На минувшей неделе (и скоро станет понятно, почему именно тогда) в Национальном театре Сараево, Босния и Герцеговина, состоялась премьера спектакля по роману Ф.М. Достоевского «Идиот». Режиссер(ка) Селма Спахич подготовила для сараевской публики оригинальное, а-ля современное видение классического произведения. Как в таких случаях обычно говорят: молодежный взгляд на вечные темы.
Первое отделение (как можно сказать по итогу) вполне безобидно и отвечает афише: князь Мышкин прибывает в Петербург в шортах-велосипедках и в гоповатой шапочке, Настасья Филипповна дефилирует в порванных сетчатых колготах и боди, Рогожин смахивает на балканского бандита из нулевых. Ну, еще незадолго до антракта актеры весьма натуралистично показывают на сцене изнасилование юной Настасьи Тоцким, а занавес в «полуфинале» опускается после минут семи-восьми оргии всех героев «Идиота», видимо, чтобы все, в том числе не очень заинтересованные в таком зрители, рассмотрели на переднем плане как минимум одну гомосексуальную пару.
Даже далекий от околорелигиозных предрассудков гость Сараево отметит, что это как минимум необычно увидеть в главном театре страны. Неожиданно.
Зато после перерыва в постановке добавляется серьезных сцен. В споре либерала и патриота, написанного, казалось бы, по тексту Достоевского, вдруг появляются скрывающие от мобилизации россияне, шутки, сравнивающие патриота со скинхедом, намеки, как знать, кто через пару лет будет считаться в России честным человеком, даже — какая ирония! — тема запрета русской культуры с ответом, что, якобы, ничего особого русский патриот предложить миру все равно не может, так как ничего и себя не представляет. Режиссер(ка) Селма Спахич, похоже, к тому же посчитала себя лучшим экспертом по православию, нежели Достоевский, в связи с чем дополнила «Необходимое объяснение» умирающего Терентьева новыми видениями того, а нужен ли верующим Христос.
Наконец, в кульминационной сцене «Мышкин» врывается прямо в зрительный зал, где между кресел разражается вырванным из Достоевского абзацем про русский мир, затем возвращается на сцену и трагическим голосом рассказывает об «ударе российских вооруженных сил по Мариупольскому драмтеатру 14 февраля 2022 года». Это не ошибка: актер действительно сказал «14 февраля», продемонстрировав полное непонимание текста, который читает, ведь только 24 февраля началась СВО, к чему явно приурочили премьеру! Хотелось бы думать, что люди так трогательно носят на подкорке годовщину освобождения Луганска, но, боюсь, все же лавры Валентина покоя не дают. После монолога «Мышкин» (ради «соответствия» оригинальному тексту) заходится в эпилептическом припадке.
Концовку Спахич тоже решила переиграть, чтобы не было так грустно: Настасья поднялась в окровавленной рубашке — она как будто не умерла, — а Мышкин не сошел с ума. На сцене начинается «броуновское движение» актеров в гоповатых шапочках, скрепляемое вскоре крепким мужским поцелуем второстепенных персонажей.
Вся глубокая философия романа величайшего литератора-психолога сведена к выбору между двумя женщинами (хотелось написать «баб», потому, что ведут они себя на сцене именно так, особенно возмутил образ Аглаи), скандалам со швырянием пластиковых стульев, ссорам всех со всеми, с вкраплениями размышлений о несправедливой и тяжкой женской доле.
Всю постановку от первого впечатления до ключевого посыла можно охарактеризовать фразой генерала Епанчина, который сорвался наиболее эпично: «В этом доме царит сплошная истерия!». И правда, весь спектакль идут нескончаемые истерики, как в балканской кафане в самом неприглядном ее проявлении. Какой там Петербург Достоевского. И да, это истерия, самая настоящая, к которой решили присоединиться теперь и в Сараево, где еще недавно прекрасно ставили балет «Щелкунчик», играли Чехова, а приезжие трупы в рамках международного фестиваля — «Анну Каренину».
На самом деле получилось символичнее некуда. Многострадальный мариупольский театр был использован (прекрасное слово — злоупотребљен) боевиками «Азова» с целью военной провокации. И ровно к тем же методам теперь обратилась режиссер(ка) Селма Спахич, использовав уже свой родной сараевский театр для того, чему там не место.