Эротика и секс в сербском кино 20-30 гг. ХХ века

Материал Катерины Лане про эротику в югославском кино 1960-80 гг. мог создать у читателя впечатление, что до 60-х гг. секса и эротики в югославском кино не было. Что не совсем так, и даже совсем не так. Были они в югославском кино с самого начала, буквально с первых его шагов в 20-30 гг. А уж фильмы 50-х гг. — это настоящий триумф плоти! До некоторой степени, возможно, спровоцированный голодом и вынужденным аскетизмом первых послевоенных лет.

Как раз начало 60-х стало временем социалистического пуританизма в кино, плотские радости оказались под запретом. При этом в те же годы на Адриатике прекраснейшим образом снималась эротика для западноевропейского рынка, на деньги немцев, шведов и итальянцев, с европейскими актёрами в главных ролях, но зачастую югославскими режиссёрами (особенно отметим словенца Боштиана Хладника и серба Йована Живановича). А в 1967 г. Душан Макавеев снял свою «Трагедию телефонистки» «и всё опошлил», как говорят некоторые, хотя на самом-то деле Макавеев как раз вернул в югославское кино то, что ему было имманентно присуще. Но давайте-ка мы расскажем обо всём по порядку. И предупреждаем читателей сразу: весь этот текст — одна сплошная «пошлость, звенящая пошлость». Если вы такое не любите — не читайте.

Как национальное сербское кино создал любитель эротики

Сербское кино межвоенного периода — это кот Шрёдингера, который вроде бы есть, но одновременно его нет. О нём написано в разы больше, чем, к примеру, о фильмах 50-х гг., есть маститые киноведы, которые исключительно этим периодом занимаются. Что с позиций простой человеческой логики довольно странно, поскольку за 23 межвоенных года в Сербии было снято всего пять полнометражных художественных фильмов, а сохранились из них приблизительно три. Но тут работает не логика, а чувство национальной гордости. Историкам кино необходимо доказать, что кинематограф в Сербии был и до прихода к власти коммунистов — и не абы какой кинематограф, а глубоко национальный, проникнутый сербским духом. Ради этого возвеличиваются фильмы, не очень величания достойные, подправляются биографии пионеров кино, теряются и не находятся отдельные слишком фривольные сцены. Иначе и быть не может, если фактическим основателем национальной кинематографии является такой человек, как Коста Новакович. Кино-энтузиаст и патриот, с одной стороны, но, с другой стороны, авантюрист и эротоман.

novakovich pri parade

Константин Новакович родился в 1895 году в Чачаке, он принадлежит к тому поколению, по которому кровавым катком прошлись войны начала ХХ века — две Балканские и Первая мировая. Новакович в качестве военного санитара и аптекаря прошёл через «Албанскую голгофу» сербской армии, участвовал в прорыве Салоникского фронта и в 1918 г. вошёл в Белград с армией победителей. После войны выучился на фармацевта и открыл в Белграде аптеку. Здесь важно, что в те годы кино- и фотоплёнка, как и реактивы, продавались в Сербии именно в аптеках, туда же можно было сдать плёнки на проявку.

novakovich v apteke

Новаковича всё больше начал занимать побочный бизнес, вскоре он купил фотоаппарат и камеру и начал пытаться что-то снимать. У него, безусловно, был талант наблюдателя-хроникёра, его любительские съёмки торжеств, парадов, спортивных мероприятий охотно покупали крупные дистрибуторы для использования в киножурналах. И деловая хватка у Новаковича тоже явно была, сначала он регистрирует юрлицо для продвижения своих кинохроник, потом начинает закупать западные фильмы для перепродажи. В середине 20-х гг. он покупает старейший белградский кинотеатр «Париж» и переименовывает его в «Кино Новакович» (аптека, судя по всему, приносила приличный доход). В 1926 г. Новакович демонстрирует публике свой первый художественный фильм «Король чарльстона и прекрасные купальщицы».

Здесь в бравурной оде киноэнтузиасту, бизнесмену и патриоту начинают звучать фривольные нотки парижского кафе-шантана. Новакович был большим ценителем красоты обнажённого женского тела. Значительную часть его творческого наследия составляют фото в жанре «ню», которые мы предлагаем вашему вниманию. Одно из них переснято из книги сербского историка кино Петера Волка, остальные — из фильма Младена Джорджевича.

