К годовщине протестов в Белграде в июле 2020 года
В ноябре 2013 года, освещая массовые протесты на Майдане Незалежности в Киеве, я увидел короткое сообщение в украинской прессе. Оно гласило, что утренним рейсом в аэропорт Борисполь прилетел бывший гражданин Югославии Срджа Попович. Именно тогда я понял, что бесконечные разглагольствования о том, что «Майдан-2014 не отличается от Майдана-2004» — и что «нацики покричат, выпустят пар и разойдутся», — не более, чем шумовая завеса для готовящихся жестких действий протестующих.
Так оно и вышло.
В считанные дни образ протестующих — прекраснодушных «детей» с флагами Евросоюза — начал обогащаться новыми действующими лицами: матерыми садистами, которые давили полицию бульдозерами и в подвале Дома профсоюзов иголкой зашивали глаза захваченному в плен раненому бойцу «Беркута».
«Отпор» — молодежная организация, основанная в Югославии в 1998 году и сыгравшая важнейшую роль в свержении президента Слободана Милошевича. Лидеры «Отпора» Срджа Попович и Иван Марович впоследствии создали на основе молодежной организации Центр прикладных ненасильственных акций и стратегий (The Center for Applied Nonviolent Action and Strategies, CANVAS), который занимается реализацией методов «ненасильственного свержения власти» Джина Шарпа. В настоящее время СANVAS базируется в Белграде и работает под эгидой американских Freedom House и Национального фонда в поддержку демократии (NED). Его спонсорами значатся фонд Рокфеллера, фонд Сороса, Международный республиканский институт, Институт Эйнштейна. На базе CANVAS проводятся тренинги для «молодых лидеров» из стран Восточной Европы и Ближнего Востока, Южной Америки, Африки. Выпускники центра активно принимали участие в организации «цветных революций» на Украине, в Грузии, Ливане, Венгрии, Египте и т.д.
Первое использование технологий «ненасильственного свержения власти» состоялось в конце 90-х — начале 2000-х в Югославии. Именно здесь можно было найти практически любой прием, который впоследствии безотказно «сыграл» в «цветных революциях», организованных по всему миру. Вспомнить хотя бы уже упоминавшийся бульдозер.
Разница лишь в том, что в Югославии «бульдозерист Джо» (настоящее имя — Любиша Джокич) стал героем революции, символом сопротивления рабочего класса режиму Милошевича. А на Украине бульдозерист, давивший безоружных курсантов МВД, остался безымянным. Организаторы протеста тонко чувствовали разницу между социалистической Югославией 2000 года и олигархической Украиной 2014-го. Применяя одни и те же средства, они подавали их совершенно по-разному.
«Бульдозерист Джо» умер в прошлом году в разгар очередных протестов в Сербии. Но протестное движение, в котором его использовали в качестве символа, продолжает подкапывать основы сербской государственности. Надеяться, что отточенные в Югославии технологии навсегда покинули свою родину, по меньшей мере наивно. Доработанные иностранным опытом технологии вмешательства во внутренние дела суверенных государств возвращаются в Белград.
Наблюдая за протестами последних лет в Сербии, можно прийти к выводу, что здесь отрабатываются сразу несколько методик, начиная от показавших себя «майданных» технологий до балканских новинок, которые мы вскоре вполне можем встретить в родных пенатах.
«Майданные» технологии
Приемы, отлично показавшие себя на Украине, активно используются и совершенствуются в Белграде. Например, еще в ходе апрельских шествий 2017 года, стартовавших после победы на президентских выборах Александра Вучича, толпы молодежи заводили кричалками «Кто не скачет, тот Вучич».
Помимо этого, и на Украине, и на протестах 2019 года в Сербии активно отрабатываются различные шумовые приемы.
В июле 2019 года в Белграде люди с кастрюлями и половниками в руках устраивали шумовые атаки, которые были популярны в 2014-м на Украине. Примечательно, что многие наблюдатели ошибочно утверждают, что это украинское изобретение. Однако на самом деле эту «шумовую установку» впервые активно применили во время протестов против Милошевича в 2000-м году.
За последние три года в Сербии серьезно усовершенствовалась система управления массой протестующих. Если раньше как в Югославии, так и на Украине «десятники» и «сотники», руководящие действиями толпы, отличались цветом одежды (чаще всего красным), то в последние годы в Сербии протестующие практически отказались от этого приема, слабым местом которого является возможность отследить вожаков по уличным камерам.
Вместо этого в Белграде деление протестующих на десятки осуществляется по тональности издаваемого свистком звука. «Десятник» подает сигнал в своей тональности, его группа откликается и следует за ним. Команды группе также передаются путем свиста «десятников» и «сотников». Этот прием показал себя как достаточно действенный в ходе массовых шествий по городским улицам.
Цвет сохранил свое значение для распознавания «свой-чужой» в толпе, но теперь так выделяются не руководители шествия, а штурмовые группы. Например, во время попытки штурма парламента Сербии 8 июля 2020 года ударные группы штурмующих были в черной одежде и в черных масках, что безошибочно отличало их среди по-летнему одетых студентов и школьников.
