Не секрет, что обращение к прошлому Балкан весьма поучительно в контексте анализа современных процессов, происходящих в регионе. Заметка про черногорского короля Николу вызвала, как нам показалось, некоторый интерес у читателей портала «Балканист», что и побудило нас вновь обратиться к событиям, происходившим в регионе в начале ХХ века.
Не так давно, в 2014-2018 годы, мир отметил столетие начала и, соответственно, окончания Первой мировой войны. Несмотря на вековую традицию ее изучения, историки по-прежнему ломают копья вокруг событий тех лет, не соглашаясь друг с другом даже в вопросе о ее причинах. В то же самое время в европейском общественно-политическом дискурсе вновь актуализировался (и в очередной раз подвергся пересмотру) вопрос о «виновниках» мирового пожара 1914-1918 годов. За попыткой ревизии его предпосылок стоит желание представить сараевское убийство как чуть ли не единственную причину начала мировой бойни. При этом прямая ответственность за его подготовку возлагается на «террористическую политику» сербского правительства и стоявшую за ней царскую Россию, якобы преследовавшую имперские «агрессивно-экспансионистские» цели.
Сопоставление характера, причин, а также итогов Первой и Второй мировых войн, которые зачастую в европейском сознании рассматриваются как единая целостная трагедия, вызванная претензиями на мировое господство и попытками поделить мир группой агрессивных государств, приводит таких авторов, как, например, историк Кристофер Кларк, к выводу, что именно «”партия войны” Сербии, и стоявшая за ней Россия и есть прямые виновники гибели миллионов людей в 1914-1918 годы». Таким образом и сталинский режим, который сегодня на Западе, в контексте ведущихся против России информационной и исторической войн, открыто приравнивается к германскому фашизму, даже не косвенно становится виновником еще более многочисленных жертв Второй мировой войны. В рассуждениях на эту тему, помимо очевидной глобальной, прослеживается и локальная, региональная подоплека: исторические параллели между событиями 14 (28) июня 1914 года, трагическими последствиями распада Югославии в 1991-1995 годы и современным косовским кризисом. Тем самым в глазах европейцев еще раз оправдываются и военное вмешательство в данный конфликт стран НАТО (как единственно верный способ «обуздать» Белград), и бомбардировки Югославии 1999 года, и даже деятельность гаагского трибунала, по сути превратившегося в судилище над Сербией и сербами. Сам же Гаврило Принцип из борца за свободу превращается в экстремиста и фанатика, идейного вдохновителя современных международных террористических организаций. Особенно стараются преуспеть в этом мусульманские политики не только из Косово, но также из Боснии, заинтересованные в пересмотре Дейтонских соглашений 1995 года и фактическом растворении Республики Сербской в государстве Босния и Герцеговина. Факты, однако, говорят об обратном.
Раскрытие заговора против черногорского короля Николы, в контексте подготовки и проведения Австро-Венгрией аннексии Боснии и Герцеговины 1908 года, удивительным образом совпало с началом судебного процесса в Загребе (или Аграме, как он назывался в Австро-Венгерской империи). В январе 1908 года баном Хорватии был назначен Павел Раух, опиравшийся на националистическую хорватскую партию Франка. Тут же последовала череда «разоблачительных» публикаций, в которых сербское правительство обвинялось в подготовке заговора с целью захвата югославянских земель Дунайской монархии. А вскоре последовали и прямые репрессии. Перед судом предстали 53 серба — участники сербской патриотической организации «Словенский юг». Обвинение было построено на неких секретных документах, а главным свидетелем со стороны обвинения стал все тот же журналист сараевской газеты «День» Настич – «разоблачитель» сербского заговора против черногорского князя. Российский посол в Вене Урусов отмечал, то Настич в своих брошюрах признал, что он сам «участвовал в “великосербской пропаганде”, но что он отошел от нее, когда убедился в террористической ее программе, включавшей в себя убийство князя Николая Черногорского». По словам российского дипломата, «следствие обнаружило также, что общества сербских и хорватских соколов не только имеют политические цели, но и устроены наподобие военных кадров для предполагаемой армии повстанцев. В состав их входят преимущественно люди, отслужившие свой срок в австро-венгерской армии. План организации соколов и гимнастических обществ в Хорватии был, по утверждению обвинителей, составлен начальником Главного штаба в Белграде подполковником Мишковичем и по его указаниям приспособлен на местах».
