«Генерал умирал молча»: история болгарского военачальника, сражавшегося на фронтах Первой мировой за Россию
В августе 1914 года, в обстановке всеобщего патриотического подъема, Россия вступила в войну с Германией и Австро-Венгрией. Предстоящая борьба воспринималось как великое противостояние «славянства» и «германства». Представители чешской общины Санкт-Петербурга предложили переименовать столицу в Петроград. Но еще больший резонанс вызвал поступок болгарского посла Радко-Дмитриева, подавшего в отставку, чтобы вступить в русскую армию. Во-первых речь шла о дипломате нейтральной державы, а во-вторых, – о прославленном военачальнике, победы которого гремели на всю Европу.
К военной карьере Радко Рускова Димитриева привела сама жизнь. Вернее, те реалии, которые его окружали в детстве и юности.
Уроженец болгарского села Градец Сливенского округа, он окончил гимназию в Габрово и устроился работать на почтово-телеграфную станцию. Помощник телеграфиста – можно сказать, сельский интеллигент — влился в состав местного революционного комитета, а затем принял участие в апрельском восстании 1876 года. Ему тогда было шестнадцать.
Восстание турки утопили в крови, но юноша уцелел. Скрываясь у добрых людей, он дотянул до июня 1877 года, когда в Болгарию пришла русская армия. Несмотря на возраст, добился зачисления в лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк. Именно такие молодые болгарские добровольцы, воевавшие за свою страну под русскими знаменами, и составили костяк офицерского корпуса будущей болгарской армии. Но, к сожалению, только первого поколения.
Обучение они проходили в созданном русскими инструкторами офицерском училище в Софии, которое Радко в 1879 году и закончил. Дальше была Николаевская военная академия в Петербурге, так что, вернувшись на Родину в 1884 году, он как раз успел поучаствовать в событиях, связанных с присоединением Восточной Румелии и с войной между Сербией и Болгарией.
Его энергичные и продуманные действия в качестве начальника авангарда, а затем начальника штаба колонны сыграли непоследнюю роль в сражениях при Цареброде и Пироте.
Димитриева перевели в Военное министерство начальником отделения строевой инспекции, где он оказался в эпицентре событий, связанных с военным переворотом, который закончился свержением князя Александра Баттенберга.
Переворот осуществили настроенные русофильски офицеры, считавшие, что Баттеннберг берет курс на сближение с Австрией.
Однако в результате последующих событий князем стал еще более прогермански настроенный Фердинанд Саксен-Кобург-Готский.
Димитриев бежал в Румынию, но еще пытался вместе с единомышленниками переиграть ситуацию. Однако предпринятая ими попытка поднять восстание в Силистрии тоже закончилась неудачей.
Оставался один путь – в Россию.
Через Стамбул он добрался до Одессы, и, поступив на службу в русскую армию (уже во второй раз), был направлен в Тифлис командиром пехотной роты. Вскоре получил чин подполковника и должность командира батальона. В Тифлисе женился на представительнице грузинского княжеского рода Цициановых (Цицишвили), воспитаннице Московского Екатерининского института.
Между тем политическая ситуация в Болгарии изменилась, и участникам пророссийских выступлений объявили амнистию.
Вернувшийся на Родину Димитриев быстро продвигался по службе, возглавив в 1904 году сначала оперативное управление, а потом и весь Генштаб болгарской армии. Однако его положение было не столь уж прочным.
В вооруженных силах — как, впрочем, и во всей системе государственного управления — существовали пророссийская и прогерманская (или, если угодно, проавстрийская) партии. Лидерами русофилов были участники войны 1877-1878 годов. Их противники представляли уже следующее поколение, с турками не воевавшее и в российских военных академиях не обучавшееся. К нему относились командовавшие болгарскими армиями в Первую мировую Никола Жеков, Климент Бояджиев, Константин Жостов, Христо Бурмов.
Когда началась Первая Балканская война, ведущие позиции, пожалуй, еще занимали именно русофилы. В частности, получивший в командование 3-ю армию Радко Димитриев и его ближайший «сосед», командующий 2-й армией Никола Иванов.