WhatsApp Image 2024 02 13 at 18.49.35

Достоверно известна как минимум одна снятая Новаковичем кинолента эротического содержания, «Читающая девушка» — она хранится в архиве Белградской кинотеки, но не была включена в сборник Новаковича на DVD, изданный в 2008 году, потому что не подписана. Право слово, было бы удивительно, если бы такой фильм был подписан. В любом случае, он, вне всяких сомнений, снят в ателье Новаковича — обои и мебель очень узнаваемые. Бесстрашный исследователь изнанки сербского кино Младен Джорджевич в своём документальном фильме «Made in Serbia» утверждает, что Новакович снимал не только художественное ню, но и вполне «конкретную» порнографию. Возможно, именно он является автором этно-порно фильма «Болгарин», который хорошо известен всем любителям подобного рода зрелищ, включается в подборки винтажного порно, но, естественно, не упоминается в официальной истории сербского кино (и он, разумеется, тоже не подписан).

«Король чарльстона и прекрасные купальщицы»

Но вернёмся к «Королю чарльстона». Это картина длиной 600 метров (кино тогда измеряли в погонных метрах, 600 метров приблизительно соответствуют 30 минутам), чисто комедийная и развлекательная. Её герой — не первой молодости сластолюбец (артист оперетты Милан Оджич), который фланирует по белградскому пляжу, разглядывая загорающих девушек. Девицы все как на подбор балерины, танцовщицы и примкнувшие к ним дочери из белградских благородных семейств — отметим, что Новакович никогда не снимал в своей эротической продукции девушек с панели, прежде всего, потому что стремился к эстетическому совершенству, а панельные работницы были в основном довольно потрёпаны.

panelnye devushki
Панельные девушки

Предводительствует дунайскими амазонками русская артистка балета Нина Рахманова. Оператор, кстати, — тоже русский эмигрант Александр Васильев. В какой-то момент расслабляющиеся девушки решают подразнить артиста оперетты и изображают прямо на песке пляжа сапфические страсти (а до этого танцуют друг с другом чарльстон, тоже довольно откровенно).

У фильма интересная судьба — расходы на производство Новакович окупил, да и какие там расходы — плёнка и гонорары исполнительницам разве что, хотя многие снимались «за идею». При этом легально показывать фильм в Сербии, кроме самого Новаковича, не решился никто, но он стал хитом подпольных показов по всему Королевству сербов, хорватов и словенцев. Фильм с таким названием упоминается в описи личной фильмотеки рейхсмаршала Германа Геринга, которая вся состояла из фильмов скабрезного и фривольного содержания. Опись хранится в американской Библиотеке Конгресса, а вот где само собрание фильмов — науке не известно, почти наверняка плёнки были вывезены в СССР, но до советских кинохранилищ не дошли. В общем, после Второй мировой войны следы фильма теряются. Одна копия хранилась у самого Новаковича, её же, судя по всему, использовал в своих лекциях его друг — сексолог др. Александр Костич (Душан Макавеев снял его в «Трагедии телефонистки»). Фильм, при желании, наверняка можно было бы найти. Но нужно ли? Нам представляется, что нужно, хотя бы из интереса к участвовавшим в съёмках российским эмигрантам.

«Грешница без греха» («Безгрешная грешница»)

Магнум-опусом Косты Новаковича стал вышедший в 1930 г. фильм «Грешница без греха», или, возможно, правильнее было бы сказать «Безгрешная грешница». Тут Новакович пошёл ва-банк, заложил кормившую его все эти годы аптеку, чтобы снять зрелище доселе невиданное в Сербии, настоящую энциклопедию сербской жизни — как городской, так и деревенской.

chulki 3

В центре повествования, как ясно из названия, судьба молодой девушки, приезжающей из села в югославскую столицу к жениху. Как опять-таки понятно из названия, огни большого города сбивают чистую душу с пути истинного, и она бросает своего жениха ради «господина директора». Следует неизбежная расплата — под личиной «господина директора» скрывается уголовник, алчущий сорвать цветок невинности. Но кончается всё хорошо: уголовника in flagranti delicto арестовывает полиция, девушку Любицу, правда, считают любовницей и соучастницей, но отпускают под подписку. Она возвращается в село, но в Королевстве Югославия газеты читают и на селе, и все уже в курсе, что Любица Попович — пособница и полюбовница отпетого злодея Лайоша (естественно, злодей, совращающий сербских девушек, по сценарию венгр, а играет его хорват Виктор Старчич). Оскорблённый отец отправляет дочь туда, откуда она пришла. Любица возвращается в Белград и пытается утопиться, но её спасает чисто случайно прогуливавшийся по набережной жених Никола, который не верит продажной прессе и продолжает её любить.

