Брат Милоша Биковича: «Не знаю, что для меня священнее — мощи святых, русские церкви или разговор с простым русским человеком»
В России немногим известно, что у популярного сербского актера Милоша Биковича есть старший брат — игумен монастыря Йованья отец Михайло. Несмотря на столь разные жизненные пути, оба Биковича — каждый со своей стороны — работают над укреплением братских уз Сербии и России. Рассказ отца Михайло о том, как он посвятил жизнь служению Богу и почему испытывает безусловную любовь к русским, записала Катарина Лане.
Мы сидим в тишине и покое монастыря Йованья и греемся в лучах летнего солнца. Отец Михайло — высокий, большой и очень добрый человек. Стоит нам заговорить о России, как у него на глаза наворачиваются слезы. С добродушной улыбкой (благодаря которой он становится так похож на своего брата) отец Михайло вспоминает свою молодость.
«В 80-е и 90-е тут, в Югославии, среди молодежи царила американофилия. Я не был исключением. Помню, когда вышел фильм ”Лучший стрелок”, я мечтал, что тоже стану военно-морским пилотом на американском авианосце. Кто-то пошутил, что американский авианосец не сможет войти в Адриатическое море. Помню, что от этого факта я расстроился. После 1999 года (бомбардировок НАТО Югославии — прим. ред.), когда американский авианосец все же вошел в Адриатику, я наконец осознал, о чем тогда так безрассудно говорил», — рассказывает отец Михайло.
В ту пору он еще был очень далек от тех ценностей, которым решил посвятить свою дальнейшую жизнь.
«Моя мама всегда очень любила Россию, невзирая на вашу власть, а я над ней все подсмеивался и говорил: ”Россия, и чего? Посмотри какие у них машины, никакого дизайна! Посмотри на американские, на итальянские, посмотри на их компьютеры — все на кнопках, а у русских все на шестеренках да на кабелях!”. В то время я был как американские индейцы, которых обманули колонисты, и они продавали свои самые ценные вещи за стеклянные бусы», — вспоминает он.
Будущий настоятель монастыря пережил бурную юность, причем во многом благодаря собственной семье.
«Параллельно с этим я все искал покой, потому как моя семья жила довольно бурной жизнью: родители дважды разводились и дважды венчались; мы никогда не жили в родном городе, постоянно кочевали — то Германия, то Сараево, и родственников никогда не было рядом. Мы были предоставлены сами себе. Я все принимал очень близко к сердцу: и печали, и радости, — и все эти моменты оставили в моей душе глубокие следы. Когда мы приехали в Белград, я искал мира, которого не было у меня дома. В тот момент родился Милош, он на 16 лет младше меня. Когда ему было 6 месяцев, родители опять развелись», — говорил Михайло.
Поворотным событием в его жизни стала поездка в Триест, где «материалист» Михайло впервые испытал духовное откровение.
«Однажды, во время поездки за покупками в Триест, я вдруг (хотя сейчас-то я знаю, что в жизни не бывает случайностей) пошел гулять по городу и стал разглядывать архитектуру, хотя обычно глазел в витрины, потому что был в ту пору материалистом. Помню, жаркий был день. Дошел до конца улицы и увидел перел собой храм. Не имел тогда представления, что это за церковь, но подумал, дай-ка зайду, у церкви стены белые, там прохладно. Поднимаюсь по лестнице, а на входе надпись на кириллице. Думаю: ого, откуда русская церковь посреди Триеста? Присмотрелся — это на сербском. Удивился еще больше. Зашел внутрь, там прохладно. В тот момент в храме шла служба. Стою и чувствую, как одновременно с прохладой во мне воцаряется какое-то приятное ощущение. Оно охватывает меня целиком, я ощущаю, что на душе одновременно и радостно, и печально. И тут меня накрывают рыдания. А ведь три года до того у меня умерли родственники, и на похоронах я не мог проронить ни одной слезы, был словно камень», — вспоминает он.
