Решила я всё же примкнуть к эмигрантским развлечениям. Не знаю, откуда у эмигрантов-релокантов время и желание. Не познавать новую страну, а вот это вот всё. Но люди же ходят куда-то. Куда местные, сербы, ни ногой.
Объявление о белградском концерте Максима Галкина* (признан иноагентом Минюстом России) под названием «Прекрасное недалеко» в концертном зале МТС Дворана показалось мне достаточно демократичным. Несколько даже почвенническим. В последний раз я видела выступление Галкина* по телевизору лет десять или больше назад. Какие-то смешные пародии. Уже сильно проигрывающие Камеди Клаб, но мне, знаете, палец покажи, я ну хохотать. До ближайшего леса могу добежать с хохотом, юбки подобрав батистовые. Из таких вот я. Живность пугается моего заливистого. Гречиха никнет. Куропатки птенцов прячут.
Впервые я увидела Галкина* в конце, что ли, девяностых — начале двухтысячных. На кинофестивале «Окно в Европу» в Выборге. Он был такой милый, молоденький, интеллигентный, застенчивый. Реально остроумный, причём не только заученно, а с импровизациями. Кинематографическая публика взыскательна, если её не критиковать. Всем понравился Галкин*. Даже заезжие финны улыбались. Впрочем, не факт, что они осознавали происходящее. Это мы на кинофестивале работаем кто кем, я вот кинокритиком, а для финнов Выборг был ближайшим местом, где можно невозбранно бухнуть. Может, они от этого улыбались на Галкине*. А мы — на самом деле.
И вот, спустя годы я на концерте. Прохаживаюсь по красивому холлу. Вокруг одни уезжанты. Весь стафф организаторов — тоже россияне. Чувствую себя высоченным статным гренадером. Это рядом с сербами я средненького роста. А тут… Айтишная бледненькость, малорослость, сутуленькость, иногда с животастенькостью.
Оглядываю всех поверх макушек. Возвышаюсь, значит. Ежели они от службы в армии убежали, то и хорошо, и к лучшему — для армии. Армия с таким обозом задолбается. Фураж нужен, а толку ноль.
После того как возвысилась и преисполнилась, захотела вернуть себе прежнюю заниженную самооценку. Поглядела на сербских охранников. Опять почувствовала себя хрупкой женщиной среднего роста. Не забалуешь в Сербии-то.
Зал был почти полный. Вышел Галкин*. Объяснил, что фото и видеосъёмка запрещены, и начал, непосредственно, пытаться людей развлекать. Начал с себя и Аллы Борисовны. Продолжил про себя и про Аллу Борисовну. Завершать про Аллу Борисовну не собирался.
Может, это большое достижение в жизни артиста — Алла Борисовна. Может, и Алла Борисовна, уважаемая женщина и звезда эстрады, ему говорит: «Максим, первые сорок шуток и баек должны быть про меня. Крутись как хочешь». А артист что, человек подневольный.
Поэтому про Аллу Борисовну. Про то, как она готовит. Про то, что она не еврейка ни разу. Вот вообще не еврейка. Несколько раз с ужимками, что нет, не еврейка. Даже как-то удивительно для здорового человека, неужели нас так вот прямо должно волновать, еврейка ли Алла Борисовна? В нынешнюю-то годину? Смеяться там, что ли, надо, где говорят, что не еврейка? Немного непонятно.
Про мужа её Орбакаса тоже шутки. Но бледные, прибалтийские, с уважением. Хороший, мол, он, в Клайпеде живёт. Потом ещё про одного мужа, Киркорова. Про него пошли пряности. И как он себе там что-то пластически-хирургически натянул. Соски там какие у него. И как не в ту дверь зашёл. И опять про то, как что-то там натянул. В общем, семейные какие-то шутки. Мне не понять. Тем более их количество. Тем более — вообще не смешно.
Потом в целом про голую вечеринку. Божечки, это ж протухший уже инфоповод. Все уже в интернете про это отшутились три месяца назад. Прогресс не стоит на месте. Это во времена Жванецкого можно было десять лет шутить про одно и то же. Сейчас-то что? За это время уже немало всего произошло. Инфоповод тухнет быстро. А публика в зале уж вполне интернетная, тридцать-сорок лет в основном людям-то. Церемония Оскара намедни прошла, прочитай, что там как, пошути, а? Фильм «Барби». Мало ли что. Да уж много всего напроисходило-то.
Сидишь так со странным лицом, которое никак не улыбается. Пошла пятая шутка про Киркорова. Нет, семья — зло. Для некоторых. Погрузится человек, даже если он не беременная в декрете, и всех разговоров о своём нынешнем, о своём бывшем, о своей теперешней, да кто там из бывших-нынешних-теперешней какую пластику сделал, да как опозорился. И всё, пропал человек, видишь. А ты в гостях, к примеру. И выход забаррикадирован самоварами и кастрюлями с супчиком. И тёщей. Отдуваешься, понимаешь субординацию. Хорошо, люди концертные залы придумали. Там можно билетик с краю ухватить. Унырнуть, если что, мимо и рвануть вдоль по ветреной белградской улице. Ну хотя бы как возможность.