Lyubitsa plyvet v Belgrad
Lyubitsa na kozetke

В конце концов, следствие разбирается, что к чему, и офицер полиции, отнюдь не случайно похожий на короля Александра Карагеоргиевича, вручает девушке официальную благодарность за помощь в раскрытии преступления на глазах у батюшки и матушки, которые всё-таки решили простить любимое чадо и тоже приехали в Белград. В финале Любица и Никола венчаются в сельской церкви и уходят, держась за руки, в пышные заросли орешника, как новые Адам и Ева, возвращающиеся в обретённый Эдемский сад.

otets i mat proshhayut Lyubitsu
Родители прощают Любицу
venchanie
shumadijskij edem

Отличный мелодраматичный сюжет, в котором есть и место для фривольностей, и жизнеутверждающий патриотичный финал. И если бы Новакович строго придерживался этой рамочной истории, мог бы получиться фильм на все времена, который подросткам-гимназистам показывали бы на уроках патриотического воспитания. Но автор «Короля чарльстона» не мог не впасть в ересь сексуализации, причём сексуализируются в фильме все и вся. Студента Николу грязно домогается его квартирная хозяйка, этакая сербская мадам Грицацуева, «знойная женщина, мечта поэта» (Жанка Стокич, легенда сербского театра, практически единолично ответственная за то, что рестораны Скадарлии, где она любила проводить время, стали популярны у богемы). Новакович, нимало не смущаясь возрастом и комплекцией гранд-дамы, демонстрирует зрителям, как она поправляет свои белые — это важно! — чулки.

ZHanka Stokich i chulki

Вообще, в этом фильме нет ни одного женского персонажа, который бы не поправлял чулки. Перефразируя Оскара Уайлда, чулки здесь поправляют все и не грустят о том. Даже главную мысль фильма, о городской жизни, развращающей женскую душу, Новакович иллюстрирует при помощи поправляемых чулок. То есть буквально: в кадре женские ножки в чёрных чулках, демонстрируемые целиком и полностью, включая подвязки; затем появляется интертитр «Большой город превратил целомудренную Любицу в современную девушку»; далее в кадре те же ноги, но в белых чулках со значительно более эффектными подвязками, ноги даже пытаются танцевать чарльстон.

Признаемся, автора этих строк описанная сцена повергла в ступор. Не столько даже своей неуместностью — чулки с подвязками как иллюстрация целомудрия или отсутствия оного, кому, кроме Новаковича, такое могло прийти в голову?.. Сколько непонятностью для современного человека самой этой метафоры. Почему чёрные чулки (с подвязками, не забудем про подвязки) более целомудренны, чем белые? Вероятно, чёрные непрозрачные фильдеперсовые чулки больше похожи на традиционные сербские чарапе, которые носят деревенские жительницы. А белые (или телесные, кто их разберёт) шёлковые чулки — это символ городской развращённой жизни. Такие чулки носят квартирная хозяйка Николы, квартирная хозяйка Любицы, все девушки на танцах, проститутки в тюремной камере, куда попадает Любица. Короче говоря, все городские их носят. А в конце фильма, когда Любица и Никола возвращаются в шумадийский Эдем, на девушке опанки (кожаная обувь с носами) и чёрные чарапе.

Отдельно необходимо упомянуть порочного мерзавца Лайоша. Актёр Виктор Старчич воплощает этот образ в предельно гротескной манере, а гримёр фильма очевидно злоупотребляет «зловещим» макияжем, получается какой-то инфернальный клоун, достойный экранизаций комиксов про Бэтмена от Тима Бёртона. Но это отдельная тема, заслуживающая самостоятельной статьи.