Операции против турок болгары вели по планам, разработанным Радко Димитриевым еще в его бытность шефом Генштаба. Победоносный вектор войны он задал разгромом, который учинил туркам под Лозенградом (современный Кыркларели — город в Северо-Западной Турции).
Интересно, что военный советник при турках, немецкий генерал Кольмар фон Гольц считал, что «для овладения Кыркларели потребуется три месяца времени и армия, трижды превышающая болгарскую как по численности, так и по качеству». Однако Радко Димитриев прекрасно управился и с имеющимися силами.
Болгария пребывала в такой эйфории, что в одной из проповедей болгарский митрополит помянул «Целокупную Болгарию» и болгарского императора. Сам же лозенградский герой с неодобрением воспринимал великодержавное сумасшествие, которое охватило правящую элиту и сподвигло ее на борьбу с бывшими союзниками – Сербией, Черногорией, Грецией.
К тому времени Радко Димитриев снова был назначен начальником Генштаба. Но, с учетом даже не политических, а чисто стратегических раскладов, объявившие войну оказались в такой ситуации, что сами обрекли себя на поражение.
Впоследствии царь Фердинанд и его приближенные пытались перекинуть вину за катастрофу на всех, кого можно. Прежде всего — на Россию, якобы подержавшую Сербию с Черногорией. Интересно, что Германию и Австро-Венгрию, которые натравили болгар на соседей-славян, в случившемся не винили.
Учитывая огромную популярность Радко Димитриева в армии и важность сохранения контактов с Россией, его назначили послом в Петербурге. Конечно, поставленная перед ним задача заключалась в том, чтобы вбить клин между Россией и Сербией, но прямолинейный генерал был человеком, не подходящим для таких игр. В главный момент своей жизни он поступил так, как подсказывала ему совесть.
В рапорте начальству он писал: «Как болгарин, я не могу в эту историческую минуту остаться в стороне и считаю своим святым долгом отдать свои силы России, которой Болгария обязана своим национальным существованием».
С этого времени он стал Радко Дмитриевичем, сама же фамилия трансформировалась из Димитриев в более русифицированную — Радко—Дмитриев.
В русскую армию он поступил в третий раз, причем должность, которую он получил, — командир 8-го корпуса 8-й армии – выглядела как понижение. Все-таки на Родине он побывал и командармом, и начальником Генштаба, а Лозенградскую операцию уже тогда вовсю изучали в военных академиях. Однако в России еще со времен Екатерины Великой поступавшим на службу иностранным офицерам присваивали звания на чин ниже (по этой причине русская армия так и не увидела в своих рядах Наполеона Бонапарта в 1792 году, пытавшегося поступить на русскую службу).
Радко-Дмитриев, впрочем, быстро наверстал разницу. Среди побед, воспетых русской прессой в первый месяц войны, не затерялась Гнилая Липа: так называлась река, на которой ему удалось нанести крупное поражение австрийцам. В самый критический момент генерал пошел в бой со своим штабом.
Наградой ему стали орден Св. Георгия 4-й степени, чин генерала от инфантерии и должность командующего 3-й армией. В этой должности он сменил «освободителя Львова» генерала Николая Рузского, назначенного командующим Северо-Западным фронтом.
Увы, блестящая репутация Радко-Дмитриева оказалась перечеркнута Горлицким прорывом (май 1915 года), который австро-германцы осуществили именно на участке его армии. С этого прорыва началось «Великое отступление» русской армии, закончившееся лишь к осени и приведшее к потери Польши, Галиции, Литвы и южной части Курляндии.
Вообще-то командарм 3-й армии предупреждал и об опасной концентрации сил противника, и о нехватке боеприпасов. Авторитетный историк и участник войны, генерал Андрей Зайончковский полагал, что Радко-Дмитриев, как иностранец, не считал возможным настаивать на своевременном отходе, опасаясь навлечь на себя обвинения «в недостаточном русском патриотизме».
