Преспанское соглашение между Афинами и Скопье, подписанное 17 июня 2018 года, с высокой долей вероятности положило конец одному из самых неопасных конфликтов на Балканах, который тем не менее десятилетиями отравлял атмосферу этого неспокойного региона Европы. Этот спор, в первую очередь связанный со стремлением Скопье к евроатлантической интеграции, продемонстрировал, насколько институт международного арбитража неэффективен при отсутствии внутриполитической необходимости.
Но обо всем по порядку.
Из Югославии — к БЮРМ
17 ноября 1991 года бывшая югославская республика Македония провозгласила независимость, а 21 февраля 1992 года заключила соглашение о выводе югославских войск с территории страны. После этого новообразованное государство наивно полагало, что в силу своего бескровного выхода из раздираемой конфликтами Югославии — во-первых, достаточно терпимого отношения к национальным меньшинствам (в парламенте и в правительстве были представлены албанцы, сербы, влахи и турки) — во-вторых, а также на фоне межэтнических конфликтов на западе югославской федерации — в-третьих, Скопье будет признан международным сообществом в самое ближайшее время. Однако Афины, недовольные использованием слова «Македония» вне эллинского контекста, выступили резко против признания страны под конституционным наименованием. Причин для такого поведения греческой стороны было множество, и далеко не все они были связаны с проблемой исторической памяти Эллинской республики или неадекватными выпадами правых в соседней стране (см. подробнее: Колосков Е.А. Македонско-греческий спор о названии: аспекты, этапы и поиски решения // Славянский альманах 2010. М., 2011. С. 186-203). Для нас важно, что международные организации, в первую очередь, ЕС и ООН, оказались вовлеченными в спор о названии.
Так называемая «Комиссия Бадинтера» (институт, регламентирующий вопрос признания республик бывшей Югославии) 11 января 1992 года постановила, что Македония исполняет все условия, необходимые для международного признания. Однако затем, в связи с давлением Греции, позиция изменилась. На саммите ЕС в Лиссабоне 27 июня 1992 года она была сформулирована в принятой декларации, где подтверждалась готовность признать страну под любым названием, разве что не содержащим слово «Македония».
В феврале 1993 года Греция, фактически отказавшись от прямого диалога с Македонией, стала настаивать на международном арбитраже, что первоначально было отвергнуто македонским руководством. В тот момент Скопье надеялось добиться признания под конституционным названием в обход ЕС – через ООН. Подобные чаяния оправдывались суверенным правом государств на свободный выбор названия, флага и других государственных символов. С этой целью еще 30 июля 1992 года Македония подала официальную заявку на принятие в ООН. Однако СБ ООН предложил проект резолюции по принятию Македонии в ООН под названием «Бывшая Югославская Республика Македония». В ответ 24 и 30 марта 1993 года президент Македонии уведомил, что страна не примет наименование «БЮРМ». 6 апреля к спору в ООН подключилась Греция, добившаяся того, чтобы это наименование было признано временным. С этой оговоркой македонское государство и стало членом всемирной организации 8 апреля 1993 года. К декабрю 1993 года все страны ЕС (за исключением Греции) признали Македонию.
В таком виде ситуация сохранялась до подписания в Нью-Йорке 13 сентября 1995 года так называемого Временного соглашения, которое предусматривало восстановление дипломатических отношений между двумя странами, подтверждало нерушимость совместной границы и гарантировало отказ от взаимной враждебной пропаганды. Кроме того, Греция обязалась не чинить препятствий Македонии на пути в международные организации. Последний сюжет оказался принципиальным в силу стремления Македонии в НАТО, куда последняя надеялась попасть в 2008 году, на саммите Альянса в Бухаресте.
Греческое вето
Ни для кого не было секретом, что Греция использует право вето при принятии Македонии в эту организацию. Об этом неоднократно предупреждали греческие политические деятели. Так, например, 29 августа 2006 года министр иностранных дел Дора Бакоянни заявила, что «парламент Греции любого состава не будет ратифицировать присоединение соседней страны к ЕС и НАТО, если спор о названии не будет решен заранее». Премьер-министр Греции Костас Караманлис, первоначально отрицавший то, что Греция будет в обязательном порядке использовать свое право вето, тем не менее позднее фактически подтвердил это.
Однако ни переговоры ноября-декабря 2007 года, ни январско-февральские двусторонние встречи не принесли результата. Более того, македонские партии национального толка 27 февраля 2008 года провели крупный митинг в поддержку конституционного названия. Аналогично 2 марта в Салониках прошел митинг, организованный греческими национально ориентированными силами. В результате 3 апреля 2008 года на саммите в Бухаресте Греция заблокировала вступление Македонии в НАТО.
После этого Македония подала против Греции иск в Международный суд в Гааге в связи с невыполнением последней обязательств по Временному соглашению. Новый раунд переговоров начался 11 февраля 2009 года. Дальнейшие встречи в июне–августе 2009 года и в апреле–июне 2010 года прошли под знаком выбора нового названия страны: сначала фигурировала, в основном, «Северная Македония», затем, в 2010 году, — «Вардарская Македония». Попытки оказать давление на Македонию со стороны ЕС весной 2012 года также не ускорили решение проблемы, оставив страну на обочине евроатлантической интеграции.
