Балканские города

Три лика Мостара: как хорваты, мусульмане и сербы делят место под солнцем Западной Боснии

Катарина Лане

Мелкий дождь зарядил с самого утра. Капли усеяли по-осеннему уставшие листья деревьев, асфальт и лобовое стекло нашей машины, на которой нам предстояло отправиться в путешествие в Боснию.

«Ничего, в Мостаре солнце обещают», — подбодрил меня муж.

Дорога петляла между скал и горных рек, завела нас в пышущий золотом лес, а потом выбежала на скалистое плато, прорезанное изумрудным клинком Неретвы. В окрестных сёлах на домах висели хорватские флаги, за заборами росли пальмы и олеандры, на обочинах продавали инжир и мандарины.

«Вот-те раз! Едем по Боснии и Герцеговине, а попали в Хорватию!» — изумилась я.

Эту часть страны бошняки делят с хорватами, поэтому мечети тут соседствуют с католическими храмами. А Мостар — главный город западной Боснии — являет собой пример, как сегодня уживаются на осколках Югославии три народа. У каждого из них — собственный язык, о которых мы, по старой традиции, привыкли думать как о едином сербохорватском.

«Parkiranje zabranjeno i na nogostupu» — гласит табличка на хорватском. «Ногоступом» они называют тротуар. Хорватия так старательно популяризирует «самостийные» слова, что над этим порой смеются даже сами хорваты. В последнее время в центре внимания оказались чевапы, а точнее, их новая разновидность — mljevenici. Впрочем, на бытовой жизни это не особо сказывается.

«Да мы все понимаем, не переживайте», — говорит мне продавщица в мостарской пекарне, когда я прошу сосиску в тесте на сербском, хотя привычная для меня рол виршла тут называется lisnata hrenovka.

По Старому мосту бродят туристы. Они глазеют по сторонам, оскальзываются, делают селфи с риском утопить телефон в бурной Неретве.

Старый мост — главная достопримечательность Мостара. Этим изящным и с виду невесомым инженерным решением берега Неретвы в 1557 году соединил архитектор Мимар Хайруддин. Как гласят предания, ему пришлось провести под мостом трое суток, чтобы доказать гражданам надёжность конструкции.

Мы сидим в ресторане с видом на Старый мост, пьём чистую, как слезу, домашнюю виноградную ракию. В этой части Боснии земля красная, как в хорватской Истрии. В виноградниках здесь зреет знаменитый сорт «Жилавка». Из него делают вино, а из более простых сортов производят ракию — «лозу». Прозрачная жидкость в граненом стаканчике отдает осеннее тепло и нежно проникает прямо в сердце, чтобы унять боль при взгляде на мостарскую каменную жемчужину.

«Как можно было разбомбить такую красоту?» — причитаю я.

В 1993 году хорватские боевики более шестидесяти раз прицельно бомбили контролировавшийся бошняками Старый мост, пока не разрушили его полностью. Подогнанные и собранные в единое целое камни со стоном падали в Неретву, которая шипела от злости на ненависть, варварски уничтожившую османское наследие.

Позднее Хорватия, правда, приняла участие в восстановлении моста. В 1997 году, после окончания войны, древние каменные блоки из Неретвы извлекли, а недостающие заменили идентичными из каменоломен XVI века. Весной 2004 года мост снова воспарил над водой, и сейчас он под охраной ЮНЕСКО.

«Они разбомбили в Мостаре все мосты до единого. Огневая точка у них была вон на той горе Хум: с нее они обрушили на нас всю свою военную мощь. Бошняки в той войне сильно пострадали. Я, кстати, тогда уехал в Белград. Как родившемуся в смешанной, бошняцко-хорватской семье, мне было больно видеть то, что происходит, и ничью сторону я занять не мог. Нам эту войну и рознь насадили. Сейчас у нас мирно, много смешанных браков. Жизнь течёт своим чередом… Передайте, пожалуйста, привет Владимиру Путину», — говорит нам пожилой мужчина в элегантной шляпе.

В Мостаре ярко светит солнце. Под ногами валяются каштаны, из кофеен пахнет кофе и булочками. Утро тут начинается достаточно поздно: не с рассветом, а с появлением солнца из-за гор, которые окружают город. Бородачи неторопливо пьют сваренный в медной джезве боснийский кофе в прилегающем к мечети кафе. Закутанные в кашемировые платки мусульманки и пожилые мостарские леди оживленно обсуждают скидки на хризантемы в соседней лавке.

Эти домохозяйки ещё помнят времена, когда товары для дома, духи, ткани, бытовую технику и даже запчасти для машин покупали в знаменитом торговом центре «Развитак», который стоит на улице Маршала Тито. Говорят, что его сотрудники были исключительно любезны, а на работу туда принимали только кандидатов с идеально подстриженными и уложенными волосами. Прежде там кипела жизнь, а ныне на руинах былой роскоши гуляет ветер.

«От ”Развитка” остались одни воспоминания», — грустно улыбается прохожая.

