Политика

«Чемодан, самолет — и домой»: как русские и сербы возвращаются на родину из-за коронавируса

Катарина Лане

На прошлой неделе Сербия официально объявила об окончании эпидемии коронавируса. Закрылся крупнейший временный госпиталь, возобновляется сообщение с соседними государствами, заработали магазины и кафе. Впрочем, к обычной жизни вернулись пока что не все: из-за пандемии многие россияне застряли на Балканах, а сербы, в свою очередь, не смогли вернуться из Москвы. Несмотря на то, что опасность отступила, организация вывозных рейсов продолжается.

Все россияне и сербы в аэропорту «Никола Тесла» похожи друг на друга, каждый улетающий и прилетающий домой счастлив по-своему. В столичном аэропорту Сербии ничего не смешалось, за порядком следит полиция, прибывающих граждан ради их же безопасности на время эпидемии коронавируса обязали соблюдать строгие ограничения.

— Маску наденьте. Билет покажите.

— Я встречаю людей с московского рейса.

— В здание аэровокзала можно только пассажирам.

— Я — журналист.

— Нельзя, ждите здесь, ничем помочь не могу, — служба охраны непреклонна.

Краем глаза замечаю, что точно так же развернули серба, который провожал свою девушку. Они обнялись в тамбуре, она ушла на регистрацию, а мужчина собрался выйти на улицу. Но не тут-то было. Двери на фотоэлементах в аэропорту работают только в одном направлении, чтобы разделить потоки входящих и выходящих. Выход на улицу в другом месте: чтобы пройти к нему, нужно зайти внутрь здания, куда не пускает охрана. Мужчина махал руками на фотоэлементы, пытаясь открыть двери, но они были неумолимы. Из заточения его спасла я, подойдя с улицы к дверям, они распахнулись и выпустили «пленника» из аэропорта.

Воскресным вечером 7 июня в аэропорту «Никола Тесла» ждали рейс «Аэрофлота» из Москвы. Через несколько минут после него летел обратный самолёт в Москву. По новым правилам на регистрацию надо приезжать за три часа, и все улетающие в Россию прошли её довольно быстро. В ожидании самолёта пассажиры стояли на улице и курили.

Русского человека в толпе определяешь мгновенно. Он одет в футболку с патриотическими надписями и настороженно смотрит по сторонам.

-В Москву летите? — дружелюбно спрашиваю я двоих мужчин.

-А что? — искусство small talk, которым в совершенстве владеют сербы, запросто общаясь в очередях с незнакомыми людьми, с нашими гражданами сразу упирается в строго охраняемые личные границы, которые, впрочем, после тщательного «сканирования» собеседника могут и открыться. Или нет.

Павел с коллегой относительно быстро зарегистрировались на рейс до Москвы через портал «Госуслуги».

— Там все просто на самом деле, но только с третьего раза нам удалось купить билеты. Мы здесь были по делам и всю эпидемию не могли улететь домой. Вообще Сербия достойно справилась с коронавирусом. Страна независимая, с довольно сильной экономикой, курс динара стабилен (как был год назад — 117 к евро, так и остался), а это главный показатель. Я — военный пенсионер, в молодости зимой неделю вёз в товарном поезде роту солдат из одного города в другой. Я никогда не паникую, а действую в предлагаемых обстоятельствах с холодной головой, тем более, если их нельзя изменить, — рассказывает Павел, вытирая горячий пот со лба.

Сербское солнце жарило нещадно, словно отдавая улетающим россиянам все свое тепло.

Павел, поначалу с подозрением отнесшийся ко мне, через пятнадцать минут стал разговорчивее. Его собеседник с самого начала разговора натянул маску на лицо и стойко терпел жару, изредка улыбаясь глазами.

— По прилёту в самоизоляцию пойдёте? — спрашиваю я.

— Пойдём, раз надо. Нам сначала домой доехать бы, а с самоизоляцией разберёмся как-нибудь, — рапортует Павел и решает разузнать побольше обо мне. На вопрос, где я жила в России, отвечаю: «Я родилась в Удмуртии, росла в Башкирии, вышла замуж в Нижний Новгород». Мои собеседники переглядываются.

Павел с интересом смотрит на меня.

-Нефтекамск-Башкирия, Ижевск-Удмуртия, — уточняю я, готовясь объяснять москвичам, где все это находится.

-Я учился в Ижевске, а он из Нефтекамска, — изумленно говорит Павел, показывая на своего коллегу, у которого округлились глаза над маской. Ага, конечно, так я вам и поверила, думаю я. Сама же вам рассказала, где жила.

«Нефтекамский» достаёт телефон и показывает мне фотографию, снятую на ухоженном берегу озера Светлое, где до сих пор стоит мой дом детства. Ленина 25, квартира 16 на четвёртом этаже, окна выходят на озеро. У меня наступает настоящий шок, сменяющийся детским восторгом. Если бы мы были сербы, мы бы уже бросились обниматься и хлопать друг друга по плечам. Но мы всё же русские люди, выросшие в суровых удмуртско-башкирских лесах, у нас сдержанные эмоции.