Казалось бы, для России, с 1992 года традиционно поддерживающей конституционное наименование Македонии, появился шанс на обретение нового союзника…
Почему Россия упустила Македонию
Третий президентский срок Владимира Путина былознаменован стартом амбициозных проектов усиления российского экономического присутствия в Юго-Восточной Европе. 12 февраля 2013 года вновь избранным лидером была утверждена новая Концепция внешней политики Российской Федерации. В 66-ом пункте этого документа указывается, что «Россия нацелена на развитие всестороннего прагматичного и равноправного сотрудничества с государствами Юго-Восточной Европы. Балканский регион имеет для России важное стратегическое значение, в том числе как крупнейший транспортный и инфраструктурный узел, через территорию которого осуществляется доставка нефти и газа в страны Европы». Что интересно, в Концепции 2008 года упоминалось лишь то, что «Россия открыта для дальнейшего расширения прагматичного, взаимоуважительного сотрудничества с государствами Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы с учетом реальной готовности к этому каждого из них».
Активизация внешней политики на Балканах была напрямую связана с повышением экономического интереса России к региону. В конце 2012 года официально и на самом высоком уровне начинается строительство «Южного потока», которые планировали проложить через территорию Болгарии, Греции и Сербии. С развитием данного проекта были связаны большие надежды стран региона на дальнейшие российские инвестиции и (в определенных кругах) на возвращение российского политического влияния на Балканах. Тут можно говорить даже об определенной борьбе среди балканских политических элит, включая и македонцев, за возможность поучаствовать в данном проекте.
События на Украине 2014 года, закрытие «Южного», а затем и «Турецкого» потоков, очевидная однобокая ориентация на экономическое и культурное сотрудничество с регионами «сербского круга» (Сербией, Республикой Сербской и Черногорией) не позволили России перевести отношения с Македонией на новый уровень. Не оправдались надежды Скопье и на экспорт в Россию сельскохозяйственной продукции: страна, не присоединяясь к санкциям против Москвы, надеялась получить доступ на российский рынок. Кроме того, подлили в масла в огонь неосторожные заявления российских политиков: такая неприятная ситуация возникла, например, после упоминания в Совете Федерации РФ министром иностранных дел Сергеем Лавровым сценария раздела Македонии между Албанией и Болгарией.
Безальтернативная поддержка официальной Москвой правительства Македонии в ходе политического кризиса 2015-2017 годов также в значительной степени лишила российскую дипломатию возможности маневра. Помимо вполне ожидаемой позиции по отношению к массовым протестам (поспешно объявленным новой «цветной революцией» и «вмешательством извне» — по аналогии с Украиной) Москва выступила также против «федерализации» Македонии албанцами и поддержала славянское население республики, противившееся любым попыткам ослабления центральной власти в стране. Все это (вкупе с просербской позицией Москвы по Косово) практически не оставило России сторонников среди оппозиции, пришедшей к власти в начале 2018 года.
Новая власть постаралась решить спор о госнаименовании, что опять же было воспринято российскими СМИ и МИДом резко отрицательно. Официальные лица России осудили увязывание переименования страны с ее последующей евроатлантической интеграцией и вмешательство «западных визитеров» во внутренние дела Македонии, что в итоге позволило СМИ и даже официальному Скопье говорить «о стремлении Москвы сорвать процесс урегулирования». Само Преспанское соглашение (по версии российского МИДa, «решение, грубо навязываемое Скопье и Афинам извне») и его фактическая реализация в начале 2019 года на сегодня максимально отдалило Россию от теперь уже Северной Македонии.
Потенциал преспанского прецедента
Решение греко-македонского спора о госнаименовании показало, что войны памяти, бушующие на Балканах, можно преодолеть при наличии политической воли и политического компромисса, как в случае с «левым консенсусом» (термин предложен д. ист. н. проф. Р.В. Костюком) Скопье и Афин. Подобный опыт с некоторыми оговорками может быть использован для более сложных вызовов стабильности в регионе, как то Белград–Приштина или Сараево–Баня-Лука. Конечно, по-прежнему существует определенный риск возвращения к ситуации «до Преспы». Поражение СИРИЗЫ в Греции (партии, при которой было заключено соглашение) и кажущаяся неизбежность возврата к власти ВМРО-ДПМНЕ в Македонии (главного соперника переименовавшей страну правящей партии СДСМ) позволяет предположить новое похолодание отношений между Скопье и Афинами. Впрочем, нынешние «самые лучшие отношения в истории двух стран» кажутся крайне выгодным обеим сторонам.
Для России политика поддержки правоориентированных режимов, как это было с ВМРО-ДПМНЕ в Македонии, при формальном стремлении сохранить статус-кво или позволить сторонам договориться самостоятельно может привести к сохранению образа игрока, раздувающего угли тлеющих конфликтов на полуострове. Впрочем, учитывая, что Балканам не нашлось места в Региональных приоритетах Концепции внешней политики Российской Федерации, возможно, активизация российской дипломатии в регионе и не планируется Москвой вовсе, а деятельность 2012-2017 годов была лишь кратким эпизодом балканской эпопеи России.
Возможность восстановления имиджа России на Балканах за пределом «сербского круга» (который после анти-черногорской компании 2017 года сократился до Сербии и Республики Сербской) весьма маловероятна в силу накопившегося за период активности российской дипломатии 2012-2016 годов негативного опыта и взаимных обид. Северная Македония в лице СДСМ, сделавшая первые шаги на пути евроинтеграции, вряд ли будет заинтересована в некоем диссидентстве по примеру Анкары (вне зависимости от исторического опыта последней). Выгоды от сотрудничества с Брюсселем для Скопье явно будут преобладать над «потенциальными авантюрами с участием Москвы». Возвращение ВМРО-ДПМНЕ теоретически может придать новый импульс отношениям, но сильно рассчитывать на это не стоит.
Евгений Колосков,
к. ист. н., доцент СПбГУ
Читайте также:
- Македонский премьер пообещал пранкерам дать взятку патриарху Варфоломею
- Путь Северной Македонии в Евросоюз превращается в бесконечный сериал