Здание прошито пулями, в нем зияют огромные дыры от снарядов, перекрытия черны от гари, а богатое украшение фасада — панно с барельефами, напоминающими мотивы с древних надгробий, — стали зловещей плитой на могиле некогда мирной Югославии.

На крыше развевается флаг с лилиями — символом армии Боснии и Герцеговины. Он указывает на то, что бошняки в той войне здание отстояли. «Ценой жизни» — написано на мемориальной табличке.

В поисках обменного пункта переходим оживленный бульвар и видим ещё одно наследие войны. Острое многоэтажное здание раньше принадлежало Люблянскому банку и называлось «Стеклянный банк», потому что фасад его был покрыт голубыми стёклами, оттеняющими синее небо. В военное время «Стеклянный банк» превратился в Снайперскую башню: живущие в этой части Мостара хорваты заняли многоэтажку и обстреливали с неё город. Нынешние власти намерены реконструировать здание и разместить в нем госучреждения.

«Этот бульвар же был линией фронта. Тут разворачивались жестокие битвы, в ходе которых погибли 26 испанских миротворцев. В их честь площадь носит название Испания, содействие в ее восстановлении оказали испанские власти — в знак памяти о жертвах», — рассказывает местный серб, катающий коляску с ребёнком вокруг фонтана.

На площади стоит роскошное, ярко-жёлтое здание гимназии. Неомавританский стиль, кусты лаванды, идеальный газон… Я была бы не против тут учиться!

«Несколько лет назад восстановили. До этого были руины», — подтверждает дедушка на автобусной остановке.

В этой части Мостара повсюду висят хорватские флаги, а стены исписаны граффити в поддержку сплитского спортивного клуба.

«Нам тогда трех дней не хватило, чтобы покончить с бошняками. Хотя что уж сейчас про это говорить… Живём дальше. Когда на католические праздники у нас ничего не работает, ходим ужинать в их рестораны. Правда, там алкоголь не продают. А как есть чевапы без пива, скажите на милость? Они по своим праздникам тоже в наши кафе ходят. Жаль, не знал, что вы приедете, показал бы Мостар вам во всей красе. Очень хочу, чтобы вы всем рассказали, что люди у нас тут хорошие и гостеприимные», — рассказывает немолодой мужчина, который любезно провожает нас в единственную открытую в выходной день пиццерию на хорватской стороне.

Здесь играет современная хорватская музыка и подают мою любимую траварицу — зеленоватую ракию, вкус и запах которой оживляют воспоминания о средиземноморском лете. Её тоже производят в окрестностях Мостара, перегоняя виноград с семнадцатью видами ароматических трав.

В этом городе легко следить за временем: певучий голос муэдзина с 35-метрового минарета мечети Караджозбега подхватывает набат с главного католического собора Петра и Павла. Его колокольня устремлена ввысь на 107 метров.

Католики с мусульманами словно мерились высотой своих объектов, но мы-то знаем, кто здесь «небесный народ»: сербы свой православный собор Святой Троицы построили на горе, и с какой стороны ни посмотри, он кажется выше всех.

Чтобы попасть в сербский квартал, надо взобраться на холм к тому самому собору. Пожалуй, есть в этом некий символизм.

На здании сербского консульства развевается трехцветное знамя, рядом с ним — упомянутая соборная церковь Святой Троицы, приходская школа и старая малая церковь. Истории этих объектов трагичны.

Собор была построен в Мостаре в 70-е годы XIX века. Основные средства на него выделили султан Абдул Азиз и Российская империя. Возведением руководили архитекторы Спасое Вулич и Андрей Дамьянов. Они создали самый большой и красивый православный храм на Балканах… А в 1992 году, во время войны, его сравняли с землёй. Сейчас он отстроен заново, внутри ведутся подготовительные работы к росписи.

Позади него — Церковь Рождества Пресвятой Богородицы, или «старая церковь», тоже новодел. Она маленькая и очень уютная.

Местный священник Душко Койич показывает на склоны горы и говорит: «А ведь тут везде жили сербы. В Мостаре их было более 30 тысяч».

— А кто разбомбил подворье, бошняки или хорваты?

— Это были плохие люди, — с улыбкой отвечает на провокацию батюшка.

Он с гордостью рассказывает, что в их приходской школе любой горожанин может бесплатно учить английский, а с Нового года здесь начнут преподавать и русский: тоже бесплатно для всех жителей Мостара.

«Вот и я, наконец, выучу русский язык. В нашей школе учился писать и читать знаменитый поэт Алекса Шантич, а его профессором был сам Йован Дучич!» — говорит священник.

Сербский поэт из Мостара Алекса Шантич воспел в своих стихах красоты родного края, безответную любовь (куда без неё романтическим душам), свою родину и народ, на долю которого выпало столько боли.

Neka zima čini čuda,
Nek rasiplje snijeg svuda,
Proljeće će doć’.

Neka nebo magla prati,
Sunašce će zasijati,
Ružičasta moć.

