Осенью 1773 года подкупленный прислужник отсек голову спящему правителю Черногории Стефану Малому. И в это же время на берегах Яика (старое название реки Урал) беглый казак Емельян Пугачев начал политическую игру, потрясшую всю Российскую империю. Из полусотни с лишним самозванцев, выдававших себя за Петра III, по-настоящему яркий след в истории оставили эти двое. Учитывая синхронность гибели одного и появление другого, возникает вопрос: не было ли между ними связи?
От Черногории до Урала при тогдашних средствах транспорта можно было добраться за несколько месяцев. Телефон и интернет тоже отсутствовали. Впрочем, основное понятие о том, что происходило друг у друга, жители самой большой и самой маленькой славянской стран все же имели…
Человек по имени Стефан появился в Черногории словно из ниоткуда, но очень вовремя. Прибрежная часть страны, прилегавшая к Которской бухте, контролировалась венецианцами. Горная часть, населенная кланами, погрязшими во внутренних дрязгах, признавала если не правителем, то своего рода арбитром митрополита Василия, ориентировавшегося на Россию. Скончался он в марте 1766 года во время очередного визита в Петербург и был похоронен в Александро-Невской лавре. Его предшественник Савва Петрович-Негош покинул монастырь (куда ранее сам добровольно удалился), но снова признавать его власть вожди горных кланов не спешили, да и настоящей хватки у смиренного служителя Бога явно не доставало.
И в этот момент в деревушке Маини (близ Будвы) к зажиточному крестьянину Вуку Марковичу нанялся в батраки некий Стефан. Рассказы современников даже не позволяют точно определить его национальность – черногорец или босниец, грек или турок. В принципе сходятся на том, что славяносербский был для него родным языком; по-французски, по-итальянски и по-турецки он говорил свободно, а вот по-русски вроде бы понимал немного.
«Пришелец» оказался хорошим знахарем. После того как он вылечил своего хозяина, авторитетный в здешних местах Маркович стал при нем кем-то вроде пиарщика. С пациентами Стефан беседовал о бедах Черногории и о необходимости сообща бороться с внешними врагами. И это наводило на мысль, что он птица относительно высокого полета.
Гром грянул, когда ездивший с митрополитом Саввой еще в 1758 году в Петербург капитан Марко Танович «узнал» в Стефане официально скончавшегося от «геморроидальных колик» Петра III. Его слова подтвердили также бывавшие в Петербурге архимандрит Феодосий Мркоевич и иеромонах Иосиф Вукичевич. А когда портрет русского царя нашли в монастыре Подмаине, последние сомнения отпали.
Трудно сказать было ли это «узнавание» искренним заблуждением, когда желаемое выдавалось за действительное. Черногория устала от смут, и объявившийся здесь невесть с какой стати русский монарх мог бы стать инструментом для консолидации власти.
В 1767 году делегация черногорских старейшин призвала Стефана принять власть. Тот отказался, потребовав для начала прекратить междоусобицы. Старейшины согласились, и до определенной степени распри действительно прекратились.
Стефан объехал страну и начал править своими 70 тысячами подданных. Тогда же за ним закрепилось прозвище «Малый», видимо, пошедшее от титула, который он ставил на своих указах: «Стефан, малый с малыми, добрый с добрыми, злой со злыми».
Правление его оценивается положительно главным образом благодаря тому, что ему удалось создать достаточно эффективную судебную власть, вводившую межклановые разборки в определенные рамки.
Популярная, хотя и заимствованная из преданий о валашском господаре Владе Дракуле легенда гласит, что однажды Стефан оставил на перекрестке дорог инкрустированный серебром пистолет и десяток золотых монет, а через несколько месяцев забрал их нетронутыми.
Сильный правитель беспокоил и венецианцев, и турок, которые пообещали внушительные суммы за его ликвидацию. Что же касается России, то здесь все сложнее.
Петербург в меру сил помогал Черногории денежными субсидиями, видя в братьях-славянах силу, которая могла бы сыграть определенную роль в борьбе против Османской империи. Но весть о «воскрешении» на Балканах в бозе почившего и нелюбимого супруга вряд ли могла порадовать лично Екатерину II, даже если этот муж находился далеко от Петербурга, на русский престол не претендовал и выполнения супружеских обязанностей не требовал.
В январе 1768 турки вторглись в Черногорию и разбили двухтысячный отряд Стефана. Несколько месяцев он укрывался в горах, а митрополит Савва, нового правителя не любивший, запрашивал у русского посла в Константинополе Обрескова, действительно ли Петр III умер. Обресков выразил удивление, что митрополит впал «в равное с народом заблуждение».
Казалось все было кончено, но осенью османы стали терпеть неудачи, а потом началась русско-турецкая война, и им было уже не до Черногории. В России флот готовили к экспедиции в Средиземное море, и Которская бухта могла представлять интерес в качестве базы. Но что делать со Стефаном? Екатерина II послала из Валахии в Черногорию, через горные перевалы, генерал-майора Юрия Долгорукова. Встреча правителя с русским генералом прошла в монастыре Брчели, и далее началась сложная политическая игра. Внешне сохраняя корректные отношения, Долгоруков с помощью митрополита Саввы вел агитацию с целью свержения Стефана. А Стефан не подтверждал, что он Петр III, но и не отказывался.
