Автобиографический роман с несколькими рассказами в приложении? История любви к Балканам? Трудности ассимиляции вперемешку с воспоминаниями об ушедшем? Иногда определение, брошенное автором вскользь, настолько емко, что остается только развести руками и процитировать: «Балканский декамерон» − это замес эмигрантской тоски с любовным нервом. Любовный нерв пусть остается интригой, а вот об «истории одного переезда на Балканы» поговорим подробнее.
Все мы не раз слышали, что туризм не эмиграция, и многие прямо сейчас убеждаются в справедливости этого утверждения. Зелинская создает не руководство по прохождению всевозможных бумажных кругов, а делится своим способом смотреть на новый, отличный от привычного мир, с совершенно иным течением времени, климатом, видами, людьми, бросающими все свои дела, чтобы заняться твоими с таким энтузиазмом, будто ты не случайный прохожий, а родной племянник, приехавший с севера. Не только смотреть со стороны, но и постепенно включаться в игру, не зная правил, на ощупь продвигаясь все ближе к пониманию. Хотя лучше было бы назвать это принятием: теперь так. И постепенно принять новое получается, и разбросанные эмиграцией, как взрывом, кусочки твоей идентичности, словно притянутые каким-то гигантским магнитом, собираются в единое целое — и перед тобою опять ты. Ничего нового. Только платья стали легче и светлее.
Не только мы присматриваемся к новым обстоятельствам, постоянно сталкиваясь с несоответствием собственных ожиданий и реальности, срывая одни ярлыки, учимся лепить новые. У местных свои представления и ожидания: Мирослав начал, как и все сербы, когда говорят с русскими, с признания в любви к России. Почти все они не отделяли царскую Россию от современной, отторгая даже малый намек на то, что той России, которую принесли им на крыльях белые офицеры, уже давно нет. И да, такое мифологизированное восприятие России встречается повсеместно. Иногда это подарок («все русские очень образованные»), иногда мешает.
Зелинская бережно и с любовью рассказывает о привычках сербов и черногорцев, изредка вставляет сербские словечки так, что тому, кто языка не знает, это никак не мешает, напротив. И конечно, в романе есть сербы, которые говорят по-русски с типично сербскими ошибками. Интересно наблюдать за эмоциональной реакцией героини: как носитель русского языка, она сначала воспринимает все предложение буквально, а затем вспоминает, что для собеседника русский не родной, и он наверняка хотел сказать что-то совсем другое. Так происходит, например, с «я тебя оставлю».
И вот все вокруг теперь горное, морское, ароматное, солнечное и неторопливое, а ты-то тот же, со своим – тем – бэкграундом. Это неизбежно заставляет оборачиваться назад, строки стихотворений и песен сами собой всплывают в памяти, одно цепляется за другое, память подсовывает истории из журналистского прошлого, заставляя тосковать по московской движухе, перебирать имена коллег, тонуть в ностальгии. Ясно одно:
— Мы никогда не сможем здесь работать как в Москве. Здесь нет среды, нет гонки, нет, самое главное, читателя.
— А и не надо как в Москве. Мы теперь здесь, на Балканах.
— Тогда это должны стать другие мы.
И героиня выстраивает свою жизнь заново, она по-прежнему пишет, но уже путеводители по Сербии, которые совершают прорыв, ее приглашают на презентации, интервью, на радио. Так создается новая уже локальная движуха, чем плохо? А нам все кажется, что с жизнью — как с обыкновенной комнатой: вышел, вернулся, и все на своих местах, как ты и оставил. Но с городами и странами так не работает. И можно тысячу раз понимать, что прежней жизни уже нет, независимо от того, где теперь ты, все течет, все меняется. Это же подтверждают старые знакомые.
В романе всего поровну: тоски по родине и внимательного изучения нового. А желания вернуться, пожалуй, и нет. И не только у героини: спросила как-то своего друга, такого же эмигранта-москвича: если бы все наладилось и можно было бы нормально работать в Москве, вернулся бы? Он подумал, пожевал губами, а потом ответил честно: «Я больше не хочу ходить одетым».
У каждого такая причина не возвращаться будет своя, но непреодолимая. Важно, что привыкание происходит не сразу и дает о себе знать в неожиданных местах. Так героиня первые несколько лет совсем не пишет. Нет, тексты заказные – пожалуйста, но в них хватает воодушевления и впечатлений, а вот литература, что должна рождаться в душевных муках, эмоциональном раздрае, выворачивать душу… долго не давала о себе знать. «Декамерон» так и появляется на свет (и спасибо автору за то, что пустила читателя в свою мастерскую, показала внутреннюю жизнь).
Что бы я изменила, если бы мне предложили начать жизнь сначала? Мне предложили. И оказалось, что изменить ничего невозможно. Жизнь вырастает из тебя, такого, как ты есть, сколько раз ни бросай зерна.