Priroda će opet tajna
Raspučiti njedra sjajna,
Darivat’ nam med.

Zabrujaće potočići,
Zamirisat’ baj-cvjetići
Svuda upored.

Pa nek zima čini čuda,
Nek rasiplje snijeg svuda,
Proljeće će doć’.

I patnika, sirotana,
Koga gone sa svih strana,
Neće satrt’ noć.

Ne malakši bolom, jadom,
Već se uzdaj čvrstom nadom
U božju pomoć!

А вот и памятник возлюбленной Шантича, горожанке Эмине. Взаимностью она ему так и не ответила. Скромная мусульманка на знаменитого поэта даже не подняла глаз. В ее памяти о Шантиче остались только до блеска начищенные ботинки и острые стрелки на брюках.

Именем поэта названа улица на хорватской стороне. На каждом ее доме граффити: Мостар ежегодно принимает фестиваль уличного искусства, и художники со всего мира рисуют потрясающей красоты картины прямо на жилых домах.

Вот бы и России все пятиэтажки так же здорово раскрасить.

Мостовые узких улочек старого Мостара, прилегающих к Старому мосту, своими узорами напоминают ковры, однако брусчатка очень скользкая.

Я круглыми от удивления глазами смотрю на отважную туристку, которая пытается передвигаться по этому коварному покрытию на каблуках.

Для прогулок в Мостаре нужны кроссовки. Если же весь день гулять в кедах или ботинках, то к вечеру ноги будут гудеть так, будто вы ходили в аппарате Илизарова по аппликатору Кузнецова: проверено семьёй Лане.

На улице Куюнджилук лавки ломятся от сувениров. Роскошные кофейные наборы из меди, серебра и латуни поражают изяществом.

— У вас, наверное, в каждой семье такая красота есть? — с завистью спрашиваю пожилую мусульманку, торгующую сувенирами.

Она в ответ смеется.

— Ну что вы! Дома мы пьём кофе из самой обычной посуды. Только для гостей держим что-то особенное. Всё как у вас!

Одна из улочек резко сворачивает за угол, а там — настоящий сюрприз!

Кривой мостик — точная копия Старого моста, только построен он был на речке Родоболья, впадающей в Неретву, и на 8 лет раньше. И история у них похожая: Кривой мостик тоже пострадал в войну, правда, добило его наводнение 2000 года. Позднее мост восстановили, и сейчас здесь с удовольствием фотографируются туристы. Рядом работает уютный ресторан, где подают мостарское разливное пиво. Официант грустно сообщает, что они уже закрываются, хотя день в самом разгаре.

— Повар заболела, хозяйка заболела, готовить некому, — говорит он.

Я не стала спрашивать, чем они заболели: без того ясно. В Мостаре никто не носит маски, в кафе и ресторанах средства дезинфекции пылятся где-то в углу. Бесстрашные люди!

Хотя Мостар не очень большой, изучать его можно бесконечно, и я определённо могла бы тут жить. Широкую известность этому городку, к слову, принесла одна из главных святынь католического мира, расположенная в получасе езды. В городок Меджугорье (по-нашему — Междугорье) стекаются паломники со всего мира. Здесь в 80-е годы нескольким местным ребятишкам снизошло явление Девы Марии. Она являлась им не раз и до сих пор приходит к этим уже давно выросшим детям, передавая послания. В 90-е они содержали предупреждения о грядущей войне и призывы к миру и любви.

За католическим храмом расположена каменистая гора, у ее подножия утопают в цветах статуи Девы Марии и стоят скамеечки, на которых молятся паломники, перебирая в руках четки-розарии. Подняться по склону не просто сложно, а очень тяжело. Крутая гора целиком состоит из скользких, выщербленных камней. Глядя на то, как отважно лезет наверх кудрявая бабулька с палками для скандинавской ходьбы, покорить вершину решаюсь и я.

Через пятнадцать минут стало жарко. Цепляясь за гладкие стволы редких деревьев, растущих среди камней, я едва не выколола себе глаз гранатовой веткой.

Отдуваясь, вниз спускается мужчина.

— До верха долго ещё? — спрашиваю по-английски.

— Минут восемь-десять. Но наша Пречистая Дева дарует нам силы! — убедительно сказал он и подобрал камешек на память.

На местах явления Девы Марии установлены камни тёмного мрамора с высеченными молитвами. У одного их них стоит группа украинских паломников, некоторые — босиком. Падре читает проповедь.

Молча лезу дальше, читая про себя молитву «Богородице Дево, благодатная Мария». Бог у нас один, и Богоматерь наша тоже. С её помощью я эту гору покорила.

На самой вершине Горы видений ослепительно сияет Белоснежная статуя. Рядом с нею — деревянный крест Спасителя и табличка «Silence». Паломники сидят на камнях, читают книги, молятся. Помолилась ещё раз и я о том, чтобы Богородица смогла достучаться до сердец живущих в этих прекрасных местах людей: чтобы они и дальше жили в согласии, а в израненных войной душах воцарился мир.