«Мам, тебе не все равно, как ты выглядишь?» — сын одной фразой перечеркивает все мои сомнения насчёт того, надевать ли бандану вместо медицинской маски.
Я смотрю на шкаф, полный одежды жизнерадостных цветов, которую всю зиму покупала в надежде надеть весной. Весна пришла, но принесла с собой горькие вести. Только в моем Валево уже 18 заражённых и 320 человек в самоизоляции из-за подозрения на коронавирус. Вздыхаю и надеваю старые джинсы и первую попавшуюся кофту. Наряжаться не хочется.
Выезжаю в город за продуктами. Еду мимо освещенных солнцем холмов и цветущих вишен.
Я на секунду отвлекаюсь от тяжёлых мыслей, но тут же возвращаюсь к ним снова: навстречу проехала одинокая машина с водителем в маске и перчатках. У меня масок нет, попытаюсь купить сегодня. В бандане дышать тяжело, она становится влажной, от неё потеют очки.
15 марта президент Сербии Александр Вучич ввёл в стране режим чрезвычайного положения из-за угрозы распространения коронавируса, через пару дней закрыл границы и школы, а также отдал распоряжение о введении комендантского часа с 8 вечера до 5 утра. Позднее меры были ужесточены: на данный момент комендантский час начинается уже в 5 вечера. Правительство не исключает возможности полностью, на все 24 часа, ограничить свободу передвижения граждан: в первый же день после введения комендантского часа в стране было арестовано полторы сотни нарушителей.
Мне надо поспешить купить продукты на несколько дней и попытаться найти маски. Но сначала необходимо зайти на почту, отправить в Москву документы.
В отделении пусто, хотя рабочий день в разгаре. Все сотрудники без масок и перчаток.
— А вы что без средств защиты-то?! — недоумеваю я.
— Нам не выдали, у нас вроде как «все окей», — говорит женщина, макая пальцы в мокрую губку, чтобы отсчитать мне сдачу. С ужасом смотрю, как этими же руками она берет бутылку с водой и отпивает.
Жарко.
Вижу в окно, как на перекрёстке останавливается полицейская машина и сотрудники полиции через громкоговоритель велят пешеходам держаться друг от друга на расстоянии двух метров.
Пока иду до машины, которую бросила на заправке «НИСа-Газпромнефти», встречаю ещё три полицейских патруля.
На заправке толчеи нет, хотя какие-то провокаторы накануне пустили слух, что бензин физическим лицам продавать больше не будут. Впрочем, президент Сербии на следующий день в обращении к нации доложил, что их уже задержали. И они, и им подобные будут наказаны.
Какой-то мужчина передо мной в очереди покупает ведро то ли с краской, то ли ещё с чем-то. Сотрудники ему приносят то одно, то другое, он копается, и у меня нарастает напряжение от жары и от того, что приходится находиться в одном помещении с незнакомыми людьми.
Продавцы тоже без масок и даже без перчаток.
— Ребят, вы как? — спрашиваю.
Женщина устало машет рукой.
— Нам ничего не выдали, я утром с трудом заставляю себя идти на работу, страшно! Представь, какая у нас тут проходимость.. А что поделать? Ничего не поделаешь…
Я с ужасом сажусь в машину и еду в магазин. Город будто вымер. Кризисный штаб сначала отдал распоряжение сократить часы работы всех непродуктовых магазинов, а позже и вовсе их закрыть.
Центральная улица Карагеоргиевича, наша валевская «Пятая авеню», закрыта полностью. На каждом бутике висят объявления «В связи с эпидемией не работаем». Грустные манекены провожают меня взглядами.
Рольставни в парикмахерских спущены и закрыты на замок. Эти островки женского безделья, где можно было часами болтать с соседками, пока тебе красят голову, вымерли. Впрочем, кому сейчас дело до того, как я выгляжу? Мне и самой это уже неважно.
На улице +25, цветущие деревья тянутся к небу. В такую погоду валевцы обычно сидят на террасах кафе, потягивают бесконечный эспрессо, разговаривают о всякой всячине. Вся улица Карагеоргиевича обычно окутана кофейным ароматом. Но не сегодня.
Уличные стулья и столы сложены прямо в помещениях кафе и ресторанов, маркизы убраны, ничего не работает. Легендарная пиццерия на углу закрыта, кафе «Граф» закрыто.
Решаю заглянуть в свой любимый магазинчик «Барбаретта», где с 60-х годов прошлого века продают кофе на развес. Владелец, похожий на итальянца, обычно мелет кофе специально для моего итальянского кофейника. В Валево такие — редкость, местные жители обычно покупают молотый в пыль порошок для джезв. Но «Барбаретта» тоже закрыта.
Лицо под банданой уже мокрое и чешется, но трогать его нельзя.
У дверей аптек на улице дисциплинированно ждут люди: внутрь запускают только по одному. Решаю подождать и я, мне нужны маски. Через пару минут замечаю объявление на двери: «Нет масок, перчаток, дезинфекторов». Ухожу несолоно хлебавши из одной, другой, третьей, четвёртой аптеки. Да и к бандане я уже, похоже, привыкла.
На следующем перекрёстке вижу, что двери в фотостудию «Меденица» открыты. Тут работают наши друзья. В трудные для нас времена, которые длились несколько лет, они копировали нам документы бесплатно и отказывались брать деньги.
Джоле с братом ремонтируют антенну.
— Привет, ну хоть вы работаете! — обрадовалась я.
-Неа, это мы на дачу собираемся, надо туда антенну увезти. Вы сами-то как? Ракию пьёте для профилактики? — смеётся Джоле.
