Глиняный горшок крутился, создавая своим неуклонным быстрым движением ровный круг. Рука гончара, едва касаясь края, направляла бег, которому, казалось, нет ни конца, ни начала. Самое древнее ремесло на земле, детство человечества: смотришь, и сразу всплывают в памяти амфоры, полные оливкового масла, козы на склонах Олимпа, тугие паруса… Красно-коричневые черепки, обломки античности, прячутся по всему Средиземноморью — только копни.
— Сколько лет вашей мастерской? – спросила я ее хозяина.
— Даже не знаю, — ответил Васо Шуневарич, не отнимая руки от крутящейся глины, — отцу дело перешло от бабушки, ей — от ее деда, а дальше, — он пожал свободным плечом, — никто и не помнит.
Васо не помнит, а вот специалисты-археологи утверждают, что гончарному делу на берегах Средиземного моря больше двух тысячелетий. А вот конкретно на этом месте, куда наша компания приехала, чтобы рассказать об уникальной мастерской, горшки лепят уже пятьсот лет.
Деревня Злакуса расположена буквально в получасе езды от города Ужице. Выглядит она так же, как и большинство сербских деревень осенью. Вдоль дороги – деревья, усыпанные синими матовыми сливами, через плетни гнутся розовые кусты, а лужайки вдоль дороги пестрят пахучим разноцветьем трав. И, как почти в каждом селе, здесь сохранилось особенное народное ремесло.
Про то, что в Злакусе работают гончары, догадываешься еще на подъезде к селу: вдоль дороги, вместо обычных для Сербии овощных развалов с арбузами, мешками красной паприки, со стройными рядами тягучего меда и прочей осенней роскошью, — высились деревянные конструкции, на которых один к одному стояли светло-коричневые горшки с клеймом Злакусы на крышках. Размеры их были самые разные: от маленького, буквально на одну порцию, до огромного, из которого можно накормить роту солдат.
В деревне работает 16 мастерских. Каждая из них — это небольшое семейное предприятие, где трудятся буквально два-три человека. И больше нигде в Сербии, а значит, и в мире, не сохранилось производства этой уникальной глиняной посуды.
В чем же ее уникальность, почему эта традиция зародилась именно в этом месте и так бережно сохраняется мастерами? Конечно, как всегда в таких случаях, все дело в материале, из которого эта посуда создается.
Секрет здесь не скрывают. А и ни к чему: все равно никому и нигде этого не повторить. Глина, которая добывается в деревне, что находится в 20 километрах от Злакусы, рядом с городом Пожега, смешивается с толченым камнем, который добывают непосредственно в этой местности. Суть производства как раз в этом камне: благодаря ему посуда приобретает стойкость, которая позволяет готовить в ней пищу на огне. Во время готовки кальций, который содержится в камне, поступает в саму еду и, соответственно, в организмы едоков, — а всем известно, как кальций полезен для здоровья. Никаких препаратов с кальцием не надо принимать тому, кто варит кашу в горшке из Злакусы. А ведь кальций помогает и при остеопорозе, и при аллергии, и для детей он необходим. Я не врач, но сколько раз самой пришлось употреблять глюконат кальция: и ложками, и в таблетках, и в капсулах… И все потому, что не было у меня в доме волшебного горшочка!
А теперь будет! Причем я сделала его сама, своими руками! Ну, скажу честно, не совсем до конца своими, но все- таки приложила руку, сподобилась!
Я, конечно, кинулась к глине, как ребенок. Еще бы! Кто в детстве не лепил куличики в песочнице, кого не учили на уроках труда расписывать маленькие корявые вазочки? А мне довелось пережить и настоящее увлечение керамикой в мастерской бывшего Дома Пионеров, где моя мама обжигала в печке глиняные игрушки в каргопольской традиции. Вот я и сразу как к родному метнулась к огромному баку, в котором горкой лежала темная глина.
— Посмотри, — сказал Васо, разминая пальцами небольшой комок, — глина чистейшая. Ни песка, ни малейшей примеси. Такой, как здесь, больше нигде не найти.
Рядом в ведре блестел толченый камень.
Для того, чтобы разобраться подробнее, мы вышли во двор мастерской, и хозяин, приподняв край брезента, показал нам груду прозрачных камней. Это был минеральный кальцит. Прозрачные, как стеклышки, кусочки здесь измельчают в крошку, смешивают с глиной в небольшом аппарате, — и больше ничего. Чистота материала и ясность линий.
