Румынский писатель Мирча Элиаде знаком русскоязычным читателям в первую очередь как историк религий. Немногие знают, что он был автором множества прозаических произведений, а также пьес. «Девятнадцать роз» — его последняя художественная книга (1980). Это роман-загадка, ключи к которому следует искать в научных работах профессора. Местами простой, местами сумбурный, он представляет собой яркий образец того, что Элиаде называл «камуфляжем»: в нём зашифрованы многочисленные послания.
Однако при всём многообразии символов и аллюзий основная тема «Девятнадцати роз» — это театральное искусство. Здесь мы говорим о театре именно в античном понимании. Ведь театр (в частности, такой жанр, как трагедия) уходит корнями в мистерии, посвящённые Дионису — богу метаморфоз, чей праздник отменял само понятие времени. Настоящий театр хранит это отличительное свойство: он тоже упраздняет время. А что же в таком случае происходит с труппой и с публикой? «По ходу пьесы» они возвращаются в безвременье Мифа, к началу начал — в чём и состоит цель правильно исполненного представления. В своих разговорах герои романа не раз подчёркивают, что спектакль — это не просто вереница сцен. Он должен вовлекать в своё действо зрителя посредством всех искусств и при этом изображать особое событие из ряда мифов. Иными словами, спектакль должен стать тем, чем он был раньше — ритуалом, в котором каждому отведено своё место. Режиссёр здесь становится первосвященником, актёры — жрецами, а заворожённые зрители — неофитами.
Но в чём смысл подобного ритуала? Мирча Элиаде высказывает следующую мысль: с помощью такого театра можно пробудиться духовно и обрести абсолютную свободу. Эта идея абсолютной свободы пронизывает всю его позднюю прозу, отражая политическую обстановку в мире: после завершения войны на родине Элиаде к власти пришла коммунистическая партия. И хотя писатель навсегда эмигрировал в США, всех своих персонажей он размещал в прежних декорациях, восстанавливая новую Румынию по отзывам и газетным новостям (надо сказать, выдуманная им реальность оказалась на порядок мягче суровой действительности). С тревогой ожидая, что тоталитарный порядок воцарится во всём мире и люди окончательно лишатся свободы, Элиаде размышлял о так называемых «техниках побега»:
Таким образом, постепенную и неминуемую утрату всех свобод можно возместить только тем, что мы называем абсолютной свободой. Я верю, что игры, спектакли — драматические, гимнастические, хореографические, либо декламация поэзии и песен, — всё это не может быть и не будет запрещено. И вот такие мелочи — жесты, песни, стихотворения, декламируемые иначе, чем этому учат, медитации, внутренние молитвы, упражнения на дыхание и на визуализацию, — всё это может стать техниками побега.
Итак, попытка обрести абсолютную свободу — это стремление убежать от цензуры, от надзора властей, от будущего, в котором тоталитарная система подчинит себе чувства и мысли человека. Мирча Элиаде неспроста наделяет такой «спасительной» функцией именно театр. По его идее, спектакль знаменует собой божественный акт сотворения мира. Возвращаясь к началу начал, актёры каждый раз творят новый мир, тем самым запуская процессы обновления. С возрождением неразрывно связана вечная молодость. Именно поэтому участие в театральных представлениях омолаживает актёров в романе: причащаясь к божественному искусству, они не стареют, а главный герой, пожилой драматург, начинает молодеть на глазах. На последних страницах книги он предстаёт перед читателем в виде гимназиста, спешащего на экзамен.
Мы помним, что любая бытовая история у Мирчи Элиаде всегда имеет «священную» изнанку. История драматурга в «Девятнадцати розах» — это процесс неофита, который проходит инициацию. В итоге он обретает абсолютную свободу, силу самому контролировать пространственно-временные измерения. В конце концов он исчезает, но регулярно заявляет о себе букетом из девятнадцати роз, который присылает на годовщину свадьбы своего секретаря.
Читатель вправе задать вопрос: почему роз именно девятнадцать? Если разложить число 19, то мы увидим, что оно состоит из двух значимых чисел: 12 (завершённый период) и 7 (сотворение). И это лишь одна загадка из того великого множества, что предлагает роман.
Но эта духовная практика в наше время мало кому доступна. Раскрыть символическое значение наших жестов, действий, страстей и даже верований можно, участвуя в драматическом спектакле, в таком, как мы его понимаем, — в нём есть диалоги, танцы, пантомимы, музыка и действие, или, если хотите, «сюжет».
— Словом, — добавил Панделе, — зритель сможет очень скоро обрести новую эсхатологию, или сотериологию, технику спасения.
— Безусловно, — ответил Иероним, — только подобные термины нельзя произносить вслух, потому что в наши дни их смысл искажён. Эсхатология и сотериология относятся к вокабуляру так называемых обскурантистских идеологий…
— И нас могут обвинить не только в суевериях и обскурантизме, — со смехом сказала Никулина, — но даже в чёрной магии…
Об авторе статьи
Юлия Горноскуль — этнолингвист, писатель, профессиональный переводчик с румынского и германских языков. Изучает этнографию и фольклор балкано-славянского ареала.