Вот уже четыре с половиной века стоит в Вишеграде мост, соединяющий то ли два берега Дрины, то ли Восток с Западом. Этот красавец в одиннадцать пролетов над бирюзовыми водами так невероятен, что когда-то вдохновил Иво Андрича посвятить себе целый роман, а Нобелевский комитет – присудить этому роману премию. Он настолько хорош, что ЮНЕСКО внесла его в список объектов Всемирного наследия. Этот мост – детище удивительного тандема, сложившегося в XVI веке в Османской империи: Великого визиря Соколлу Мехмед-паши и архитектора Синана. И этот мост, такой огромный для Балканской культуры, и особенно литературы, на самом деле всего лишь небольшая часть того, что эти двое оставили после себя.
Прочитав книгу сербского писателя Владислава Баяца «Хамам “Балкания”», вы не только окунетесь в жизнь Османской империи времен Сулеймана Великолепного, но и по-новому сможете взглянуть на турецкую и османскую архитектуру.
Итак, общеизвестный, но не лишний для повторения факт заключается в следующем: мудрая империя знает, что завоевания помогают ей прирастать не только территорией, но и людьми, а потому забирает на службу своим интересам лучших представителей подконтрольных народов и не препятствует их развитию и продвижению. В Османской империи XV-XVI веков девширме, в славянских языках получивший грозное название «дань кровью», был довольно популярен. Мальчиков из немусульманских семей принудительно забирали, обращали в ислам, воспитывали и обучали, после чего они несли службу в рядах янычар и могли при желании и удачном стечении обстоятельств достичь определенных карьерных высот. Именно так сложилась судьба Баицы Соколовича – боснийского серба, который готовился стать монахом в Милешеве, а вместо этого стал Великим визирем Соколлу. Визирем, сумевшим удержаться на своем посту при трех султанах! И это во времена, когда пережить смену власти для визиря в принципе считалось везением.
Безусловно, весьма соблазнительно для автора использовать судьбу серба-потурченца как повод для размышлений об идентичности. Соколлу Мехмед-паша в версии Владислава Баяца сомневается, остался ли он своим для сербов и сможет ли стать своим для турок:
Может, стоило бы сначала умереть, а потом жить? Может, именно это с ним и случилось? Сначала он умер, когда покинул свой дом, а теперь ожил в другом городе. Сначала он писал слева направо, а теперь – справа налево. Сначала он слушался других, а теперь другие слушаются его. Сколько книг он прочитал, листая страницы правой рукой налево, а сколько потом левой направо?
Культурная двойственность Соколлу Мехмед-паши действительно довольно примечательна, но в целом типична для своей эпохи. Многие чиновники при дворе Сулеймана Великого имели иностранное происхождение. Среди Великих визирей турки встречались поразительно редко. Величайший зодчий империи, Мимар Синан, был то ли армянином, то ли греком. Жена султана и мать наследника Хюррем (она же Роксолана) — славянкой. Это был тот самый Великолепный век, когда Стамбул замешивал и переваривал все лучшее, до чего мог дотянуться, нисколько не смущаясь.
Династия щедро напитывалась свежими генами. Святая София Константинопольская получила свои четыре минарета и стала не просто мечетью, но образцом для строительства.
Баица Соколович, ставший Мехмедом, напрасно терзается своей двойственностью. Возможно, именно в том, что он рос из двух корней, и заключалась та особая сила, которая помогала ему двигаться вперед, лавировать между интересами кланов, принимать нестандартные управленческие решения? Как бы то ни было, Соколлу со временем стал не только хранителем печати султана, но и его зятем. Чего еще хотеть мужчине? Конечно же, оставить по себе след в камне. В родных местах.
Для этой цели как нельзя кстати пришелся зодчий Мимар Синан. Синан, соорудивший мечеть Сулеймание и бани Роксоланы. Синан, оставивший после себя учеников, которым предстояло спроектировать и Старый мост в боснийском Мостаре, и Голубую мечеть в Стамбуле, и Тадж-Махал. Так возник идеальный союз, в который Синан вложил талант архитектора и умение руководить работами, а Мехмед-паша – волю и, что немаловажно, деньги.
Вне всякого сомнения, Вишеградский мост – это признание великого визиря Мехмед-паши Соколовича в любви к родному краю. Однако, помимо моста, тандем зодчего и чиновника породил немало сооружений, в числе которых караван-сарай и безистан (крытый рынок) в Белграде. Располагались они в районе Дорчол, который сегодня подрастерял восточный колорит, а в XVI веке был уменьшенной копией Стамбула — если не по красоте, то по атмосфере. Шумный и неугомонный, Дорчол был полон ремесленных мастерских, магазинчиков, чайных и кафан, фонтанов и хаммамов. По пестроте обитателей Белград того времени не отстает от столицы империи:
По одежде, языку, товару, говору и поведению можно было видеть, что здесь, кроме белградских сербов и приезжих из других краев Сербии, было много сербов, переселившихся из Боснии: и католиков, и православных, и мусульман, а также дубровчан, турок, греков, евреев, армян, болгар, венгров, цыган… Они были постоянными жителями Белграда. За прилавками и в магазинах можно было увидеть и услышать торговцев – приезжих арабов, персов, татар, людей всех цветов кожи и языков мусульманского Востока.
Все это разнообразие нужно было обустроить, украсить и связать со Стамбулом, чем и занялись Соколлу и Синан. Так уж вышло, что вся эта история – про непрерывное строительство и созидание. Про то, как многогранен, многообразен мир, как сильно нуждается он в связующих инфраструктурных элементах: мостах, акведуках, постоялых дворах. Про то, как двое иноземцев, вместе или независимо друг от друга, возводят в Османской империи мечети, школы, больницы, бани и колодцы. Словно и не начинали они свою жизнь в янычарском корпусе, не были профессиональными воинами, наученными прежде всего губить и ломать.
Синан действительно пришел, чтобы поделиться с ним радостью первого, как он сказал, «мирного» дела… Это была великая победа. Без мертвых. Баица мечтал, чтобы и войны заканчивались именно так.
Созиданием, а не разрушением.