Судьба королевича Георгия Карагеоргиевича уникальна. Имея законные права на сербский престол, он отказался от него в пользу младшего брата — и заработал вместо благодарности клеймо сумасшедшего, а завершил жизненный путь лояльным гражданином социалистической Югославии, в которой других Карагеоргиевичей, кроме него, не осталось.
Прадедушкой его был национальный герой и создатель независимой Сербии Карагеоргий, убитый по приказу другого создателя независимой Сербии и своего конкурента Милоша Обреновича.
Борьба двух династий определяла политическую жизнь Сербии, и в 1858 году Милош вторично пришёл к власти, свергнув сына Карагеоргия Александра. Сын Александра Петр нашёл приют у своего тестя, черногорского князя Николая. В 1884 года в Цетине супруга Зорка родила Петру дочь Елену, а 8 сентября 1887 года сына Георгия. Ещё через год появился второй сын Александр.
Крёстным отцом Георгия стал (разумеется, заочно) царь Александр III. Крёстной матерью — сестра царя Мария Эдинбургская. Династические связи уже не имели решающего значения в европейской политике, но многое в ней определяли.
Поскольку правивший Сербией Милан Обренович ориентировался на Австрию, князь Петр, как соперник-претендент, сделал ставку на Россию. Георгия, публично не афишируя, отослали в Петербург — учиться в Александровском кадетском корпусе. В кадетский коллектив он вписался легко, да ещё в российской столице всегда мог приткнуться к тёткам-черногоркам — Анастасия «Стана» была замужем за светлейшим князем Георгием Лейхтенбергским, потом за великим князем Николаем Николаевичем, а Милица — за братом Николая Николаевича Петром.
В 1903 году в Сербии произошёл переворот, Петр Карагеоргиевич взошёл на престол, а его старший сын стал королевичем — наследным принцем. Георгий тут же отправился в Белград и, представляясь будущим подданным, произнёс пылкую патриотическую речь на родном языке, которая им очень понравилась. Стоит отметить, что по-французски он всё же говорил лучше, чем по-сербски; кроме того, знал английский и русский.
В простом народе Георгий — пылкий, обаятельный, щедрый — был популярен. Королевич покровительствовал спорту, хорошо музицировал, отлично фехтовал и выстрелами сбивал пепел с сигает приятелей. Единственное, белградцев раздражала его опасная манера гонять по столице на автомобиле, но, поскольку авто были в Белграде наперечёт, как-то терпели.
Соотечественникам импонировали его публичные антиавстрийские демарши, типа сжигания флага империи Габсбургов. Поводом для перформанса стала аннексия Боснии и Герцеговины, за которую Георгий назвал императора Франца-Иосифа «вором». Досталось тогда на орехи и вроде как обещавшему вступиться за сербов, но не сдержавшему слова Николаю II, обозванному «лжецом».
Такие демарши, конечно, характеризуют Георгия как человека слишком импульсивного для власти. Все приближённые испытывали на себе приступы его гнева, потом он быстро остывал, просил прощения, был само обаяние — и его прощали. Но в политике так не получалось: влиятельные недруги уровня премьера Николы Пашича или начальника разведотдела Генштаба Драгутина Дмитриевича предпочли бы видеть будущим монархом вполне предсказуемого, рассудительного дипломатичного принца Александра.
Сам король Петр I говорил, что Георгий — его сын, а вот Александр — внук хитрого черногорского короля Николы, и по этому выражению видно, кого он больше любил, а кого считал более подходящим для управления государством. И когда конфликт вырвался наружу, отец фактически принял сторону младшего сына…
В 1909 году грянул скандал, вызванный смертью денщика наследника престола Стефана Колаковича. Сам Георгий говорил, будто ударил его всего разок, рассердившись, что тот вовремя не отправил, да ещё и вскрыл письмо, адресованное некоей даме. Однако, по официальному заключению врача, Колаковича сначала лупили кулаками, а потом уже на полу забивали ногами. Несчастный умирал три дня, но официальные показания у него не взяли. Гипотетически можно предположить, что Георгий действительно поколотил своего денщика, а враги наследника престола убили беднягу и всё списали принца.
Скандал подняла социал-демократическая пресса. При этом никакого серьёзного расследования так и не провели, а шум затих сразу после того, как 27 марта 1909 года Георгий отказался от прав на престол в пользу младшего брата. Скорее всего, была заключена сделка: отрёкшись и не пытаясь отстоять свою невиновность, он сохранил титул королевича, полагающиеся как представителю правящего дома собственность и выплаты и даже не исчез из информационного поля.
Интересы его были широки и разносторонни — он, например, увлекался математикой и переписывался с Анри Пуанкаре. В Белграде же принца натаскивал в дифференциальных уравнениях профессор Михаил Петрович «Алас» — в истории он остался как создатель одного из первых прототипов аналогового компьютера, участвовал в двух Балканских и двух мировых войнах как криптолог и пристрастил королевича к новому хобби — рыбалке.
26 декабря 1910 году Георгий стал первым сербом, поднявшимся в небо родной страны на аэроплане, — правда, в качестве пассажира. «Фарманом-4» управлял русский пилот и предприниматель Борис Масленников.
Отношение Георгия к России, кстати, было неоднозначным, и партия с отстранением от престола могла быть согласована с Петербургом. Австро-Венгрию он откровенно ненавидел, но русские, по его мнению, слишком мало делали для величия Сербии и даже то, что делали, не хотели делать бесплатно. Брак княгини Елены с великим князем Иоанном Константиновичем он воспринял так, будто любимую сестру приносят в жертву политическим интересам, а жениха, сильно преувеличивая, называл «оболтусом в три с половиной метра ростом». Правда, при личной встрече сменил гнев на милость, и отношения у них наладились.
