Если вы понимаете, что значит сесть вечером в кресло с раскрытой книгой, а очнуться через несколько часов; если хоть раз проезжали свою станцию в метро, не в силах оторваться от приключений главных персонажей; если от детального описания обеда у вас начинает урчать в животе, — тогда вы не понаслышке знаете, что каждая книга таит в себе гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Возможно, вам пришла пора присоединиться к «Сеансам одновременного чтения» сербского писателя Горана Петровича.
Новая эпоха презирает выбор бездействия. Добровольный уход от реальности все чаще становится поводом для шуток и намеков на необходимость посетить психотерапевта. Друг мой, что же тебе так не нравится в жизни, раз ты не согласен жить «в моменте» и предпочитаешь реальности фантазию?
Как бы то ни было, чтение остается наиболее одобряемой обществом разновидностью эскапизма. Что может быть приятнее, чем сбежать в книгу, повествующую о том, как замечательно умеют сбегать от реальности персонажи Горана Петровича? А что, очень в духе постмодернизма! В лучших его традициях.
За опубликованный в 2000 году роман «Сеансы одновременного чтения» Горан Петрович получил премию журнала НИН — престижную в Сербии литературную награду. А Национальная библиотека Сербии признала эту книгу самой читаемой. Местные критики не без оснований полагают, что это произведение можно считать последним постмодернистским романом в сербской литературе. На наш взгляд, пожалуй, не последним, однако нельзя не отметить, что Петровичу удалось крайне элегантно и чрезвычайно символично — на самом рубеже тысячелетий — поставить красивую точку в постмодернистской прозе. Под занавес эпохи автор создал книгу о книге, о чтении и читателях и о том, зачем мы вообще все еще читаем и почему так любим тех, кто читает вместе с нами.
Скажем, юноша влюбляется в девушку, которая должна стать женой другого. Так часто случается в жизни, а уж в романах — сплошь и рядом. Молодые люди не могут быть вместе в скучной повседневности, но у них есть вымышленный мир, который внимательный читатель всегда отыщет в книге. Беда в том, что и в фантазиях, в мечтаниях влюбленным необходимо уютное место для свиданий. И наш юноша создает такое. Это просторный, продуманный до мелочей, обставленный удобной мебелью дом, который построен в прекрасном, тщательно спроектированном саду. А сад… он описан в книге.
И сад, и дом, и все до последний чашки в серванте – всего лишь текст, — но текст идеальный. Настолько, что живет своей жизнью, сам себя дополняя и развивая. А если фантазия столь реальна, то чем она отличается от действительности?
В книге Петровича герои способны перемещаться в вымышленную реальность физически. И, по сути, это единственное фантастическое допущение, сделанное автором.
Фанаты классификаций справедливо причислят писателя к представителям магического реализма. А любители задуматься просто насладятся особым углом зрения: иногда очень увлекательно засомневаться, что же в этом мире, сотканном из воспоминаний, фантазий, мечтаний и суеверий, происходит наяву?
Персонажи Петровича постоянно пересекают границу между вымыслом и реальностью с такой легкостью, словно ее не существует вовсе. Оставшийся без отца ребенок сбегает от деспотичного отчима в книгу о море и приносит с этой воображаемой прогулки вполне реальный песок. Дама преклонных лет покупает настоящие свечи и пластинки в магазинчике, который давно уже существует только в ее воспоминаниях. Семья, живущая в осажденном городе, отдыхает от тягот и страхов повседневности в придуманном кем-то доме. Старые знакомые, давно не видевшие друг друга, случайно встречаются на страницах газет. Это видение настолько заразительно, что и читателю невольно хочется позавтракать настоящими бутербродами на берегу вымышленной реки или проверить, не шуршат ли в подушке когда-то сказанные в нее слова обиды. Вы и сами не замечаете, как, загипнотизированные этим текстом, на всякий случай открываете банку абрикосового джема именно в понедельник, чтобы в ней не завелась плесень.
Гипноз, наведенный Петровичем, позволяет перескочить через целую эпоху. Эта история рассказывает читателю, насколько Белград рубежа тысячелетий может быть несовременен. Часть героев живет в конце ХХ века, а другая – в самом его начале. И легкость, с которой персонажи перемещаются туда и обратно, и единство авторского стиля, поражающего неторопливостью и избыточностью, показывают, как мало изменили Белград и его жителей годы социализма. Городу словно удалось перелететь через них, сохранив ту светскость, которую никак не может нащупать современная Россия, вздыхающая по своему имперскому прошлому и спешно канонизирующая царскую семью.
Действительно, роман Югославии с коммунизмом был относительно недолог. Настолько, что в данном случае им можно как бы пренебречь. Лучше обратить внимание на то, насколько крепки в Сербии традиции старой, господской жизни: с обращением «барышня», ношением шляпок, вечно нищими студентами, празднованием Рождества, готовкой немыслимой пищи по ветхим поваренным книгам, хранением тончайшего фарфора…
Одна из героинь, молодая девушка, учит английский язык, планируя в скором времени эмигрировать. Но старая жизнь цепко держит ее в своих сонных объятиях, убаюкивает чужими воспоминаниями о прошлом, которое оказывается явственнее реальности. «Смотри, — словно рассказывает ей Белград, — идея здания равна самому зданию. Если кто-то помыслил его достаточно подробно, если кто-то поверил в него по-настоящему, то оно ничем не будет отличаться от существующего. Если научишься видеть мир с этой точки зрения, ты тоже сможешь покупать пластинки в универмаге, который никогда не был построен».
А великое преимущество здания, которое не было построено, состоит в том, что его нельзя разрушить. Кому, как не Белграду, известно, насколько это важно.
Почитатель Зеновская