На сходке, где Долгоруков раздал 400 дукатов, собравшиеся присягнули на верность Екатерине и без возмущения слушали, как их правителя провозглашали «бродягой и обманщиком». На следующий день появился Стефан, и его тоже встретили с ликованием. В общем, черногорцев вполне устраивал «русский царь», а в его семейные дела они как бы не лезли.
Кончилось тем, что Стефан посадил Долгорукова на корабль, получив от русского гостя патент на офицерское звание. Посланца за столь странное окончание его миссии Екатерина не наказала. Возможно, решила, что менять правителя союзной страны в разгар борьбы с турками все же не стоит. Хотя вероятен и другой вариант. Стефан стал ей уже не опасен после организованного на него покушения. Произошло это при прокладке дороги в горах и внешне выглядело как не вовремя произведенный взрыв порохового заряда. Правитель остался жив, но был изуродован и потерял зрение. Отпущенные ему судьбой три года жизни он уже не выбирался из своей резиденции в монастыре Брчели. Но соотечественники по-прежнему признавали его правителем, хотя, вероятно, уже не особо с ним считались.
Иначе трудно объяснить, как осенним вечером 1773 года втершийся в доверие грек убил правителя, и, убедив охрану не беспокоить «спящего Стефана», благополучно скрылся с мешком, в котором лежала голова государя. Получив обещанную награду у паши Шкодера, убийца исчез из исторических хроник.
Смерть Стефана была выгодна не только туркам и венецианцам, но, что греха таить, и Екатерине II тоже. Но гораздо интересней понять, кто стоял за авантюристом, когда он решил выдать себя за Петра III. Объективно появление самозванца могло быть выгодно англичанам, французам, австрийцам, отнюдь не жаждавшим усиления России на Балканах, и, следовательно, заинтересованным в отстранении от реальной власти лояльного Петербургу митрополита Саввы.
О Стефане Малом в 1955 году сняли фильм «Лжецарь», который считается первым черногорским фильмом. В 1978 году сделали еще один фильм «Человек, которого нужно убить, или Легенда о самозванце Стефане Малом» — он даже был выдвинут от Югославии на «Оскар». В нем самозванец предстает обитателем ада, посланным в мир сеять зло, но влюбившимся в смертную женщину и озаботившимся скорбями народа. За что в конце и поплатился.
А теперь обратимся к Пугачеву.
Если за Стефаном действительно могли стоять сильные игроки, то реконструированная по документам ранняя биография Пугачева подтверждает одно – он был «продуктом» сугубо российским. И все же один связанный с Балканами и во многом символичный эпизод следует зафиксировать.
Позже, уже в ходе следствия, отвечая на вопрос, когда именно он вздумал стать самозванцем, Пугачев рассказал, как во время осады турецкой крепости Бендеры стал свидетелем разговора двух офицеров о Петре III. Один из собеседников спросил другого: «На кого был похож покойный император?». И услышал ответ: «Да вот на этого казака» (кивок в сторону Пугачева).
Произошел этот диалог примерно в то же время, когда из большой игры выбыл изувеченный в результате покушения Стефан.
Бендеры – крепость в Приднестровье, откуда открывается путь на Балканы. Ее осада войсками Петра Панина велась с июля по сентябрь 1770 года и завершилась взятием твердыни, причем заслуги полководца-победителя даже были отмечены высшим российским военным орденом св. Георгия 1-й степени.
В действующей армии даже простые солдаты хотя бы в общих чертах знали, что происходило на Балканах. Следовательно, о Стефане Малом Пугачев тоже должен был слышать. И этот рассказ крепко засел в его памяти. Настолько крепко, что будучи человеком женатым и семейным, он с каким-то нездоровым упорством лез в самозванческую авантюру. Без серьезного повода бежал со службы, затем вторично бежал, хотя мог получить прощение. Потом выправил себе новые документы. Имел шанс начать жизнь с чистого листа, осев в любом месте империи. Но предпочел сыграть по-крупному, чтобы в конце концов лишиться головы как Стефан Малый. Только не от руки убийцы во сне, а при всем честном народе, на плахе.
И еще один интересный момент.
Осенью 1773 года, когда погибший Стефан Малый словно передал эстафетную палочку Пугачеву, некая жившая в Германии авантюристка объявила себя дочерью покойной русской императрицы Елизаветы Петровны и ее любовника Григория Разумовского. В историю она вошла как княжна Тараканова. Летом 1774 года в силу не совсем ясных причин самозванка подалась в Рагузу (Дубровник).
Уж не собиралась ли она податься в Черногорию, по стопам Стефана Малого?
Впрочем, ее авантюру пресекли быстро. Также без видимой причины Рагузу она покинула и поселилась в Ливорно. Командующий русской эскадрой Алексей Орлов закрутил с авантюристкой роман и вывез ее в Россию, где она умерла в Петропавловской крепости.
Словно какие-то силы желали продолжить в Черногории сюжет с русским самозванчеством, но почему-то не получилось.