Такие действия австро-венгерских правящих кругов по дискредитации славянского движения, вероятно, достигли бы поставленных целей, если бы подсудимые не получили защитника, которому удалось превратить суд над сербами в суд над австрийским кабинетом. Таким человеком стал один из видных политиков рубежа XIX-начала ХХ века, будущий основатель чехословацкого государства Томаш Гарриг Массарик, который выступил с рядом громких разоблачений по этому делу, убедительно доказав, что все документы были подделаны австро-венгерским посольством в Белграде, причем непосредственное участие в этом принял граф Форгач, глава австрийской миссии в сербской столице.
«Газеты называют именно членов австрийской миссии во главе с графом Форгачем. Правительство потребует отзыва посланника, опустившегося до уровня фальсификатора», сообщал российский посланник в Сербии Николай Генрихович Гартвиг.
Заметим, что известный российский дипломат Григорий Николаевич Трубецкой в своих мемуарах именно на Форгача возлагал персональную ответственность и за составление знаменитого австрийского ультиматума Сербии: «На беду, министром иностранных дел был в то время малозначительный граф Берхтольд, а делами в его ведомстве заправлял начальник отдела граф Форгач». Он же пишет далее: «Честолюбивый интриган с еврейской кровью в жилах, Форгач ждал минуты отместки, и минута эта, как ему казалось, наступила после сараевского убийства. <…> Для обоснования ультиматума Сербии он использовал обвинения, которые в свое время стоили ему места в Белграде. Он явно хотел доказать этим повторением старого приема, насколько и в первый раз он был прав». Союзника в осуществлении своих планов Форгач, по словам Трубецкого, нашел в лице германского посла в Вене графа Чиршского, который, «бывший когда-то советником посольства в Петербурге и тоже вынужденный оттуда уйти из-за мелочной обиды придворно-светского характера, был нашим убежденным противником». Трубецкой при этом констатировал: «Уверяют, что ультиматум Сербии был состряпан им в сообществе с Форгачем. Правда, германское правительство после его опубликования сочло нужным сообщить всем кабинетам, что оно совершенно непричастно к составлению ультиматума и ознакомилось с ним одновременно со всеми. Может быть, это и правда. Это может подтвердить только то впечатление, что поводы к войне создались второстепенными агентами, а не ответственными руководителями, которые вследствие своей посредственности не сумели удержать направление дел в своих руках».
Весьма образно высказался по поводу австрийских «разоблачений» талантливый публицист, знаток положения дел на Ближнем Востоке и Балканах, имевший обширные личные связи в среде славянских общественных деятелей Австро-Венгрии, В.П. Сватковский, венский корреспондент Санкт-Петербургского телеграфного агентства.
«Профессор Массарик приводит в одной из своих последних статей в “Zeit” одну сербскую поговорку в объяснение, почему сербское правительство не заботится особенно об уходе гр. Форгача. Эта циничная поговорка говорит, что запачкавшийся своим пометом голубь иногда лучше чистого. Может быть, было бы недурно, если бы Массарик применил сербскую народную мудрость и к Эренталю (министр иностранных дел Австро-Венгрии — прим. ред.) и оставил его теперь в покое. Поход Массарика сделал уже свое дело. От прежней спеси Эренталя нет и следа. Недаром он говорил и в делегациях, что не собирается вести политику престижа. Такой “запачкавшийся голубь”, пока он держится на своей голубятне, может быть более или менее безвреден и любезен не только прежним венским недоброжелателям, но и, может быть, и державам тройственного согласия. Топить его нет больше основания, но и спасать тоже».
После выступлений Массарика обвинение полностью рассыпалось. И хотя в октябре 1909 года 33 обвиняемых серба были приговорены к различным срокам тюремного заключения, процесс пришлось прекратить, а обвиняемых выпустить на свободу. Разгорелся скандал, ударивший не только по международному авторитету австрийского правительства, но и приведший к прямо противоположным результатам: вместо ожидаемого раскола произошло еще большее сплочение между чехами и южными славянами.
Осенью 1909 года новый политический скандал разразился вокруг известного австрийского историка Фридъюнга, которого министр иностранных дел Австро-Венгрии Эренталь снабдил сфальсифицированными документами о «преступной» деятельности сербов, многие из которых входили в состав Сербской самостоятельной партии — опоры хорвато-сербской коалиции в австрийском парламенте.
