Родившись и живя в России, мы — граждане этой страны, — с одной стороны, являемся участниками глобальных процессов, охватывающих всю нашу жизнедеятельность. По-прежнему совершаем шопинг мировых брендов, пользуемся автомобилями, компьютерами и прочей электроникой. Живо интересуемся достижениями мировой культуры, музыки и кинематографа. Следим за курсом рубля и биткоина. Торговые бренды стали аналогами мировых религий.
Мы вслед за цивилизованным миром цифровизируемся, следуя заповедям современного датаизма (см. Харари Ю.Н. Homo Deus. Краткая история будущего. М., 2019). Мы зависимы от новостей, соцсетей и многочисленных приложений. Наши дети каждый день в онлайне. Ежедневно мы в своей речи (письменной и устной) используем тысячи слов и терминов, не задумываясь, что слова наши зачастую бессмысленны и причиняют нам боль. Мы стали больше доверять алгоритмам и искусственному интеллекту, чем самим себе. В этом смысле мы глобалисты.
С другой стороны, мы, россияне, склонны к патриотизму, в том смысле, что многие из нас уже похоронены в могилах своих отцов и дедов. Нам, надеюсь, предстоит та же участь.
Переживая новый виток истории, мы видим разнородность современного российского общества. Процесс «балканизации» запущен. Поэтому проблемы трайбализма и этнофилетизма нам вовсе не чужды, мы с ними сталкиваемся с детства. Что это за проблемы? Разбору этого вопроса и посвящён данный очерк.
Этнофилетизм — церковно-правовой термин греческого происхождения (έθνος — народ; φυλή — род, колено, племя). В западной историографии со времён Арнольда Дж. Тойнби встречается несколько схожий по смыслу концепт «трайбализма» (от англ. tribe — племя) с явной общественно-политической характеристикой: трайбализм — приверженность локальным, чаще всего этническим ценностям в противовес общечеловеческим. Сэмюэл Хантингтон считает трайбализм и глобализм разнонаправленными тенденциями в современной мировой политике. Этимологически понятие «филетизм», которым в новогреческом языке обозначают расизм (ὁ φυλετισμός), восходит к древнегреческому ἡ φῠλή (род, колено, племя, фила, образование из отдельных родов или колен). Человека, принадлежащего к той же филе, к тому же колену, роду, общине (единоплеменника, родича, земляка), называли φῠλέτης. Трактовать этнофилетизм как «народолюбие», выводя термин из греческого глагола φιλέω, представляется ошибочным.
Гуманитарии мирового масштаба до сих пор спорят, в какую крайность впадут ведущие государства мира? Трайбализм или глобализм. Например, нынешний затяжной военный конфликт России с Украиной снова открыл новый путь к трайбализму, что может быть востребованным в ведущих странах мира (условной «большой двадцатки»).
Сущность современного этнофилетизма, греческого аналога англоязычному трайбализму, наиболее лаконичным образом определена Константинопольским Патриархом Варфоломеем в начале сентября 2015 года во время очередного Синаксиса по подготовке Всеправославного Собора 2016 года:
«Будет упущением не упомянуть трудности, с которыми мы столкнулись при подготовке Всеправославного Собора. Наиболее серьёзные из этих проблем проистекают из того факта, что многие местные Православные Церкви, к сожалению, были поглощены духом национализма и иногда даже прямой ересью этнофилетизма, которая превращает Церковь в слугу политических амбиций государства. Так, некоторые из наших сестринских Православных Церквей, которые сохраняют близкие отношения со своими правительствами и используют их значительную финансовую поддержку, пытаются всеми доступными способами, включая запланированный Всеправославный Собор, продвигать политические, по сути, интересы и планы, тем самым создавая раскол внутри православного сообщества».
Между тем, сама концепция этнофилетизма вышла из того же греческого православия второй половины XIX века. Главной причиной возникновения этнофилетизма является национально-освободительная борьба греческого и славянских балканских народов против турок в XIX столетии. Национально-освободительное движение привело к появлению национальных государств, а также к обострению самих национальных отношений внутри христианского населения Османской империи. Выявились греко-болгарские противоречия, так называемая греко-болгарская церковная распря. Тогда большая часть российских наблюдателей церковного конфликта встала на сторону болгар. По свидетельству известного философа того же столетия Константина Леонтьева, «кто же у нас не рвал и не метал за „братьев-славян“ и против греков?»