Мы начали разговаривать о том, кто где жил и где учился. Оказалось, что Павел родом из Сарапула, учился в Ижевске в одном со мной университете, правда, на управленческом факультете. Мы с ностальгией вспомнили, как ездили в Ижевск через Сарапул по железной дороге, вспомнили удмуртскую деревню Кез — «страну чудес», известную тем, что чудес там никаких нет, а есть унылый автовокзал, через который, кажется, идут чуть ли не все удмуртские дороги. С нефтекамским земляком вспомнили, каким неухоженным в нашей юности было озеро Светлое, как там каждый год тонули люди и как сейчас расцвел и преобразился городок.

В какой-то момент мне даже стало жалко, что я не лечу сегодня вечером в Россию.

— Я бы мог жить в Сербии, мне тут нравится, надеюсь, вернёмся ещё, но обратные билеты мы не покупали, — разоткровенничался напоследок Павел, затягиваясь сигаретами «Давидофф», которые почему-то курили все российские пассажиры.

Напротив входа стоят трое полицейских и разговаривают про какого-то Зорана, который всех достал. Я замечаю у одного из них нашивку на груди с фамилией «Срнич» и улыбаюсь. Срна по-сербски значит «серна», а моя фамилия переводится как «олененок». Похоже, что сегодня вечером в аэропорту Никола Тесла царит полный интернационал и землячество. Я улыбаюсь полицейскому, он в ответ подмигивает.

На территории аэропорта в воскресенье вечером не работает ни одно кафе. Мне очень хочется пить. Я вижу двух мужчин, пьющих пиво на террасе какого-то бара. Подхожу к дверям заведения, но они не открываются.

— Не ради, — по-сербски говорит один из мужчин и в мягком «не» я безошибочно угадываю говор соотечественников.

— А вы где пиво раздобыли? — удивляюсь я, переходя на русский язык.

— Русский человек нигде не пропадёт, — смеётся один из них и объясняет мне, где найти продовольственный ларёк.

Внезапно у входа в аэропорт создаётся какая-то суета. Это на автобусе приехали россияне из Черногории. Черногорские авиалинии не летают ни в Сербию, ни в Россию. Пришлось добираться наземным транспортом. У многих русских сложилась совершенно безвыходная ситуация, и в глазах людей я замечаю злое отчаяние.

— У меня кончился срок действия банковской карты. Билет Подгорица—Москва пропал, вместо него «Montenegro airlines» мне выдала ваучер на такой же рейс в том же направлении, но чтобы его использовать мне же надо снова вернуться в Черногорию! Билет на сегодняшний рейс «Аэрофлота» стоит 200 евро, на предыдущий бесплатный гуманитарный рейс я не попала, хотя и подавала заявку. Мне сейчас знакомые билет за свой счёт купили! А некоторые россияне в Черногории все это время были вынуждены мидии на берегу собирать, чтобы хоть что-то есть. Денег нет уже ни у кого! Господи, как я хочу домой! — рассказывает москвичка Алла, которая приехала отдыхать в Черногорию и застряла там из-за эпидемии на три месяца.

Молодой человек Владимир из Покрова тоже в списках пассажиров, но для него неприятным «сюрпризом» в аэропорту стало то, что билет на желанный самолёт до Москвы стоит не 15 тыс. рублей, как это было известно заранее, а 16 с половиной. Недостающие ему отдал провожающий приятель. Многие жалуются, что цены на билеты за время эпидемии здорово выросли, но даже за дополнительные деньги не всем удаётся попасть на рейс до Москвы.

Мимо проходит навьюченный сумками мужчина в костюме.

— Я не попал на рейс, мне придётся остаться здесь. Билет не продают и все, хоть тресни, а я ведь регистрировался на «Госуслугах», — бросает он раздражённо и уходит на автобусную остановку.

Тем временем из здания аэропорта выходят прилетевшие.

— Боже, я дома! — сербка Яна ездила отдыхать в Бразилию, и её отпуск продлился из-за карантинных проблем целых пять месяцев. Домой удалось вернуться только через Цюрих, можно сказать, чудом.

— Поздравляем вас! — радуемся мы вместе с женщиной. Она машет соломенной шляпой и по-русски говорит «Спасибо!».

Её русская тёзка тоже очень рада. Жена серба Яна наконец выбралась из Москвы в Белград к семье.

— У нас посольство Сербии организовало списки. Конечно, были накладки, желающих улететь много, но в конце концов, я дома, наконец-то! Я три месяца просидела в Москве! Ребята, поверьте, я бы с радостью с вами пообщалась, но не могу, если я сейчас из-за ваших вопросов на автобус опоздаю, с ума сойду наверно, — женщина, поправляя маску, бежит на остановку, таща за собой чемодан и кучу пакетов.

Следом из аэропорта выходит мужчина с сумками и, словно не веря глазам, озирается вокруг.

— Господи, неужели я дома! Я электриком работаю в Москве, часто летал домой, а тут застрял из-за коронавируса этого, в парикмахерской три месяца не был, не фотографируйте меня, я зарос весь! Снежка моя ждёт меня — не дождётся! — приглаживает кудри мужчина.