Первый вечер в Белграде запомнился мне хорошо. Я лежала на диване, листая путеводитель. Обычно я заранее готовлюсь к поездке в новое место, но в тот раз была слишком занята. День в сербской столице получился сумбурным. Я бесцельно блуждала по улицам. Успела лишь посмотреть на Дунай и каким-то чудом вышла к собору Святого Саввы. Вернувшись домой, я тут же принялась составлять программу осмотра. Муж не принимал участия в процессе.
— Завтра пойдем смотреть Калемегдан, — объявила я.
— Ка-ле-что-что?
— К-а-л-е-м-е-г-д-а-н. Это крепость такая. Там есть еще музей пушек и танков под открытым небом.
Муж одобрил крепость и особенно музей пушек. Я продолжила изучение путеводителя.
— Скадарлия, — зачитала я вслух. — Богемный квартал, где сохранен исторический дух: рестораны национальной кухни, антикварные магазины, сувениры.
В ответ – молчание. Я знала, какое выражение сейчас на лице у мужа. Мы оба не любим «сувенирные» улицы, ориентированные на туристов: полно народу, высокие цены. Аутентичность еды и товаров вызывает сомнения, не говоря про качество сувениров. Но путеводитель был так настойчив…
— От нас до Скадарлии всего пять минут пешком. А в конце улицы есть рынок. Купим фрукты, горячий хлеб, сербский млади сир. Может сходим?
Рынок – аргумент серьезный. Муж согласился.
Скадарлия действительно оказалась рядом. Скоро мы уже шли по неширокой, крутой пешеходной улице, вымощенной булыжником. Ее окружали аккуратные домики с ресторанами на первых этажах. Ажурные кованые решетки, деревянные столики, скатерти в красную клеточку, цветы в кадках. Из окон доносилась народная музыка, официанты улыбались и делали приглашающие жесты руками, однако при этом не кричали и не хватали прохожих за руки, как их турецкие коллеги. Народу было немного. Воришки, попрошайки и прочие мутные личности в глаза не бросались. Все было очень мило: лучше, чем мы ожидали.
Но все же туристический глянец чувствовался: была в Скадарлии некая ненатуральность. Эдакая улица с открытки. И здесь сербы не виноваты. Такой же глянец можно встретить во многих турзонах мира, начиная от нашего Арбата. Однако все эти «арбаты» и «монмартры» (а Скадарлию часто сравнивают с Монмартром) когда-то жили реальной жизнью, и неслучайно их так любят местные. Надо просто постараться за открыткой разглядеть события прошлого.
Двести лет назад здесь не было никакой улицы — только заросшая травой пустошь. Выше по склону, там, где сейчас разместилась редакция газеты «Политика», начинался ручей и тек через пустошь вниз. Сперва вдоль ручья поселились цыгане. Поселение стало называться Циганска маала (то есть цыганский район). Быстро выросли ханы (караван-сараи) и кафаны (трактиры). Посетителями были как турки, так и сербы. Частенько случались драки: место имело дурную славу.
Вскоре стало спокойнее. Цыгане переместились подальше от центра – на Чубуру. В бывшей Циганской маале поселились простые сербы: ремесленники и мелкие торговцы. Появились обмазанные глиной хижины с черепичными крышами, возле каждой был садик за забором-плетнем. Местные жители выращивали фрукты и овощи. Продавали их тут же: в конце улицы располагался рынок Байлониева Пиаца.
В одной из хижин жил знаменитый сербский поэт и художник Джура (Георгий) Якшич. Вот как описывает его дом писатель Живорад Йованович: «В комнате с низким потолком и вечно влажными стенами стояли стол, стул, шкаф и две кровати. На одной спал сам поэт, на другой – его сыновья. В крошечной кухне без окон была лишь плита, полка для посуды и кровать, где спали женщины».
Дом Якшича сохранился до наших дней. На родной Скадарлии поэту поставили памятник.
Посередине улицы протекала река. Когда шел дождь или таял снег, случались настоящие наводнения. Газета «Белградский вестник» в 1884 году писала, что во время непогоды бурный поток подхватил жену стекольщика Марию Йованович: женщина проплыла всю Скадарлию и лишь в конце улицы ее смогли поймать соседи.
С рекой боролись. Построили акведук, который подавал чистую воду из расположенных на площади Теразия источников на Скадарлию и Дорчол. Самую большую арку акведука назвали Скадарской — по имени города в Албании, а в 1872 году в Скадарскую официально переименовали целую улицу. Водный поток в конце концов заключили в трубы. По ним он и сегодня течет под землей, незаметный для прохожих.
