Взрослеющий человек так или иначе задумывается о собственной идентичности. Нужно как-то разобраться с тем, кто ты есть на самом деле. Поразмыслить о том, чего ты хочешь в жизни. О том, где ты живешь. Или о том, за какой футбольный клуб тебе болеть.
Марко Джорджич не болеет ни за один футбольный клуб, потому что он – чефур. Так в Словении называют иммигрантов из южных республик бывшей Югославии. Родители Марко переехали из Боснии в более благополучную и «европейскую» Любляну в поисках работы. Теперь и они, и их сын принадлежат к национальному меньшинству и живут в местном гетто — районе Фужины.
«Чефуры вон!» — дебютный роман словенского писателя, поэта, журналиста, сценариста и режиссера Горана Войновича. Книга стала бестселлером как в Словении, так и на всей территории бывшей Югославии, была отмечена премией Фонда имени Прешерна и названа лучшим словенским романом 2008 года. В 2013-м по книге был снят одноименный полнометражный фильм.
Шумной известности романа поспособствовал его остро провокационный характер. Даже само название книги — “Čefurji raus!” — является прямой отсылкой к популярной в нацистской Германии настольной игре “Juden, raus!” («Евреи, вон!»). Между тем из эпиграфа мы узнаем, что название не придумка автора, а граффити, часто встречающееся на улицах Любляны. Очевидно, речь в книге пойдет о наболевшем. О том, что всем известно, но о чем не принято говорить вслух. О таком пишут на стенах — но не в романах.
Семнадцатилетний сын гастарбайтеров подробно и красочно, не стесняясь в выражениях, рассказывает о жизни в иммигрантском спальном районе. Жизнь «понаехавших» мало похожа на рай:
Квартирки крохотные, семьи большие, друг с другом все грызутся, с деньгами вечный напряг… Все эти люди сидят друг у друга на головах, вся эта теснота, психованность. Половина народа работает с утра до ночи, другая половина или на пенсии, или без работы сидит, вот они и достают вечно друг друга и прессуют тех, кто работает.
Голова у Марко занята ровно тем, чем и должна быть занята у здорового тинейджера: секс, спорт, алкоголь и ссоры с родителями. Параллельно он пытается разобраться в том, как же устроена жизнь, в которой ему нет места. За какой же футбольный клуб ему болеть? Он мог бы болеть за белградцев, но его родители не из Сербии, а из Боснии. Мог бы стать фанатом сараевской команды, но живет не в Сараево. Люблянская «Олимпия» ему тоже не близка: это для очкариков и маменькиных сынков. Он – чефур, житель Фужин, а у Фужин нет своего клуба. Зато есть свой особый колорит, который не имеет ничего общего с понятиями «ассимиляция» и «равенство возможностей».
Повседневная жизнь национального меньшинства – порочный круг, выбраться из которого мудрено. Небогатые, плохо образованные родители, не сумевшие освоить словенский язык, водят своих детей в общие школы. Но, напуганные и бесправные, сажают их на последние парты, подальше от неудобных вопросов и чистеньких словенских отпрысков. Там, на последних партах, маленькие чефурята просиживают несколько лет, занимаясь чем угодно, только не учебой.
После школы в тесных бедных квартирах подросткам некуда деться, нечем себя занять. Ругань родителей гонит ребят во двор, а безделье во дворе толкает на мелкий криминал – драки, наркотики, хулиганство. Марко вроде бы и осознает, что это не совсем верное поведение, но не видит для себя никакого другого будущего. Как-то иначе, по его мнению, должна происходить социальная интеграция.
Мы все талантливые. Каждый в чем-то своем. Стопудово. Только не у всех есть талант к этому вашему дерьму. У некоторых другие родные языки и другие таланты. Но у нас у всех есть таланты, и мы все можем такое устроить! Не только одни ваши вшивые отличники! Но вам на это наср*ть! Положить вам на нас — вшивых чефуров на задней парте!
Языковая проблема для чефуров стоит особенно остро. «Фужинский» говор – ни на что не похожий, богато замешанный винегрет из словенского и языков бывшей Югославии, щедро приправленный столичным уличным сленгом и ругательствами. На этом языке чефуры общаются между собой, на нем формулирует свои мысли главный герой романа. Коренные словенцы и жители Фужин буквально разговаривают на разных языках. Понимать друг друга им слишком сложно. Местным проще поставить на «понаехавших» клеймо неблагополучных и общаться с ними через полицию. Приезжим легче записать богатеньких порядочных столичных жителей в п*доры в галстуках и шутить, что они появляются на Фужинах только для того, чтобы найти свою угнанную машину. Лишь бы не выстраивать диалог.
Правда, общение внутри семьи у Марко тоже не складывается. Он сам признается, что иммигрантские семьи, в отличие от словенских, не ходят по выходным обедать в ресторан – не только потому, что это дорого, но и потому, что нужно два часа о чем-то за столом базарить, а для чефурской семьи это смерть. Эта проблема отчасти социальная, отчасти поколенческая. Утомленные несчастливые родители вечно ругаются и друг с другом, и с детьми. Но есть еще и постоянное молчание, вызванное неумением говорить, обсуждать, выражать. Старшее поколение общается с младшим языком запретов и приказов — младшее отвечает протестом и матом.
Никто не спрашивает Марко, почему он бросает занятия баскетболом. Никто не интересуется, каково ему было в отделении полиции, куда он попал за драку. Там, где подростку хочется принятия и сочувствия, он получает либо молчание, либо ругань. И чтобы попросить родителей о необходимом, у него тоже нет слов:
— Тебе еще что-то нужно?
Чтобы любили, понимали, слушали…
— Зубная щетка.
За молчанием «агрессивной иммигрантской молодежи» скрывается довольно банальная истина: никто из жителей гетто не мечтает остаться в нем на всю жизнь. Никто по своей воле не выбирает быть трудным подростком, хулиганом, гастарбайтером, гопником, хамоватым персонажем анекдотов и полуграмотным объектом насмешек. Но списывать людей со счетов, ставить на них клеймо и закрывать глаза на проблему – далеко не лучшая тактика в данной ситуации. Даже подростку это понятно.