Самобытность Балкан во многом определяется тем, что на протяжении всей своей истории они были и остаются ничьей землей. Обреченные находиться на границе между Востоком и Западом, они постоянно оказываются втянутыми в противостояние более мощных соседей и вынуждены находить свой путь на стыке культур и влияний. Здесь нужно не столько сохранить свою самобытность, сколько выработать особую идентичность, научившись перерабатывать и приспосабливать под себя все, что приходит извне.
Роман сербского писателя Борисава Станковича «Дурная кровь» повествует о жизни Южной Сербии конца XIX века. Регион только начинает выходить из-под влияния Османской империи, бывшие землевладельцы теряют свои богатства, в города приходит европейская мода. Состоятельные люди все еще называют друг друга эфенди и джанум, говорят по-турецки и по-арабски свободнее, чем на родном языке, и всеми силами пытаются сохранить старый уклад жизни.
Станковича нужно читать, чтобы понять истоки всего ориентального, что есть в Сербии. Чтобы напомнить себе, что славянский, православный мир может быть удивительно разнообразным. Услышать, как шелестят на страницах этого романа шелковые шальвары, как позвякивают золотые дукаты на ожерельях. Узнать, что пасхальное утро может пахнуть кофе и табаком, а невеста накануне венчания совершает традиционное ритуальное омовение в хамаме.
Станковича нужно читать, чтобы увидеть уникальный, ни на что не похожий женский мир. Это совершенно обособленная от мужчин, насквозь традиционная, почти гаремная вселенная. Женщина в этой вселенной, безусловно, товар, — но товар дорогостоящий, а потому обладающий огромной значимостью. Проводящие жизнь в праздности, неграмотные и формально бесправные, представительницы прекрасного пола непрерывно холят, нежат и украшают свое тело. Станкович не жалеет эпитетов для воспевания прелестей героинь, их тяжелых волос, округлых запястий, узких талий и нежных ножек. Тугие безрукавки стискивают налитые груди, тонкий шелк обтягивает крутые бедра – здесь много эротизма, много искреннего любования. Красавицы, живущие на страницах романа, слыхом не слыхивали о проблемах объективации женского тела, но точно знают, что именно в нем заключена их основная сила. Очаровать, околдовать любого мужчину в окружении — даже мужа, которому родила уже нескольких детей – вот их высшая доблесть и главная радость.
Станковича нужно читать, чтобы подумать о плотском и чувственном. Нерастраченная сексуальность недоступной красавицы, засидевшейся в невестах, ищет выход в отчаянной смелости, с которой она, презрев приличия, выставляет себя напоказ перед случайными людьми. Бродит в ней, как перезревший виноград, порождая смутное любовное томление, для которого в ее языке существует даже специальное слово — севдах. Для мужчин севдах тоже не пустой звук: они тоскуют по несбывшейся большой любви, по несостоявшемуся браку с женщиной, которая принадлежала бы только им, по возможности равенства и выбора. «Дурная кровь» – настоящее эротическое откровение, живописание страсти:
Сквозь пальцы поднятой над головой руки, касающейся двери, сквозь щели, сквозь самую землю до него доносилось благоухание Софки. Ему казалось, что он слышит, как бьется ее сердце, чувствует, как горят ее сочные страстные губы, как нежно благоухают волосы, разбросанные по постели, обвивающие и покрывающие ее тело…
Этот яркий и жаркий роман, сотканный из сплошных противоречий, напомнит катание на карусели: начиная медленно и плавно, Борисав Станкович все быстрее и быстрее раскручивает перед читателем калейдоскоп чувств, страстей, трагедий. Мелькают, сливаясь до полной неразличимости, летящие ткани и плесневелые ковры, восточные сласти и кислое молоко, навоз и золото. Танец здесь стремительно переходит в драку, свадьба – в разбойную кровосмесительную оргию, предчувствие любви оборачивается банальной драмой семейного насилия.
В книге сталкиваются не только Запад и Восток, но еще и новый и старый мир. Агония уходящего мира изображена беспощадно: богатый некогда дом не на что содержать, дорогие ковры и матрасы гниют, плесневеют и слеживаются. Халат богатого торговца сшит по принципу перевязи Портоса: самые видные его части отделаны дорогой и модной тканью, но засаленная и рваная подкладка выдает все отчаяние человека, попавшего в жернова на стыке разных миров, религий, эпох. Больно и стыдно некогда богатому наследнику уважаемого рода вступать в сделку с нуворишами, выскочками, вчерашними крестьянами, нажившими свое добро разбоем. Горько вспоминать, что его единственная дочь – последний оставшийся у него товар, и за этот товар можно выручить хорошие деньги. Однако же, говоря словами Достоевского, ко всему-то подлец-человек привыкает. Можно привыкнуть и к этому. Через многое можно переступить, со многим можно смириться. Что поделаешь, если судьба определила тебе жить на пограничье. На ничьей земле, в ничьи времена.
Весь этот роман – о сопряжении несопрягаемого, о противоречивости. Противоречивости не только специфически балканской, но и человеческой вообще. О том, как жить человеку, как искать свое место в мире, если мир этот состоит из сплошных «но». О том, на какие необдуманные поступки толкают людей желания в отсутствие четких правил. И о том, как найти в себе силы и смирение, чтобы бороться с последствиями этих поступков.