«Омоложение» протеста
Апрельские митинги в Белграде образца 2017 года строились по принципу «омоложения протеста». Происходящее подавалось в СМИ как пылкое стремление юного поколения начать «жить по-новому». Сначала движущей силой шествий были студенты-первокурсники, потом протест помолодел до гимназистов и школьников. В 2019 году в Белграде, после попытки штурма президентского дворца и последовавших задержаний, организовывались забастовки учеников школ. Школьники и гимназисты вместо уроков колоннами отправлялись к зданиям полиции и тюрьмы «спасать задержанных оппозиционеров». Полученные результаты, доработанные применительно к российским условиям, мы могли видеть в нашей стране совсем недавно — однако уже с российским размахом.
Действенным приемом сербских протестов 2017-2019 годов стало якобы отсутствие лидеров и заказчиков протеста на начальном этапе. Это давало основание СМИ, информационно раскручивающим протест, подавать протестное движение не как аффилированное с чьими-то интересами, а как «исконно народное», «до половины выросшее из почвы».
COVID-протесты
С наступлением пандемии коронавируса кукловоды активно обкатывают в Сербии новый вид противостояния — COVID-протесты.
Ровно год назад в Сербии заканчивалась вторая волна коронавируса. После краткого периода снижения показателей заболеваемости начался новый рост с переходом на третью волну (подобная ситуация сейчас наблюдается в России).
2 июля президент Сербии Александар Вучич объявил о новых санитарных ограничениях в столице из-за выявленной в городе вспышки коронавируса. Среди прочего, сербский лидер заявил о закрытии студенческих общежитий, где было выявлено большое число заболевших. Сразу после интервью президента на улицы Белграда вышли толпы студентов, протестуя против закрытия общежитий. Этой же ночью Вучич провел встречу с их представителями, на которой убедил молодежь прекратить акции.
Однако идею стихийного COVID-протеста мгновенно переняли представители оппозиции. 7 июля, когда президент Александр Вучич обратился к народу с сообщением о введении комендантского часа и разъяснением необходимости ограничительных мер, еще до окончания выступления лидера на улицы сербской столицы вышли протестующие. Мирное шествие против комендантского часа быстро переросло в попытку штурма здания Народной скупщины (парламента) страны.
После этого начались полномасштабные столкновения полиции и демонстрантов, которые привели к ножевым ранениям и серьезным травмам и ожогам для 43 сотрудников МВД, среди протестующих пострадали 17 человек. Полицейские применили слезоточивый газ и дубинки, были задержаны 23 человека.
Региональная «дочка» американского CNN — канал N1 — вела трансляцию акции, фиксируя «жесткие действия полиции». К утру беспорядки стихли, однако началась активная работа прозападных оппозиционных политиков по распространению отснятых ночью кадров.
Отличительными чертами сербского COVID-протеста стали ковид-диссидентские призывы. Людей убеждали срывать маски, не соблюдать социальную дистанцию, обниматься напоказ. В толпе друг за другом выступали люди, рассказывающие «свои личные» истории о том, что коронавируса не существует, или о том, что государство делает недостаточно, чтобы побороть эпидемию.
В результате людей объединило пьянящее чувство отмены многомесячных запретов — с одной стороны, и обреченности умереть от эпидемии — с другой. Такая горючая смесь привела к мгновенному социальному взрыву.
Особенностью нового, «коронавирусного» типа протеста в Сербии стало также «запутывание следа». Так, в организации COVID-протеста в Белграде виноватой неожиданно оказалась Россия. Выяснилось, что один из участников штурма парламента был сыном функционера Социалистической партии Сербии, лидер которой Ивица Дачич (экс-глава МИД, ныне — спикер парламента) в Сербии считается русофилом. На этом призрачном основании в организации протеста обвинили Москву.
Дополнительным «доказательством» якобы российского вмешательства стало видео с некой женщиной, которая рассказывала, что полицейские в ходе разгона акции протеста ударили ее дубинкой по голове. Прозападные СМИ сообщили, что женщина — россиянка, и это якобы «окончательно доказывает», что штурм парламента выгоден России. Впоследствии оказалось, что героиня видеоролика была украинкой, которая много лет живет в Сербии и считает себя «свободным художником».
Российскому читателю может показаться странным, что сербские граждане могли бы поверить в такие «доказательства». Однако в быстро меняющейся ситуации протеста важна скорее абсурдность и убедительность, чем точность.
Вспомним хотя бы лидера «Автомайдана» Дмитра Булатова, которому «каты» Януковича отрезали ухо, однако ухо впоследствии успешно отросло, а сам задержанный при освобождении был чисто выбрит.
Важность для России
Казалось бы, почему нас, россиян, вообще должны интересовать протестные технологии, оттачивающиеся в последние годы в маленькой стране на Балканах?
Во-первых, отработанные в этом небольшом государстве протестные технологии привели к успешным «цветным революциям» во всех концах мира.
Во-вторых, Сербия — единственный союзник России в Европе. И от нашего понимания ситуации в этой стране зависит, сохраним мы эту дружбу или потеряем.
В-третьих, сербский и российский народы настолько схожи по своему менталитету, что это дает возможность отработки на сербском обществе технологий вмешательства, которые затем будут использованы в России. В этом смысле любимая сербская присказка «Сербия — это маленькая Россия» приобретает особый смысл.
Чем лучше мы знаем технологии новых сербских протестов, тем больше у нас шансов противостоять им у себя дома.