Фридъюнг, не проверив подлинность документов, напечатал в газете “Neue Freie Presse” статью о том, что хорватские и сербские депутаты рейхсрата (парламента «австрийской» части Австро-Венгерской монархии) находятся на содержании сербского правительства. Приложением к статье шел документ, из которого следовало, что известный деятель югославянского движения Ф. Супило получал из Белграда значительные денежные суммы. Супило возбудил против Фридъюнга дело по обвинению в клевете. Массарику и специально командированному из Белграда начальнику отдела сербского МИДа (впоследствии послу в Петербурге) Спайлаковичу без труда удалось доказать, что этот документ — фальшивка. Припертый к стенке историк заявил, что считал документ достоверным, поскольку получил его из рук высших правительственных чиновников: министра иностранных дел Эренталя, начальника Генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа и самого престолонаследника Франца-Фердинанда. «Но ведь Вы же ученый!», — крикнул Супило Фридъюнгу. Австрийский историк сконфуженно молчал. В этой же связи австрийские правящие круги постарались «забыть» и о показаниях Настича, которые были первоначально использованы для начала Загребского процесса.
Начавшиеся в 1912 году Балканские войны коренным образом изменили ситуацию на Балканах. Однако итоги Лондонской конференции и Бухарестского мира преподносились австро-венгерскими правящими кругами общественному мнению страны и Европы как очередной успех имперской политики: в противовес идее создания Великой Сербии успешно проведена аннексия Боснии и Герцеговины, а также создано албанское государство. Именно так писал в австрийской прессе все тот же придворный историк Фридъюнг. А видный представитель немецкого юнкерства Леопольд Хлумецкий уговаривал Берхтольда немедленно начать войну против Сербии.
«Необходимо воспользоваться моментом, — говорил он, — вопрос ведь в том, чье влияние будет преобладать в Белграде — наше или русское?» И он же предостерегал министра иностранных дел:
«Если к русскому влиянию присоединится еще и экономическая независимость, тогда будет ясно, что югославянский вопрос решен без нас и против нас».
Леопольд Хлумецкий (1874-1940), редактор австрийской официозной газеты, входил в ближайшее окружение Франца Фердинанда и занимал откровенные антисербские позиции. Был одним из свидетелей в процессе Фридъюнга
Неслучайно еще в декабре 1912 года, во время ведения переговоров в Лондоне и перекройки политической карты Балкан по итогам Первой балканской войны, австро-венгерские правящие круги, в том числе и при посредничестве германского посланника в Белграде Гризингера (который уговаривал Николу Пашича (председателя министерства Королевства Сербия) «лично отправиться в Вену для непосредственных объяснений с австро-венгерским министром иностранных дел»), пытались заключить с Сербией сепаратное политическое соглашение. Как сообщал российский посланник в Белграде Николай Гартвиг, австро-венгерский представитель в Белграде Угрон весьма откровенно «стал рисовать все выгоды для Сербии непосредственного соглашения с Австро-Венгрией». Пашич, однако, ответил, что сербское правительство «не считает себя вправе возбуждать самостоятельные переговоры по тем же предметам с австрийским правительством ввиду проходящей в Лондоне конференции по этим же вопросам».
Милитаристскую антисербскую и антирусскую кампанию развернула и австрийская военная печать: газеты Danzers Armee-Zeiting и Armee Blatt. Таким образом, амбиции Вены ясно были выражены уже тогда. Желание австрийских правящих кругов перекроить в свою пользу политическую карту Балкан, уничтожив Сербию и вытеснив оттуда российское влияние, было очевидно. Подобные настроения выражал и начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф, который не только не боялся войны, но и стремился ее начать. С начала ХХ века он делал это так настойчиво, что одно время даже впал в немилость у осторожного Франца-Иосифа, однако в 1912 году был возвращен на службу, что могло означать только одно: Австро-Венгрия готова развязать войну.
Таким образом, уроки 1908-1913 годов были вполне учтены венским кабинетом во время знаменитого июльского кризиса 1914 года.
Ярослав Вишняков,
доктор исторических наук, профессор МГИМО
Обложка: журнал Le Petit Journal от 20 сентября 2014. Союзники — Франция, Англия, Сербия, Россия и Бельгия борются с Германией и Австро-Венгрией