Lajosh kak Dzhoker

Здесь же мы отметим хищнические повадки «господина директора» — приходит он, например, с визитом к домовладелице, у которой снимает комнату Любица. Для начала Лайош набрасывается на горничную (та подобострастно хихикает), буквально впивается ей в шею, это даже не Джокер из «Бэтмена», а натуральный Дракула. Затем, во время разговора с квартирной хозяйкой, он стратегически грамотно роняет цилиндр и, поднимая его, ухитряется погладить ей ногу, на которой, разумеется, надет белый шёлковый чулок. Квартирная хозяйка млеет: «Ах, какой вы шармёр, господин директор! Какой проказник!».

chulki i tsilindr 1

После чего спокойно отпускает свою постоялицу с инфернальным клоуном на танцы. Но вместо танцев венгерский негодяй заманивает Любицу на пустующую виллу какого-то олигарха, куда он без спроса вселился. Хозяин виллы, судя по всему, был греховодник типа самого Лайоша — по стенам сплошь картины с обнажённой натурой, а когда злодей бросает девушку на козетку, над козеткой мы видим эстамп с пылающей страстью гризеткой. Количество и качество эротической продукции становится понятным, если знать, что эти сцены снимались непосредственно в ателье Новаковича.

Lajosh i Lyubitsa
Любица и Лайош

Люди, смотревшие извлечённый из небытия фильм в конце 80-х — начале 90-х гг., утверждают, что там была сцена полного (до голой кожи) обыска главной героини в следственном изоляторе, скорее игривая, чем пугающая. Этой сцены нет ни в DVD издании фильма 2008 года, ни в HD-версии фильма 2020 года, которую для Белградской кинотеки делали в Голландии. Но и того, что в фильме осталось, вполне достаточно для разрыва всех наших шаблонов о сербском консерватизме и патриархальной строгости.

Историческая лента, или Первый блин комом

Что касается самого Косты Новаковича, то ему «высокохудожественный» фильм, на котором он выступил одновременно режиссёром, оператором, сценаристом и продюсером, не принес ничего, кроме убытков. Аптеку и кинотеатр пришлось продать, Новакович стал киноработником по найму. В 1939 г. счастье ему вроде бы опять улыбнулось, он подписал контракт с комитетом по празднованию 550-летия Косовской битвы. Военный парад на Косовом поле Новакович и его операторы (среди них опять Александр Васильев) сняли прекрасно, как уже было сказано, Коста обладал и цепким до деталей глазом, и интуитивным пониманием наиболее выигрышного ракурса для съёмки. Но бывшего аптекаря опять попутал бес, он вновь замахнулся на непосильную для его любительского уровня задачу — снять костюмированную реконструкцию косовского боя.

novakovich i ego grazhdanskaya zhena
Коста Новакович с женой

Получилась такая вампука, что смотреть страшно, а забыть невозможно: князь Лазарь в картонной короне с длинной, в пол, бородой Деда Мороза, сербские средневековые воины в доломанах венгерских гусар со шнурами и ментиком, а на головах в киверах с кисточкой, все они едут к месту битвы мимо полей кукурузы, у кого-то за спиной мелькают ружья. Но этот лишённый даже тени историзма балаган всё равно лучше, чем телефильм Здравко Шотры «Бой на Косово» 1989 года, после которого автор этих строк три года в принципе не мог смотреть балканское кино. «Годовщину Косовской битвы» Новаковича посмотреть можно, но лучше заранее принять успокоительное — фильм Шотры нельзя смотреть вообще — никому и никогда! — это хуже, чем самая мерзопакостная порнография. И не говорите, что мы вас не предупреждали.

knyaz Lazar
Князь Лазар
Kosovo pole posle bitvy
Косово поле после битвы

Однако же первую часть цикла об эротике и сексе в старом сербском кино хотелось бы закончить на более мажорной ноте. Мы проскакиваем фильм сербского чеха Йосипа Новака «Счастье шахтера» (1929) — второй из трёх сохранившихся художественных фильмов, снятых в межвоенной Сербии. Не потому проскакиваем, что фильм плохой, он как раз мастерски и даже новаторски снят. Но сербские киноведы лукавят, называя его художественным. Картина на 90% состоит из документальных съёмок строительства и начала эксплуатации рудника Ерма в Восточной Сербии. Эротика и секс там не в кадре, а за кадром — исполнительница главной женской роли, молодая актриса Буба Велькович, влюбилась в своего партнёра по съёмкам, местного землемера Чеду Пенчича, и бежала с ним со съёмок в неизвестном направлении, поскольку была обручена с исполнителем роли злодея, актёром и режиссёром Милутином Николичем. В итоге получился документальный фильм с редкими и довольно бессмысленными игровыми вставками.

