На днях бывший и, судя по всему, будущий мэр Белграда Александр Шапич, спортсмен-ватерполист по основному профилю, выступил с заявлением о том, что останки лидера Югославии Иосипа Броза Тито надо вынести из его резиденции, некогда известной как «Дом цветов», и передать хорватам, чтобы они захоронили Тито на его исторической родине, в селе Кумровец. А бывшую резиденцию Тито необходимо, по идее Шапича, превратить в некий аналог парижского Пантеона, перенеся туда останки «великих сынов сербского народа», например генералов времён Первой мировой войны, вместо Иосипа Броза, который и не великий, и не серб.
Вполне очевидно, что Шапич делает подобные заявления в рамках своей избирательной кампании. Бывшего спортсмена часто упрекают в западничестве, излишней близости с американским посольством. Вероятно, таким образом он рассчитывает привлечь голоса ультрапатриотической общественности. Есть, однако, большие сомнения в том, что эта политическая комбинация сработает, поскольку для радикальных патриотов Шапич стал, что называется, «нерукопожатен», после того как распустил свою партию Сербский патриотический союз и вступил в правящую Сербскую прогрессивную партию (29 мая 2021 г.). То есть саму инициативу многие поддержат, как уже сделал сербско-американский политолог, профессор Срджа Трифкович. Но абсолютно не факт, что Шапич сможет конвертировать эту поддержку в голоса на выборах мэра сербской столицы.
С точки зрения сугубо прагматической передача останков Тито хорватам – это не просто легкомысленный, непродуманный шаг, это самый натуральный «самострел». «Дом цветов» давно и успешно переформатирован в Музей Югославии, могила Тито, куда в 2013 г. подзахоронили его вдову Йованку Броз-Будисавлевич, является частью музейной экспозиции. Как и выставка подарков Иосипу Брозу, которая потрясает посетителей своим масштабом и разнообразием, там можно увидеть и предметы роскоши, презентованные Тито главами других государств, и поделки югославских школьников, полные наивного обожания. В музей не зарастает народная тропа, туристы из Хорватии и Словении, зачастую, первым делом идут именно в Музей Югославии. Другие белградские музеи «бывших сограждан» не столь интересуют, и мы их не осудим — исторического музея в сербской столице вообще нет (то есть музей есть, но у него нет помещения), художественный музей не может похвастаться представительной коллекцией европейского искусства, сравнимой с загребской галереей Анте Топич Мимара, к примеру. И это мы ещё не говорим о китайцах, которых в доковидные времена в Музей Югославии везли, кажется, прямо с аэродрома. Сейчас этот бурный поток «китайских товарищей» несколько обмелел, но это, надеемся, временное явление.
Собственно, «Дом цветов» был несколько странным местом изначально, представляя из себя оранжерею и «публичную резиденцию», где Тито встречался с посетителями и зарубежными гостями, но практически не жил. Проживал он в Белграде по нескольким адресам: в вилле на Ужицкой улице, дом 15, полностью разбомбленной авиацией НАТО в 1999 г., а также в «Белом дворце», построенном для короля Александра Карагеоргиевича российскими архитекторами Николаем Красновым и Григорием Самойловым. «Белый двор» в начале нулевых подвергся реституции, сейчас там проживают потомки сербской королевской династии — принц Александр Карагеоргиевич со своей супругой. Это тоже примечательный туристический объект, но туда попасть (и сфотографироваться с претендентом на престол) можно только по предварительной записи, большой группой и с хорошей протекцией. Так что если ты, читатель, в Белграде и хочешь походить по музеям, то первым делом «ждёт тебя дорога к партизанам в лес густой», то есть к Тито. Потом можно ещё в Музей Николы Теслы сходить. Тесла, правда, с Белградом не связан вообще никак, был в этом городе ровно один раз в жизни, то ли сутки, то ли двое, но музей хороший.
Идея Шапича насчёт пантеона великих сынов сербского народа на самом деле разумная и перспективная. При социализме такой пантеон, а вернее некий аналог кремлёвской стены с вечным огнём, начали было создавать в Калемегданской крепости. Захоронили там героев Второй мировой войны Иво Лолу Рибара и Ивана Милутиновича, потом подхоронили убитого королевской полицией в 1929 г. создателя компартии Югославии Джуро Джаковича, а в 1957 г. там же нашёл упокоение старый партиец, учитель и наставник Тито Моше Пияде.
После него в калемегданской «Гробнице народных героев» уже никого не хоронили, может быть, потому что «гонки на лафетах» создателей и вождей социалистической Югославии пришлись в основном на 80-е гг., стартовав со смерти Эдварда Карделя в 1979 г. В тот момент от коммунистического официоза всех уже, что называется, с души воротило, ценились захоронения более интимные и камерные.
Тут как раз могила Тито хороший пример. Простое надгробье из мрамора с острова Брач, без пятиконечной звезды или какой-либо иной символики, только надпись «Иосип Броз Тито» и годы жизни. Буквы, правда, золотые. Сам Иосип Броз, согласно апокрифу, хотел, чтобы на его могиле была только надпись «Тито» и всё. С учётом того, что дату рождения он в разные годы жизни называл разную, легко понять, почему для него было предпочтительнее обойтись вообще без неё. Но преемники Тито (коллективное руководство, «Председательство Президиума») его волю не уважили.