В Первую Балканскую войну Георгий собирался командовать 26-м пехотным полком, который возглавлял, но в этом желании ему отказали. Оставшись при опытном воеводе Степе Степановиче, он держался вполне молодцом, получив чин майора, а также «Звезду Карагеоргия» и Золотую медаль за храбрость.
В Первую мировую командовать его полком Георгию разрешили, и результат оказался вполне предсказуемым — большие потери. Сам королевич дважды получал ранения, когда поднимал подчинённых в атаку. В целом, они его любили, но, как говорится, не дай Бог такого командира.
По завершении войны Сербия превратилась в Королевство сербов, хорватов и словенцев, монархом которого фактически, а с 1921 года — и формально, стал младший брат Александр.
Политическая система страны только формировалась, король, естественно, пытался выстроить её под себя, и сам факт существования Георгия не мог не нервировать. Ведь старший брат с его правами на престол и непредсказуемостью мог стать объектом манипуляций кого угодно. И хотя в политику он вроде не лез, зато демонстрировал завидную жизненную энергию, которая могла выплеснуться в любую сторону.
Георгий идущие от братца-монарха злые флюиды чувствовал и не считал нужным скрывать своего беспокойства, жалуясь, что его хотят отравить или убить каким-либо иным образом. Напряжение нарастало, и младший брат решил разрубить этот гордиев узел.
В 1925 году Георгий был арестован и заточён, впрочем, во вполне комфортных условиях, в белградском Белом дворце. Через год ситуация ухудшилась. Под охраной его перевезли в психиатрическую лечебницу в Горня-Топонице, где отвели специальный блок и держали под караулом, состоявшим из офицера и шести жандармов.
Врачи диагностировали ему букет психических болезней с акцентом на шизофрению и склонность к суициду, с физическим истощением на фоне сильной булимии и анорексии. Позже, уже в 1970-х годах, единственный оставшийся на то время в живых врач признал, что никаких оснований для заключения принца в дурдом не было.
Георгию многие в Югославии сочувствовали. Любимая сестра Елена (мужа которой к тому времени расстреляли большевики) на этой почве порвала отношения с королём Александром и в 1934 году даже не приехала на его похороны.
Новым королём стал сын убитого монарха, малолетний Петр II. Реальная же власть перешла к принцу-регенту Павлу, который выпустить своего двоюродного брата не решился. Выпустили его только немцы, оккупировавшие страну в апреле 1941 года. И в мемуарах «Правда о моей жизни» Георгий задавался вопросом: «Неужели народ, сыном которого я являюсь, потерял свободу — чтобы я её приобрёл?»
Правда, мемуары он написал позже и после освобождения пережил ещё многое. Немцы одно время собирались переформатировать оккупированную Сербию в государство-сателлит, и Георгий воспринимался ими как идеальный кандидат в монархи. Он отказался, сотрудничеством с оккупантами себя не запятнал и с чистой совестью дождался освобождения Белграда. И ничего плохого ему от коммунистов не было. Ему назначили пенсию и разрешили остаться в Белграде. Горожане часто встречали его прогуливающимся по улицам и даже судачили, что иногда видели его в компании самого Тито.
Считается, что именно тогда королевич увековечился и в местной кухне. В 1959 году какую-то советскую делегацию собирались потчевать котлетами по-киевски. Курятины под рукой не оказалось, и выполнявший заказ повар Мича Стоянович приготовил шницель из телятины, полил его соусом тартар и украсил ломтиками лимона и томата. Орден Звезды Карагегоргия королевских времён шницель напоминает мало, и не понятно, почему за ним закрепилось такое название. Либо уж в честь самого Карагеоргия, либо в честь его праправнука-тёзки.
Причины, по которым Тито был к королевичу благосклонен, вполне очевидны. С таким козырем, как Георгий, он легко крыл любые претензии повзрослевшего Петра II в случае, если бы вопрос восстановления монархии в Югославии перешёл в практическую плоскость. И королевич ничего против этого не имел, сохраняя тёплые чувства из родственников только к умершей в 1962 году сестре Елене, с которой, однако, после своего заключения больше так и не свиделся.
В 1948 году Георгий женился на Радмиле Радонич, но брак остался бездетным. Ему, впрочем, приписывали двух внебрачных детей. Якобы именно от Георгия родила вышедшая замуж за итальянца Массимо д’Элиа графиня Александра фон Меренберг, внучка Пушкина. Второго ребёнка принцу вроде бы родила одна из служанок, ухаживавших за ним в Топонице.
Умер Георгий в Белграде 17 октября 1972 года и был похоронен в церкви св. Георгия на холме Опленац близ Тополы. В 1993 году рядом с ним похоронили и его супругу.
Чтение «Истории моей жизни» (только во времена Тито издававшейся четыре раза) наводит на мысль, что Георгий в чём-то сродни пресловутым «потерянным героям». Речь идёт о персонажах национальной памяти, которые, если бы не преждевременная гибель, якобы могли привести свой народ и страну в некие райские кущи. Что было бы с Югославией, если бы Георгий стал первым королём СХС-Югославии и правил ей столько, сколько прожил? Впрочем, воспринимать его как потерянного героя мешают два обстоятельства: во-первых, он не погиб, а умер в преклонном возрасте своей смертью, а во-вторых, скорее смахивает на антигероя.