— Снимем комнату, локация топовая, в пяти минутах от университета, стоит недорого, ребёнок первое время будет под присмотром, — решили мы после безуспешных поисков жилья для нашего первокурсника.
В прошлом году ситуация на рынке недвижимости в Белграде была катастрофической. Релоканты взвинтили цены на жильё, и снять студенту отдельную квартирку за сотку евро, как раньше, стало невозможным.
Хозяйка квартиры оказалась тучной старухой, дымящей сигареты.
— Меня зовут Бранка, если вы не знаете, то я — первая жена Мирзы Делибашича, — сообщила она, стряхивая пепел в хрустальную вазу.
Мы, конечно, опешили от такой новости, ведь Мирза Делибашич был легендарным югославским баскетболистом, которому в Сараево установлен памятник, и в честь него названа главная спортивная арена боснийской столицы. Это был не просто гений и звезда баскетбола, выдающийся спортсмен всех времён, это был красивый, добрый, чудесный человек, как о нём вспоминают современники. Он играл за баскетбольные клубы «Слобода», «Босна» и «Реал Мадрид». Он не только стал первым иностранцем-неамериканцем, но и самым высокооплачиваемым баскетболистом в истории «королевского клуба». В составе сборной Югославии становился победителем чемпионатов Европы 1975 и 1977 годов, чемпионата мира 1978 года и Олимпийских игр 1980 года. В 2000 году признан лучшим спортсменом Боснии и Герцеговины XX века. Его манеру игры называли «танцем» и сравнивали с игрой на скрипке.
Бранка жила в центре Белграда на улице Джорджа Вайферта и владела половиной домика, спрятанного в кустах роз за каменным забором с кованой калиткой. Именно в её прутья Мирза Делибашич положил пачку сараевских «Мальборо», которые Бранка курила всю жизнь, с запиской: «Я от тебя ухожу, вас с сыном буду содержать».
Детские фотки сына Дарио у Бранки были расставлены по всей квартире. Увы, по стопам отца он не пошёл, а стал коммерсантом, которого не так давно арестовали за похищение какого-то турка. Потом его отпустили, и история, возмутившая регион (как так, сын Мирзы, этого удивительного Мирзы, боснийского джентльмена, стал преступником?!) постепенно забылась.
— Мама, приезжал этот Дарио из Сараева.
— И?
— Да ничего, он нормальный вроде, а вот Бранка, похоже, не совсем…
По всему дому у Бранки стояли горшки со старой засохшей землёй, в которую были воткнуты пластмассовые цветы. Тлен здесь не просто присутствовал в самом своём совершенном воплощении, тлен тут царил.
— Этот цветок, Филиппе, цветёт раз в год и раскрывается под самым потолком, — каркающим голосом говорила Бранка, указывая на горшок окурком.
Дни она проводила лёжа на диване и с кем-то говоря по стационарному телефону, прерываясь время от времени на крик: «Филиппе, подойди ко мне!», — за которым следовали разного рода поручения: купить пиццу, мороженого, сходить в магазин. У неё в гостиной, завешанной с пола до потолка картинами и коврами, постоянно играло радио, в углу висела траченная молью шуба. В воздухе неподвижно висели пласты дыма.
— Мама, у неё на полу пепла, как в Помпеях, — хватался за голову сын. Еженедельные приходы уборщицы ситуацию спасали ненадолго.
Так как с Мирзой Бранка жила в Мадриде, она выучила испанский. Однажды она угостила сына гуляшом, «который, Филиппе, говорит на семи языках». Так возвышенно она описывала своё кулинарное мастерство, которое оказалось на деле несколько переоценённым.
А потом у Бранки кончились «вкусные таблеточки». Декабрьским вечером, когда во мраке стеной лил дождь, она велела нашему сыну идти в больницу за лекарствами. Когда он увидел рецепты, то стало понятно, что лечится она то ли от биполярного расстройства, то ли от шизофрении.
В два часа ночи сын позвонил нам и срывающимся голосом сообщил, что Бранка связалась с Агентством по делам национальной безопасности и информирования Сербии (wtf?!), где ей сказали, что русских здесь больше не любят, а любят только украинцев, отдала ему залог за комнату и велела уезжать в течение суток. На дворе была ночь, мы решили подождать до утра. Утром Бранка сменила гнев на милость, накормила Филиппа мороженым, сообщила, что сербские кгбшники передумали и разрешили-таки Филиппу жить у неё. Найти новое жильё мы ему не могли, так как с деньгами в тот период было совсем туго, а за те деньги, что мы снимали у Бранки, ничего другого не находилось. Сыну пришлось терпеть, готовиться к экзаменам, уговаривая Бранку успокоиться в минуты пропуска приёма таблеток.
Через пару дней мы снимали очередной протест оппозиции в Белграде, когда нам позвонил сын и сказал, что Бранка обвинила его в краже 80 тысяч динаров. Стоит ли говорить, что это событие стало последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения. Стало ясно, что бабка окончательно свихнулась, а может, она всегда была такой, не зря же от неё ушёл муж-легенда баскетбола, да ещё и таким образом.
Мы приехали к сыну и собрали его вещи. Как попутно выяснилось, всё то время, что он жил с ней и исправно вносил квартплату, она не платила за электричество, и ей насчитали долга на какую-то астрономическую сумму. Судя по всему, она вообще не платила за коммуналку.
— Давайте разберёмся с вашими долгами! — заявила она, разложив квитанции, припорошенные пеплом.
— Со своими долгами разбирайтесь сами, — ответили мы и ушли, закрыв ту самую калитку, в которой Мирза оставил ей записку с сигаретами.
Его судьба, к слову, сложилась крайне печально: после Мадрида он пережил инсульт, стал пить и умер 8 декабря 2001 года.
В 2007 году Делибашич был включён в Зал славы ФИБА, а в 2008 году — в список 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги. А Бранка, наверно, нашла себе новую жертву. Белградские старухи, как оказалось, бывают весьма коварны со студентами. Впрочем, как мы все читали на уроках литературы, среди тех тоже встречаются «право имеющие». Кто знает, может, сумасшедшая голова Бранки уже закопана под одним из розовых кустов во дворе. На улицу Джорджа Вайферта сын теперь не ходит, опасаясь каркающего оклика: «Филиппе, подойди ко мне!».
Обложка: Freepik.com