Но это мы про недоделанный социалистический Пантеон. А Шапич говорит о «пантеоне великих сербов» во главе с полководцами Первой мировой. И тут всё тоже не просто. Мемориальный комплекс героям Первой мировой есть, и он замышлялся именно как место захоронения, но стал чем-то другим, сложноописуемым, но важным для Белграда. Речь про «Мавзолей неизвестного героя» на горе Авала. История его появления очень путаная, изобилующая умолчаниями.
Во время австро-немецкой оккупации Белграда, вроде бы в 1915 году, на горе был похоронен солдат, героически защищавший отступление своего полка. Надпись на его могиле, установленная австрийцами, гласила: «Ein unbekannter serbischer Soldat».
В 1921 г. временный крест на могиле сломало ветром, местные жители решили сделать на этом месте более монументальный каменный памятник, каковой и возвели в 1922 г., удостоверившись попутно, что в могиле действительно покоится сербский солдат (его форму и сапоги, извлечённые из гроба в 1921 г., можно увидеть в Военно-историческом музее).
А в 1934 г. вокруг памятника на Авале начинается масонская свистопляска. Зачем-то взрывают живописные развалины средневекового феодального замка Жернов, который построили на месте римского укрепления не то венгры, не то болгары, а в XV в. перестроил сербский деспот Стефан Лазаревич. У замка был огромный туристический потенциал, но кто тогда об этом думал. На месте снесённого замка вырастает чёрное мраморное сооружение, похожее то ли на Мавзолей в Галикарнасе, одно из семи Чудес света, от которого все прочие мавзолеи получили своё название, то ли на могилу царя Кира в иранских Пасаргадах. Христианской символики в оформлении мавзолея нет, зато есть поражающие воображения кариатиды в костюмах народов Югославии, могучие и несколько, как бы это сказать, андрогинные. И скульптуры, и весь проект разработаны великим хорватом Иваном Мештровичем, выдающимся художником, членом всех возможных тайных орденов и мистических обществ. Закладка камня «чёрного мавзолея» осуществлялась по всем масонским правилам, причём активнейшее участие в церемонии (18 июня 1934 г.) принимал король Александр Карагеоргиевич, которому суждено было погибнуть от рук убийц менее чем через четыре месяца.
Собственно, после убийства Александра в Марселе рассматривался вариант его захоронения в Мавзолее на Авале, но этому категорически воспротивилась вдова, Мария Румынская (Гогенцоллерн-Зигмаринген), сама, кстати говоря, скульптор не хуже Мештровича.
Чёрный вигвам, то есть простите, Чёрный мавзолей достроили к 1939 г. и похоронили там одного несчастного «безымянного героя» (которого попутно ещё и наградили орденом Карагеоргия — уникальный пример награждения человека, о котором неизвестно вообще ничего — ни имени, ни точной даты и обстоятельств смерти).
Место это странное, мистическое, явно рассчитанное на что-то большее, чем захоронение одного неизвестного сербского пехотинца. Вот из этого-то мавзолея «кое-кого», а вернее, непонятно кого, вполне можно было бы сделать «Сербский Пантеон», место поклонения великим полководцам времён Перовой мировой — Живоину Мишичу, Радомиру Путнику, Степе Степановичу и др., заодно и освятив его по православному обряду, в чём мавзолей очень нуждается — ранним утром и поздним вечером там буквально физически ощущается потустороннее присутствие, не вполне доброжелательное. (Тут читатель воскликнет — пить надо меньше! — и будет, возможно, не так уж неправ).
В общем, почтить память сербских героев Первой мировой войны вполне можно без манипуляций с могилой Иосипа и Йованки. Сложно себе представить захоронения сербских «воевод» Первой мировой в антураже титовской оранжереи, этакого провинциального недо-хай-тека, насквозь восьмидесятнического. Можно, конечно, всё снести и заново построить, как сербы любят. Но лучше, чем у Мештровича (несмотря на его мрачность и масонскую символику), всё равно не получится.
Опять-таки, вот вспомнили мы Йованку Будисавлевич, несчастную, по сути, женщину, тридцать лет после смерти Тито прожившую под домашним арестом, в некогда роскошной, но разваливающейся вилле, питаясь только хлебом и паштетами, которые на свои деньги покупала её домработница (а продавать ювелирные украшения Йованке запретили). Отдаём мы, допустим, останки Тито хорватам, при том маловероятном условии, что те согласятся их принять. А с Йованкой что делать, тоже в титовский родной Кумровец? Или в её родное село Печане в хорватской области Лика? Там осталось 25 человек жителей, и все они хорваты, не факт, что они будут рады напоминанию о том, что когда-то это было многолюдное сербское село.
Короче говоря, будь я Александром Шапичем, не стал бы тревожить могилу Тито. Можно вспомнить и историю о вскрытии могилы Тамерлана в Самарканде советским антропологом М.М. Герасимовым в июне 1941 г. Ни к чему хорошему это не привело. Выяснили, правда, что легендарный «железный хромец» действительно от рождения был хром. Тито на склоне лет тоже имел проблемы с ногами, закончившиеся ампутацией. Духи хромых военачальников почему-то отличаются особенной злобностью и мстительностью. Вот о чём стоило бы Александру Шапичу подумать…
Обложка: Kenzavi (Cvetanović Igor)