Творчество Михайло Поповича. «С верой в Бога»

А вот что никак нельзя пропускать, это главный фильм межвоенной Сербии, эпическое полотно Михайло Поповича «С верой в Бога» 1932 г. 

Фильм настолько мощный и самодостаточный, что упоминать через запятую с ним работы Новака и (особенно) Новаковича просто как-то неловко. Ругать его не получалось даже у киноведов социалистической Югославии, фильм сначала обходили молчанием, а в 70-е гг. начали вспоминать и осторожно хвалить (Петар Волк, Деян Косанович). При том что картина снята любителем, не имевшим практически никакого кинематографического опыта, но это такой любитель, который «в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес». В Сербии же Михайло А. Попович снял единственный фильм, взяв кредит под залог родительского дома, фильм не окупился, режиссёр был признан банкротом и больше ничего не снимал. К Поповичу (но не к его фильму) оказались на удивление благосклонны коммунистические власти, он сполна реализовался в 50-60 гг. как кинооператор и даже срежиссировал несколько коротких фильмов о природе с названиями типа «Зимняя импрессия» и «Осенняя элегия». Попович вообще чуть ли не единственный кинодеятель из довоенной эпохи, оказавшийся востребованным и при новом режиме, осуществлявший, так сказать, смычку двух эпох.

Так чем же столь замечателен фильм Поповича? Поэтическим, образным киноязыком. Нежным, трепетным отношением автора к своим героям, простым сербским крестьянам. Сознательным отсутствием шоковых и эксплуатационных моментов, что удивительно и невероятно для фильма про ужасы Первой мировой войны. Автор, правда, несколько излишне увлечен визуальными метафорами. Скажем, в сцене смерти матери главного героя пожилой крестьянке сначала видится ее сын среди дыма и взрывов, а потом — распятый на кресте Иисус (причем его изображает режиссер фильма Михайло Попович). А заканчиваться фильм, по изначальной задумке режиссера, должен был кадрами сербской свиньи, уплетающей помои из трофейной австрийской каски «Берндорфер». Но прокатчики убедили Поповича снять не локально сербский, а более интегрально-югославистский финал, тот, в итоге, придумал трех мальчиков лет пяти, в сербской, хорватской и словенской национальной одежде, стоящих на фоне развевающегося югославского флага. Нам вот кажется — лучше бы оставил свинью.

В контексте этой статьи наиболее интересна открывающая фильм сцена пробуждения главной героини, молодой крестьянки. Если без иносказаний, мы в этой сцене видим грудь и крест. Грудь — могучая, едва прикрываемая распахнувшейся рубашкой, крест — сербский, православный. Луч солнца шаловливо крадётся по груди молодой женщины, освещая попутно крест, и мы понимаем, что наступило утро. Крестьянской жене пора приниматься за работу, но перед этим она, конечно же, умоется колодезной водой.

grud i krest 2

Эту сцену, задающую тон всему фильму, можно рассматривать как китч. Но нам такой поход не кажется правильным. Слово «китч» происходит от немецкого «kitsch» — халтура, дешёвка, и подразумевает в своей основе примитивизацию, упрощение. Но в этой сцене нет упрощения и нет халтуры. Безусловно, Михайло Попович оперирует яркими, плакатными образами, пытаясь создать некую квинтэссенцию Родины в понимании крестьянина, которому завтра предстоит отправиться на войну. Грудь молодой жены, которой она не только «раздвигает рожь», как пелось в советской песне, но и кормит их новорождённого сына. Крест, за право носить который сербы без малого четыреста лет боролись с турками. Стены родительского дома. И пресловутый лучик южного солнца, разбудивший героиню. Ну и то, что на дворе — куры, козы, свиньи, корова, пчёлы и даже, кажется, кролики. Поле, виноградник, рощица плодовых деревьев. Хорошая Родина, красивая и богатая. Где тут, говорите, в сербы записывают?.. Забегая вперёд, отметим, что грудь крестьянской девушки, слегка прикрытая домотканой рубашкой, которая ничего в общем не скрывает, станет главным эротическим фетишем югославского кинематографа 50-х гг. Нет, наверное, ни одного югославского режиссёра, который бы к этому образу не приложился, включая голливудского серба, великого авангардиста Славко Воркапича. Но об этом — в продолжении статьи.

Фото: Книга Петера Волка «История югославского кино» / Фильм Made in Serbia

© 2018-2025 Балканист. Все что нужно знать о Балканах.

Наверх