Еще при османах, чтобы как-то уменьшить количество воды и грязи, Скадарскую улицу замостили. Камни были кривыми, разного оттенка. Между ними — дырки и ямы. Такими они дошли до наших дней. Скадарлийская мостовая – особенная, любимая жителями Белграда. Сербы называют ее джомбаста калдрма (то есть бугристая мостовая). Звукопись очень подходит к старинным булыжникам. Кривая и крутая Скадарлия с ее неровными камнями вдохновляла писателей и поэтов. В архивах газеты «Политика» нашлось упоминание об особо коварном овраге, куда частенько падали загулявшие деятели искусства. Поэт Брана Цветкович даже посвятил калдрме эпиграмму. На русский язык ее можно перевести так:
На Скадарлии в час ночи
Шею себе своротишь
Несколько лет назад было решено отремонтировать знаменитую мостовую. Булыжники извлекли и очистили. Сначала положили асфальт. Потом на асфальтовую подложку снова вернули камни. Работы вызвали у горожан неоднозначную реакцию. Газеты писали, что вместо старых турецких булыжников используют современные камни, заказанные в Греции. У новых камней и цвет совсем не тот, и форма другая. Городские власти подмену отрицали.
В тот, первый мой приезд в Белград никакого ремонта на Скадарлии еще не было. Без сомнения я шла по тем самым, историческим булыжникам. Шла и злилась. Даже будучи в кроссовках, вынуждена была все время смотреть вниз: подвернуть ногу на кривых камнях было несложно.
А хотелось смотреть по сторонам. Вот симпатичный фонтан. Вот развевается флаг на флагштоке. Позже я узнала, что это знамя скадарлийской богемы. Ежегодно, в начале лета, его поднимают в торжественной обстановке, в присутствии сербских и иностранных знаменитостей. Вот любопытная вывеска. «Замисли укус» написано над входом в кафе. Странно. Кто кого кусает? Потом я вспомнила, что сербы часто произносят звук «у» там, где русские произносят «в». «Укус» — это вкус, а реклама призывала вообразить, какие вкусные блюда здесь готовят.
Больше всего на Скадарлии выделялись рестораны. Их было много, все — прекрасно оформлены. Она всегда славилась своими заведениями. Собственно, с них-то и началось превращение обычной городской улицы в «сербский Монмартр».
Конец XIX – начало XX века иногда называют балканским Возрождением. Закончилось османское владычество, завоевана долгожданная свобода, — а свобода всегда способствует творчеству. В Сербии зазвучали имена поэтов, писателей, художников, актеров и режиссеров. Вся эта публика любила собираться в кафе «Дарданеллы» на площади Республики, рядом с Народным театром. Заведение располагалось за памятником князю Михаилу Обреновичу и получило неофициальное название «Под конским задом». В 1901 году кафе снесли, чтобы на его месте построить здание Хипотекарного банка (сегодня там находится Народный музей). Куда было податься белградской богеме? Они облюбовали рестораны на близлежащей Скадарлии.
Кого там только не было! По именам завсегдатаев можно изучать историю сербского искусства. Актеры театра обычно не ели перед спектаклем: считалось, что от волнения у них пропадал аппетит. Зато ночью, после представления, артистов обуревал зверский голод и жажда. Прихватив знакомых поэтов, писателей, художников и прочих друзей, актеры шли ужинать на Скадарлию, а заодно отмечали успех.
Красавец и обладатель зычного голоса, актер Добрица Милутинович обычно играл романтических и пафосных героев – Ромео, Отелло, Короля Лира. Как-то раз, войдя в образ злодея, он так и не смог из него выйти: хулиганил и безобразничал по всей Скадарлии.
А знаменитый фолк-оркестр Пайи Николича, где солисткой была его жена – прекрасная брюнетка Софка! В 20-х годах они гремели не только в Сербии, но и за ее пределами. Оркестр давал концерты в том числе и в Москве. Позже Софка вспоминала веселое время на Скадарлии: как она в концертном костюме, в сопровождении музыкантов, переходила из одной кафаны в другую. Нарядными туфельками месила снег, красивое платье волочилось по лужам. Дул ветер, но Софке не было холодно. «Цойле, Манойле», — запевала она народную песню, и вся Скадарлия подхватывала. Я живо представила все это, когда смотрела на фотографию певицы и слушала старую запись.
Конечно, одни рестораны славились больше других. Самых известных было два — «Три шешира» (Три шляпы) и «Два jелена» (Два оленя). Проходя по Скадарлии, я высматривала «Три шешира». Вот очень красивый ресторан, украшенный пестрыми цветами, называется «Шешир мой». Похоже, но не то.