Классическое определение этому церковному конфликту, в результате которого болгары были объявлены «схизматиками-этнофилетистами», дано знаменитым философом Николаем Бердяевым: «Сущность этой распри заключается в том, что болгары, зависящие в церковном отношении от греческого патриарха в Константинополе, захотели самостоятельности и отделились от патриарха».
Болгарская схизма 1872 года осложнила и до того запутанные межцерковные связи Русской, Константинопольской и Болгарской Церквей. Этнофилетизм болгар определил новый фактор сферы юрисдикции Поместной Церкви — не территориальный, а этнический или языковой. Между тем, большинство Поместных Церквей не приняли постановлений Собора 1872 года. Окончательно же схизма была снята лишь после потери политического значения дела при посредничестве Московского Патриарха Алексия I аж в феврале 1945 года.
Совершенно аналогичные церковные конфликты (по новому принципу определения этнической юрисдикции) происходили и в ХХ веке. В настоящее время мы являемся свидетелями очень похожего конфликта на территории нынешней Украины. Но здесь несколько иная причинно-следственная связь.
Глубже раскрыть тематику трайбализма (местного этнофилетизма) возможно, проследив эпоху «национально-освободительных войн» на Балканах, начиная чуть ли не с самого завоевания турками Византийской империи и появления знаменитой концепции «Москва — третий Рим».
Развитие идеи «Москва — Третий Рим» совпадает с эпохой зарождения национализма в государствах позднего Средневековья и Нового времени. Восточная Европа, Турецкая империя и Балканы представляют яркий пример постепенной замены старой идеологии, основанной на религиозном принципе, новой, ярко выраженной националистической идеологией. Подобные настроения балканских христиан, в первую очередь, греков нашли своё выражение в народных сказаниях и песнях, а также в многочисленных широко распространённых пророчествах о ξανθός γένος («белокуром народе, который избавит их от турок»).
В XIX столетии от веры в пророчества об освобождении Православного Востока русским царём греки постепенно приходят к созданию «Великой идеи» (Μεγάλη ιδέα) — восстановлению Византийской империи под властью греческого царя. Центральным моментом «Великой идеи» было возвращение Константинополя, древней столицы греческого мира. Греческий национализм привёл к революции 1821 года и появлению Греческого королевства, новой странице истории.
Те же национально-освободительные процессы образовали и независимые национальные государства прочих народов Балкан. А вот огромная православная Россия осталась вне этого историко-политического контекста. По едкому замечанию американского исследователя начала ХХ века (Marry Platt Parmele. A shot history of Russia. N.Y., 1907): «У русского народа ещё нет истории. Не было эволюции российской нации, а только обширная система управления; „Российская империя“ означает лишь величественную мировую силу, в которой масса её народа не имеет никакого участия».
К подобному же выводу столетием спустя пришёл и известный современный российский историк Сергей Сергеев (см. Сергеев С.М. Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия. М., 2017): «Мы видим, что русская история, раз за разом, возвращается на круги своя, демонстрируя поразительную устойчивость социально-политических основ Российского государства, среди коих существование русской нации как суверенной политической общности как будто не предусмотрено».
Подводя черту, заметим, что национализм сегодня — по-прежнему привилегия лишь западных государств. Остальному миру предложен на выбор тренд трайбализма или глобализма. Какого-то синкретизма, включающего в себя два этих мировых явления, не дано. Третьего не дано. Какая политическая повестка выдвинется на смену в конце затянувшегося военного конфликта, мы не знаем, можем лишь предполагать. Возможно, что странам в качестве разрешения всех проблем будет предложен некий «политический датаизм» с последующей жёсткой глобальной цифровизацией, или мировая политика развернётся в сторону экологии? В любом случае, для стран Балкан и самой России есть время определиться со своей ролью и местом в истории, а не исчезнуть в пропасти трайбализма или быть поглощёнными океаном мирового глобализма.
Вадим Юрьевич Венедиктов, историк, кандидат исторических наук
Обложка: freepik.com