркало озера Врджа. Его каменистые берега поросли диким тимьяном, которым пряно пахнет разогретый воздух.
Мы въезжаем в Герцеговину.
Если Босния и Республика Сербская — это образования политические, то Герцеговина — понятие географическое. Её древняя область простиралась от моря и до границ Сербии. Среди её просторных полей, усыпанных камнями, то тут, то там вспыхивает багрянцем одинокий куст бересклета.
Ездить по Герцеговине легко и радостно. Кое-где дорогу лениво переходят круторогие волы. Земля здесь скудная и не пригодна для выращивания зерна или кукурузы. Зато тёплый климат помогает фермерам кормить скотину свежей травой весь год, поэтому регион славится множеством сыров, которые герцеговинские сербы делают из козьего, овечьего и коровьего молока.
Пейзажи потрясают своей инопланетной пустотой, полной покоя.
Редко где встретишь у дороги сгорбленного пастуха, провожающего невозмутимым взглядом проносящиеся мимо навьюченные велосипедами туристические машины. Автомобиль — не самое правильное средство передвижения по герцеговинской части Республики Сербской. Здесь надо ехать на велосипеде или автостопом: не спеша, останавливаясь в местах силы, разбивая палатку на мшистых островках среди каменного моря.
Вдалеке за селом Степен встаёт несокрушимая глыба — гора Трескавица.
У её подножья притулились крестьянские домишки, а на обочине, усыпанной дикими яблоками, у кособокого сарая сидит старик. Опершись руками на палку, он смотрит на дорогу, отвернувшись от красот Степена. К ним он привык с детства: они вечны, как сама земля, а вот на трассе кипит интересная для старика жизнь. Снуют машины разных мастей, за их стёклами мелькают очки опрятных немецких пенсионеров, открытые рты японцев, ветер доносит крепкий дымок сигареты дальнобойщика.
Внезапно острые пики разломанных «халвовых» гор, будто подтаяв на жаре, перетекают в плавные холмы, обнимающие Билечское озеро. Его синяя в любую погоду поверхность не отражает ничего, и даже выступающий из воды остров с часовней, кажется, не отбрасывает тени.
Полосатая спина горы Леотар медленно поворачивается, открывая лежащий у своего подножья Требине — самый красивый город Республики Сербской.
За ним сверху приглядывает монастырь Герцеговачская Грачаница — душа этого края. Дорога к ней запутанная и сложная.
Останавливаемся спросить дорогу у двух военных. Они белозубо улыбаются и на отличном английском в ответ на мой сербский объясняют дорогу. «Вежливые», думаю я. На рукавах у них пришиты швейцарские флаги, значит это миротворцы, а не натовцы, ведь Швейцария соблюдает военный нейтралитет.
Холм, на котором расположен монастырь, порос кедрами с изумрудной хвоей. Иголки длиной с ладонь. Церковь утопает в розмариновых кущах, в воздухе стоит аромат цветущей лаванды.
Мимо тихо, будто паря над землёй, прошелестел молодой батюшка, осенив крестным знамением двоицу мальчишек.
Из Герцеговачской Грачаницы едем в монастырь Тврдош.
У ворот стоит фура, полная перемазанных виноградным соком деревянных ящиков. Двенадцать живущих в монастыре монахов делают вино, оливковое масло и ракию на целебных травах.
Мирослав Симич, один из тридцати помощников монастыря, гостеприимно стоит в дверях древнего погреба, в чьих стенах с XVI века монахи держат дубовые бочки.
— У меня самая лучшая на свете работа, я делаю и пью вино, которое веселит моё тело, и живу в монастыре с богом, который бережёт мою душу, — говорит он.
Он разливает белое вино — «Жилавку» из местного сорта винограда, и, глядя прямо в глаза по-сербскому обычаю, поднимает бокал.
— Живели! За жизнь! — улыбается Мирослав и протягивает мне гранат.
В бокале играет спелое солнце.
Время останавливается и кажется, что нет впереди никакой зимы, а ласковое лето и весёлая дорога будут длиться вечно.