— Все, конечно, недалеко, там 5 километров, там 20. На машине минуты занимает. А вот представьте, как моя бабушка и глину, и камни — все носила пешком, на спине…
Аппарат для смешивания и автомобиль для доставки — единственное новшество, которое введено в этой мастерской за все те годы, которые работает Васо и его жена Дана, а это 27 лет. Все остальное – ровно так, как делали его предки пять сотен долгих лет. А может и больше, кто знает?
Я усаживаюсь на соседний с Васо стул за подставку, где уже лежит кусок глины для изготовления нового горшка.
— Вы делайте свой горшок, — отважно говорю я, — а я буду повторять за вами движения!
Васо усмехается, но не спорит. Мало ли что этим журналистам придет в голову!
Для начала я никак не могу сообразить, в какую сторону нужно вертеть подставку. Васо приходится вставать и снова и снова показывать мне это легкое касание руки, создающее божественно ровный круг. Основа готова. Хоть и кривобокая, но она все- таки похожа на донышко горшка. Теперь нужно взять маленький комок, скатать из него колбаску, одной рукой не переставая поддерживать это неуклонное движение, а другой — надставлять глину, поднимая бортики будущего горшка. Это мне не удается совсем. Только с пятой или даже шестой попытки я понимаю, в чем суть движения. Самое интересное в том, что не нужно много шевелиться — нужно точно рассчитанное движение, — и все идет как бы само. Мне дают в руки тонкий ножик. Я должна провести на лепешке ровный круг, чтобы потом, как Роден, убрать все лишнее. Смотреть на мои неуклюжие попытки собрался уже весь коллектив мастерской. Даже кофе принесли: стоят, потягивают горячий напиток из маленьких чашечек и хохочут. А я в который раз пытаюсь вести нож против вращения гончарного круга.
— Не делай ничего, просто держи его, он сам выведет круг, — кричат мне все наперебой, включая даже нашего фотографа.
— Так это самое трудное — ничего не делать! — отвечаю я, но все-таки вывожу круг, которые напоминает рисунок пятилетнего ребенка.
Васо не выдерживает и садится на мое место. Под его руками, под движениями, которые я не могу даже отделить одно от другого, вырастают стенки, появляется горлышко, и оно крутится так быстро, что кажется: там, внутри, рождается какая-то тайна. Еще несколько движений ножом — и узор опоясывает посудину, вырастают ручки и возникает знаменитое клеймо Злакусы.
И в довершение, лукаво поглядывая на меня, Васо выводит по краю мое имя — Елена.
— Пусть это будет твой горшок! — говорит он. — Я тебе его потом пришлю, когда он высохнет. Все-таки ты его сделала сама!
Я гордо прижимаю к себе сырое творение и соглашаюсь с мастером: да, и мы пахали…
Теперь мой горшок отправят в сушилку, где он составит компанию еще нескольким десяткам своих собратьев. А потом им все дорога в печку — на обжиг. Раньше эти горшки запекали на открытом огне, но потом Васо поставил две печи из кирпичей. Одна, старая, стоит во дворе, у ручья, а новая работает прямо в мастерской. Для изготовления самого горшка у мастера уходит полчаса. Потом дней семь в сушке, обжиг, — и к потребителю. Покупают посуду из Злакусы по всей Сербии, много заказчиков и из других стран. Заказывают и постоянные клиенты, и по интернету. Заказы разные: от кухонной посуды до фонтанов. На Фейсбуке и в других социальных сетях маркетингом занимается дочка, Саня. По почте, конечно, не отправляют: с этим товаром надо обращаться осторожно. Доставляют на машине. Стоимость среднего горшка невелика – около 20 евро.
— Мы бы, конечно, не справились, если бы не помощь государства, — поясняет Васо. — В Сербии есть государственная программа поддержки старинных народных ремесел, и они все полностью освобождены от налогов.
Васо показывает мне сертификат: это официальный документ, защищающий продукцию мастерской от подделок.
Мы вышли во двор, к дороге. Проходящий мимо крестьянин остановился, поставил на землю ведро, полное слив и груш, и жестом показал – угощайтесь. Нагнувшись, я аккуратно вынула крупную мягкую сливу, сладкую, будто она вместе с сахаром уже побывала в горшке.
—Ты что! — накинулись на меня окружающие, — бери еще! Вон, груши какие спелые!
Пора двигаться дальше. Мы прощаемся с Васо и Даной, протягивая руки, — никакая корона не отвадит меня от этой привычки! Васо, смущаясь, показывает ладони, покрытые слоем самой чистой в Сербии глины, мол, грязные!
И тут я выдаю афоризм, причем на сербском:
— Нет чище рук, чем руки, которые заняты ручным трудом!