Главком — великий князь Николай Николаевич, и командующий фронтом Николай Иванов не оказали ему поддержки ни подкреплениями, ни даже дельным советом. Но «стрелочником» сделали Радко-Дмитриева, понизив его до командира корпуса. Впрочем, и великого князя, и генерала Иванова с должностей тоже сняли. А вскоре Радко Дмитриев узнал об отставке Николы Иванова – своего товарища по Балканской войне.
В октябре 1915 года Болгария выступила против Антанты, и Радко-Дмитриев превратился в изменника Родины.
Наверное, утешало то, что в марте ему снова доверили армию – 12-ю, защищавшую Ригу и находившуюся в подчинении генерала Николая Рузского. 5 января войска Радко-Дмитриева начали Митавскую операцию, продвинувшись к реке Аа (в Курляндии). Новым словом в тактике прорыва стала атака после короткой мощной артподготовки (как и без артоподготовки вообще), что обеспечивало внезапность удара.
После упорных боев удалось захватить прямоугольник протяженностью 15 километров вдоль линии фронта и 5 километров в глубину, важный противнику как плацдарм для будущего броска на Ригу. Это была «лебединая песня» царской армии и Радко-Дмитриева как полководца.
В феврале царь отрекся от престола. Не последним аргументом в пользу этого решения стало давление командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского, в расположении войск которого находился поезд самодержца.
В армии начался развал, противостоять ему не смогли даже военачальники, готовые воплотить в жизнь угрозу смертной казни дезертиров. А Радко-Дмитриев, с его преклонением перед Россией, просто был неспособен к сколь-нибудь жестким мерам против собственных подчиненных. В июле 1917 года он подал в отставку и с горечью наблюдал за потрясениями, обрушившимися на страну.
Весной 1918 года Радко-Дмитриев отправился на лечение в Кисловодск. На Северный Кавказ в ту пору из столиц перебирались многие представители бывшей элиты, имевшие хоть какие-то сбережения. По сравнению с находившимися на голодном и полуголодном пайках Петроградом и Москвой, жизнь там была вполне сытной. Да еще где-то рядом носились сражавшиеся с большевиками Добровольческая армия, донские, кубанские и терские белоказаки.
На курорте Радко-Дмитриев жил вместе со своим бывшим начальником генералом Рузским. В апреле 1918 года двух генералов пригласили на встречу к главкому Кубано-Черноморской Советской республики Александру Автономову. Победитель генерала Корнилова предлагал создать «красно-белую» армию, объединив сражавшихся друг с другом русских против немцев. Пост главнокомандующего этой армией Автономов соглашался уступить Рузскому или Радко-Дмитриеву.
Генералы отказались, хотя, если верить присутствовавшему на встрече белогвардейцу Андрею Шкуро, «Радко-Дмитриев сказал, что если здоровье его поправится и офицеры, поступающие в армию, будут пользоваться всеми присущими этому званию прерогативами, то он, может быть, еще пересмотрит впоследствии свое решение».
Но такой возможности ему не представилось.
Вскоре Автономов был отстранен по обвинению в подготовке мятежа против Советской власти. Многих находившихся в Кисловодске высокопоставленных курортников, включая Рузского и Радко-Дмитриева, арестовали и отправили в Пятигорск, где объявили «заложниками». Это означало, что они будут расстреляны в случае какого-либо контрреволюционного выступления.
Оно не заставило себя ждать. Поводом для расправы стал пресловутый «мятеж» главкома Красной армии Северного Кавказа Ивана Сорокина.
1 ноября по приказу главного пятигорского чекиста Георгия Атарбекова заложников даже не расстреливали, а рубили и резали шашками и кинжалами.
Рузский (которого убивал лично Атарбеков) перед смертью кричал: «За меня отомстят! Запомните: моя фамилия Ру-с-с-кий!».
Болгарин Радко-Дмитриев принял смерть молча.
Жалел ли он о выборе, который сделал в 1914-м? Но это был выбор по совести, — а такой выбор не всегда гарантирует счастье.