Я спускалась все ниже по Скадарлии и наконец увидела «Три шешира», открывшийся в 1864 году. Когда-то на этом месте была шляпная мастерская. Потом она закрылась, а здание купил ресторан. Хозяин долго не снимал вывеску, где были нарисованы три шляпы. От них ресторан и получил свое имя. Считается, что в «Трех шеширах» побывала вся без исключения сербская богема, начиная от классика XIX века Джуры Якшича до нашего современника, писателя и художника Момо Капора. И это если не считать иностранных знаменитостей: президента Буша, испанского короля Хуана Карлоса, шахматиста Анатолия Карпова…
Богемная публика обсуждала здесь новые постановки, тут же сочиняли стихи и пьесы. А еще тут завязывались романы. Как же без любви? Иногда — взаимной, иногда – нет. Поэт Воислав Илич воспел в стихах красоту актрисы Зорки Тодосич, по которой сходили с ума многие. Красавица не ответила ему взаимностью. Поэт долго был безутешен. Зорка также не стала счастливой. Умер муж и все семеро ее детей. Потом актриса стала терять память и ушла со сцены. Много лет спустя возле Народного театра можно было увидеть душевнобольную старуху, и мало кто узнавал в ней любимицу публики красавицу Зорку.
Но не будем о грустном. В «Трех шеширах» было и много веселья. А как иначе, если его завсегдатаем был знаменитый комик Илья Чича Станоевич? От его шуток покатывалась со смеху вся Скадарлия. Однажды он выпивал в «Трех шеширах» со своим соседом-гробовщиком, который оставил свой катафалк у входа. Чича Илья спешил в театр и попросил его подвезти. Залез на катафалк, лег в гроб, задремал. Проснулся только возле театра. Когда Станоевич восстал из гроба, все вокруг испугались и начали креститься. «Чего вы испугались? — обратился к ним комик. — Лучше ехать в театр с кладбища, чем из театра на кладбище».
Я с любопытством заглянула в исторический ресторан. Увы. Мне там не понравилось. Народу было много, столики стояли слишком тесно, было накурено и шумно. Проникнуться богемной атмосферой не удалось.
Несколько лет спустя мне понадобилось отметить семейный праздник, да так, чтобы было интересно и всем запомнилось. И, разумеется, в сербском духе, — раз уж мы в Белграде. За советом я обратилась к белградской подруге и услышала, что в «Трех шеширах» стало слишком много туристов. Пропал сербский дух. Подруга подтвердила мои впечатления и посоветовала сходить в другой скадарлийский ресторан — «Два jелена». Заведение столь же старое, как и «Три шешира», открыто в 1867 году. Я последовала совету и не пожалела.
Незаметно, я дошла до конца Скадарской улицы. Передо мной был красивый фонтан в восточном стиле: это копия турецкого Себиль-фонтана XVIII века, расположенного в центре боснийской столицы. В 1989 году Сараево подарил ее Белграду.
Навстречу мне по булыжникам ковыляла группа туристов. Соотечественников я всегда узнаю издалека по выражению лиц. Россияне шли и ворчали на жару, на сербский язык (вроде понятный, а вроде и нет), но больше всего — на булыжную мостовую.
В те времена в Белграде было мало россиян. Это сейчас русская речь слышна повсюду. Один из наших сограждан, прогулявшись по Скадарлии, настолько проникся ее богемным духом, что посвятил этому месту стихи:
Белградская жара
Булыжная мостовая,
Цветы в горшочках,
Столики, официанты…
Все честь по чести!
Мы,
Потные любители путешествий,
Ползем,
Снизу вверх,
По Скадарлии.
Это непросто:
В сорок по Цельсию,
Нашей скорбной усталой процессии
Ковылять по булыжным кочкам
Мимо ресторанов и питейных точек,
Всяких там «Трех шляп» и «Двух оленей»,
Где вскормлены сербы пяти поколений;
Брести к центру города,
Не испытывая чувства голода,
Потому как – жарко!
Михаил Магарэ
Мне не было жарко. В отличие от автора, я спускалась сверху вниз и очень быстро оказалась на Байлониевой Пиаце. Рынок шумел и толкался. В воздухе плыл запах хлеба и мяса на гриле. Я нырнула в овощной ряд, нечаянно толкнула дедушку и услышала знаменитое сербское «Бре!». Торговка-цыганка сперва не хотела сбивать цену. Разводила руками с деланным возмущением: «Па, како?!». Я собралась уходить, и она тут же заговорила в другом тоне: «Може, може. Изволите».
Рынок жил. Он не был ни открыточным, ни глянцевым. И вдруг я ощутила себя на Скадарлии: не на современной улице с сувенирами, а на той Скадарлии, какой она была когда-то. Про которую с нежностью и любовью говорил Илья Чича Станоевич, обращаясь к улице как к живому существу. Кажется, я смогла почувствовать ее душу.
Мы с мужем купили фрукты, млади сир, горячий хлеб, много чего еще и, нагруженные пакетами, двинулись в обратный путь. Решили идти не по Скадарлии, а по параллельной улице. Ну их, эти булыжники!