От этих первых за день позитивных эмоций у меня даже наворачиваются слезы.
В соседнем квартале от них находится, пожалуй, самое красивое здание в Валево. «Белый дом» моего приятеля Саши. Тут фитнес-центр, кафе и детский игровой клуб.
— Ты тоже закрылся? Как вы жить теперь будете? — звоню я ему.
— Воздух будем есть, — невесело шутит он.
Его родители — мои соседи. Саша предлагает мне помощь.
— Я к родителям на днях поеду, вам привезти чего-нибудь из магазина?
От вставшего в горле комка слез отвечаю не сразу.
— Спасибо тебе, мы пока справляемся…
Всю дорогу меня не покидает ощущение нереальности происходящего. В стране более 200 заболевших, двое умерли, а на улицах Валево бушует весна и… любовь.
Школьников перевели на дистанционное обучение, но влюбленные старшеклассники ходят в обнимку с подругами по скверам и фотографируются на фоне цветущих розовой пеной черешен.
Во дворе небольшого храма Покрова Пресвятой Богородицы тихо и красиво. Женщина в церковной лавке объясняет, что утренние и вечерние службы проводятся по расписанию, правда, приходит мало народу.
— Человек десять всего, но они стоят далеко друг от друга, и поэтому, пока есть эти прихожане, церковь будет открыта, — говорит она.
В самом храме холодно и пусто, лики святых скорбно глядят со стен, отсвечивая золотом. На каждой службе в сербских православных церквях священники просят Бога: «Дай мира всем». Раньше я думала, что это молитва только о том, чтобы не было войны. А сейчас понимаю, что речь идёт и о мире в душе, которого у меня нет.
«Помилуй, Господи»…
В супермаркете все спокойно. В первый день после введения режима чрезвычайного положения люди ринулись скупать муку, масло, сахар. Память о голодной весне 1999-го, когда Югославию бомбили силы НАТО, ещё жива. Не могу осуждать этих людей за их страх остаться без куска хлеба. Мне же тоже страшно.
К счастью, через пару дней паника улеглась, полки снова заполнили товарами. Президент Сербии настоятельно просит жителей оставаться дома, не выходить лишний раз на улицу, поэтому покупаю еды на несколько дней. Беру пропаренный рис, фасоль — на развес и в банках с острым соусом, картошку, зелень и овощи — себе и кролику. Продавцы и кассиры в перчатках, но без масок.
— Не выдают нам, чтоб народ не пугать. Тебе костей надо для собаки? Свежие есть, — говорит продавщица в мясном отделе.
Мимо тащит пачки с газировкой сотрудник отдела напитков, видит меня, улыбается и здоровается локтем. Раньше пожимал руку, сейчас нельзя. Все понимаю, невесело улыбаюсь глазами.
Улыбку под банданой все равно не увидать. Многие покупатели в масках, другие просто замотались в шарфы, третьи сделали защиту из салфеток, чтобы хоть как-то уберечься.
Цены не взлетели. Правительство в середине недели выпустило постановление о заморозке цен на продукты, средства гигиены и детское питание.
В магазине есть все необходимое, даже завезли луковицы первоцветов и семена на рассаду, возле которых я замираю на несколько минут. Потом решаю, что это подождёт до лучших времен.
На двери охранник клеит объявления с новыми часами работы: комендантский час вчера продлили, теперь он начинается в 17.
В воскресенье с 4 до 7 утра — «пенсионерский час». Всех, кто старше 65 лет, обязали сидеть дома, чтобы не подвергаться опасности заразиться. Еду, пенсии и лекарства им приносят на дом. Но правительство позволило тем, кому все же необходимо в магазин, самим сделать покупки.
Мой друг, валевский журналист старой гвардии Живорад Янкович, с момента введения режима чрезвычайного положения уехал на дачу за город.
— Приезжай в гости на дезинфекцию! — зовёт он.
— Жико, нельзя.
— Я скамьи во дворе расставил за два метра одна от другой, весь двор прибрал, дрова наколол. В жизни у меня на даче в марте такого порядка не было! — смеётся Жика и ещё раз зовёт в гости на «лютую ракию» с чесноком.
Примеру Живорада Янковича последовали многие пенсионеры. Дачный сезон, несмотря на эпидемию, никто не отменял. А пить кофе на террасе в своём саду приятнее, чем в квартире.
На выходе из супермаркета встречаю «своего» инспектора полиции из отдела по работе с иностранцами. Господи, какая удача! Ведь полицейское управление для посещений закрыто. А у нас с сыном ещё зимой поданы документы на ПМЖ. Мужу пора подавать свои со дня на день. Что делать, непонятно.
— Ничего не делайте, пока не отменят режим чрезвычайного положения. Сейчас весь документооборот остановлен. Ждите, — ответила инспектор.
Я собрала продукты и поехала домой. Парки опустели, несмотря на совершенно летнюю погоду. Теперь и тут нельзя собираться и гулять. Вода в городской реке Обнице стала изумрудно-прозрачной. В ней радостно плескались утки.
Мимо снова проехала полицейская машина. Сотрудники полиции в масках пристально оглядели меня с ног до головы. Один из них убрал маску и жадно отпил «Кока-колу».
Жаркое время…
Небо порозовело, солнце сползало за лесистые горы. Стало свежо и прохладно. «Замолаживает, пола бы потолопиться, балин», вспомнила я филологический анекдот и усмехнулась. И правда, полпятого, пора домой… Валево затих, готовясь встречать аплодисментами начало очередного комендантского часа в знак благодарности ко всем, кто работает в это трудное время.