Немного устав шутить про пожилых морганатических родственников, Галкин* спел под Лолиту. Непохоже и несмешно. Текст пародии корявый и убогий до крайности. Потом опять под Киркорова. Тоже несмешно и непохоже. Потом решил добить разочарование пародией на Любу Успенскую. Любу, понимаете, Успенскую. Может, они там, все вот так друг друга обсуждают. Опять с шутками про пластику на каком-то там месте. Кто удачно, кто неудачно. Но предполагать, что не на Брайтоне, вменяемому современному человеку будет интересно комикование про Любовь Успенскую?
И ладно б такие шуточки в каком-нибудь трешовом эмигрантском ресторане, под водочку с селёдочкой, холодец там. Под это, говорят, многое можно снести, пока горячее несут. А тут люди сидят, чистенькие, в зале с хорошей акустикой. Многие непьющие, некоторые вообще вегетарианцы. А им шутки про попу Любы Успенской и иных пожилых людей из тесного мира постсоветской эстрадочки. Для того ль растил вас, Максим, папа, заслуженный человек, военный…
Продолжил Галкин* несмешным и непохожим пением под Лолиту, Успенскую, Киркорова и — страшно сказать — Лещенко. Это было испытание. А я выдержала. А ведь испытание. Даже для моего слуха.
Что мой слух? Я в школе играла на пианино «Лирика», а одноклассники пели. Может ли быть у человека, претерпевшего фанерную «Лирику», и одноклассников утончённый слух? Не может. При мне можно дребезжать, не попадать не то что в нотки, а даже ботинком по «Лирике».
И при такой закалке, мне было непросто вынести эти пародии. Пока Галкин* не пошутил про то, что, мол, слышал, у вас тут есть театр оперы и балета. Я вот могу и там, если что. Изобразил пение оперных. Пошутил три раза про то, какие они там толстые, пожилые и безголосые. Толстая Джульетта, гы-гы-гы. Могучая Дездемона, она Отелло может придушить, хи-хи-хи. Уровень шуток, да?
И исполнил под минусовочку дуэт из оперетты «Сильва». Типа я и так тоже могу. Вот это было совсем несносно. Мамо, снимите ребенка со стульчика. Дайте ему шахматы, лото, развивающие карточки. Потом подключите интернет. Пускай почитает, про что люди думают, переживают, шутят, не в прошлом веке. Петь не надо. Не надо петь. Стихи можно. Можно несмешные. Они и так у него несмешные, но можно хоть такие: «Буря мглою…» — что-нибудь вроде этого. Когда смеяться непонятно где, да и не предполагается. Умоляю.
Перед исполнителем зал эмигрантов. В Белграде. Город интересный, страна ещё более интересная. У людей, приехавших сюда, масса проблем и радостей, над которыми и о которых можно пошутить. Они, люди, ведь живые. Они уехали-приехали кто как, кто почему. А им про задницу Любы Успенской и необычайные успехи пятидесятилетнего красавца, назовем это так, в пении.
При этом, шуточки только про оставшихся в России пенсионеров и предпенсионеров. Ни одного хихиканья про известных уехавших. Про Хаматову там, Дудя* там, не знаю. Смешно же может быть. Но нет. Про «своих» нельзя. Как вот прямо отрезало. Как будто атата может быть.
Атата, впрочем, обещали некоторые горячные сербы. Под объявлениями о концерте Галкина* в (запрещённом в РФ — прим.ред.) фейсбуке десятки сербских комментариев. Не боты, я глянула, обычные у них, живые, профили. «Твоя фальшивая улыбка ничего не стоит. Пока ты работал в России, не знал про Белград, но бабло кончается», «Этому врагу родины в Белграде точно не место», «Здесь народ любит Россию, кроме некоторых новичков». Тут вообще много полярных мнений по разным поводам. Живая страна. Это я для объёма мнения цитирую.
Впрочем, сербы как погорячились, так и проигнорировали. Кофе пошли пить в кафаны, полагаю. И правильно сделали. Не то что я. Билет, концерт. А публика была благодарная. Смеялись. Нет, правда. Я бы тоже с удовольствием, но в этот раз не сложилось как-то. Я ж не только смешливая, а и чувствительная. Вспомнила молоденького, интеллигентного, остроумного Галкина*, и потеплело на душе. Жизнь длинная, все меняются, всё течёт. Вдруг и Галкин* как восстанет, как обретёт прежний-то, свой, голос? Всякое бывает.
*признаны иноагентами Минюстом России