Когда я вышел из храма, все вокруг стало казаться мне прекраснее. И даже о людях думать стал светлее. С тех пор я стал каждый день ходить в соборную церковь в Белграде, и когда хор начинал петь — от первого ”Аминь” до последнего — я не мог сдерживать слез. Я в ту пору не знал церковнославянского, не знал точно, о чем они поют, но душа-то не ошибается! Так я искал прохладу, а нашел покой», — рассказывает отец Михайло.
Вскоре он решил всерьез посвятить себя церкви и встретил наставников, которые и открыли для него Россию с новой стороны.
«Когда я окончил школу, родители спросили, куда буду поступать. Я ответил, что на теологию. И так я встретил отца Тадея. Отец Тадей был учеником русских монахов, он много лет жил в Мильковом монастыре (этот монастырь король Александр Карагеоргиевич передал русским монахам, которые уехали из России после начала революции). И отец Тадей впитал в себя тот дух. И насколько он любил их, настолько и нас к этому приобщил. Это дух материнской любви, которая видит все раны — и телесные, и духовные, — и каждого может утешить. И через отца Тадея, а еще раньше через мать и через своих профессоров (они все были русофилами), я почувствовал ту нить, которая связывает всех нас. Россия оставила печать в их душах, а через них полюбил ее и я. Я почувствовал, что есть народ, который очень нас любит, хоть у меня тогда и не было доказательств этого», — говорит он.
«Многие говорили мне: ты глупец, ты разочаруешься, когда приедешь туда. Честно признаться, я и сам боялся, когда впервые ехал в Россию в 2010 году. Между тем, я не разочаровался, более того, она превзошла мои ожидания!» — рассказывает Михайло.
«Я и по сей день не могу сказать, что обладает для меня большей святостью: мощи святых, русские церкви и монастыри или разговор с простым русским человеком? Когда в России бабушка или дедушка слышат, что я из Сербии, они начинают плакать без причины. Как можно оставаться равнодушным, видя такую безграничную любовь!? Это чувство топит лед, тут встречаются сердца, это настоящее свидетельство того, что мы не просто братские народы, мы — один народ! Это с греками мы — братья, а с русскими мы — единый народ, у нас одна кровь и история, у нас те же глаза и лица, одно мироощущение и одна жертва!» — уверен он.
Со временем отец Михайло еще больше укрепился в вере, что русский и сербский народы больше, чем братские.
«Куликовская битва случилась в 1380-м году, а Косовская — девять лет спустя. Кулик — русское название птицы, которая на сербском зовется кос. Это не совпадение! Мне стало ясно, почему мы с таким восхищением смотрим на Россию, когда я увидел, что и они смотрят на нас так же. Потому что мы знаем о том, что едины. Россия придает мне сил, даже когда дела идут совершенно безнадежно. Уже одна мысль о том, что Россия — где-то там, дарует мне мужество дожить до завтрашнего дня. И еще я все время жду, когда вы к нам приедете…», — вздыхает Михайло.
Его брат, популярный актер Милош Бикович, также трудится над укреплением отношений России и Сербии, правда, со своей стороны.
«Я и Милоша всегда жду. Он редко приезжает. В отличие от меня, он очень ответственный человек, и работа у него на первом месте, в то время как у меня она на пятом-шестом, и оттого между нами не всегда есть взаимопонимание. Я сержусь, я говорю ему: время идет, сегодняшний день уже не вернуть, я старше тебя на 16 лет. Туда-сюда — и будет поздно, когда ты наконец вспомнишь о том, что мы могли провести время вместе. Но, с другой стороны, я и его понимаю, у него дела идут в году, он поймал волну, и на самом деле тут не так-то и просто притормозить. Есть ощущение ответственности, что нужно работать, и это выше его самого и его личных интересов. Он на своем, культурном уровне связывает Россию и Сербию», — рассказывает Михайло о брате.
Солнце клонится к закату. Отец Михайло говорит, что мечтает о том, чтобы в монастыре все время пел русский хор.
Его любимая русская песня — «Не для меня». В ней рассказывается о казаке, который идет на войну и прощается со всем, что так любит.
«Этими же словами можно описать и то, что чувствует человек, который посвятил себя Богу», — признается отец Михайло.
Фото: Дмитрий Лане