Балканское турне Андрея Козырева

*Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Если вы с легкостью назовете имя первого министра иностранных дел России, то можно предположить, вы лично видели ту эпоху или хорошо знаете историю страны. Андрей Владимирович Козырев остался в истории фигурой противоречивой. Кто-то помнит его как олицетворение периода «потепления» в отношениях между Россией и Западом, другие же с пренебрежением назовут его Мистером «Да», в противовес Андрею Андреевичу Громыко.

В свою первую заграничную стажировку недавний выпускник МГИМО, молодой дипломат Андрей Козырев отправился в составе советской делегации ООН. Так в возрасте 24-х лет он оказался в Нью-Йорке, и атмосфера этого города, как он впоследствии напишет в мемуарах, навсегда изменила его: дух свободы и доступности богатства зародили в нем «внутреннего диссидента», в глубине души отрицавшего систему Советского союза.

Не поверив в горбачевскую перестройку, Андрей Козырев превратился в диссидента «открытого». В 1989 году в советской прессе вышла его статья о желании сотрудничать с США, а не поддерживать авторитарные режимы на Ближнем Востоке. Она сразу же была запрещена в российских СМИ, но мгновенно появилась в Washington Post, принеся своему автору известность. Уже в 1990 году Эдуард Шеварнадзе назначил 39-летнего дипломата на пост начальника Управления международных организаций МИД СССР. Ещё через пару месяцев Козырев попал в команду Ельцина, который сделал его Министром иностранных дел РСФСР.

В 2012 году Андрей Козырев перебрался поближе к берегам штата Флорида, а спустя 7 лет после переезда издал книгу мемуаров под названием «Жар-птица: неуловимая судьба российской демократии» (The Firebird: The Elusive Fate of Russian Democracy). За прошедшие с момента ее выхода три года она так и не была переведена на русский язык и интереса у читателей не вызвала. А жаль. Воспоминания содержат интересные сведения о работе Козырева на посту министра иностранных дел, который он занимал с 1990 по 1996 год — как раз в период гражданской войны в Югославии.

Первые впечатления о Балканах

Первое турне Козырева по балканским странам состоялось уже после начала боевых действий весной 1992-го. Посетив Словению и Македонию, он поехал в Сербию, где его ожидал символ балканских 90-х — Слободан Милошевич. Разговор между ними состоялся в неформальной обстановке, под дорогой бренди и кубинские сигары. Милошевич поделился с российским министром своим видением мировой политики и целей войны.

Шансы, что два политика поймут друг друга, были невелики. К моменту встречи они прошли слишком разный путь. Милошевич был настроен националистически и воинственно. Уже тогда его целью было восстановление Югославии или хотя бы соединение сербских анклавов в Сербской Федерации, или Великой Сербии. Такие воззрения Андрей Козырев явно не разделял: вдохновленный культурно-политическим разворотом России в сторону Запада, к национализму он относился негативно.

Милошевич рассказывал ему о роли США и Германии в политике. Говоря о немцах, сербский лидер отметил их историческую ненависть к славянам, объясняя это выбором православия, чуждого Германии и всему Западу. Поэтому, по его мнению, Запад выступал на стороне хорватов и боснийских мусульман. Американцы же использовали временную слабость России для расширения своего влияния на Балканах. Франция и другие народы, которые в прошлом были друзьями Сербии, стали слишком зависимы от США. В такой ситуации она является лишь плацдармом в борьбе против России с целью захвата её ресурсов.

Из Белграда Козырев отправился в Словению, Хорватию и Боснию. По дороге в Сараево российский министр заехал к Милошевичу и поблагодарил его за содействие в остановке бомбардировок Дубровника. Он также просил помощи в прекращении обстрелов Сараево, но Милошевич заверил, что армия сербов в БиГ ему неподконтрольна. В столице БиГ Козырев встретился с Алией Изетбеговичем. В детали их разговора автор нас не посвящает, упоминая лишь просьбу боснийца занимать более сбалансированную позицию.

По приезде в Москву Козырев узнал, что Милошевич его просьбу не выполнил, и Сараево до сих пор находится под процелами Югославской народной армии. В желании повлиять на ситуацию в Сараево СБ ООН поднял вопрос о наложении санкций на Союзную республику Югославию (СРЮ), и здесь Россия оказалась перед сложным выбором: согласиться с таким решением означало пойти против сербов и общественного мнения внутри страны, в отказ, в свою очередь, грозил дипломатической изоляцией. После консультаций с представителем РФ при СБ ООН Юлием Воронцовым и Борисом Ельциным, Козырев, по указанию президента, принял решение голосовать за.

Борьба с американской дипломатической машиной

2 января 1993 года был представлен план Вэнса-Оуэна по мирному урегулированию конфликта в БиГ. Согласно нему, Босния должна была быть разделена на 10 частей, по 3 на каждую этническую группу. Сараево при том признавалось бы городом с этнически смешанным статусом. Однако план не устраивал сербов — им пришлось бы уступить большое количество территорий, а выделенные им земли не граничили с Югославией.

Козырев признавал сложность его имплементации, но понимал, что его принятие российской стороной помогло бы не поссориться с Западом, а также противостоять части российского общества, которая требовала защиты сербов. Поскольку план подразумевал компромисс между конфликтующими сторонами, на Западе его признавали неплохой отправной точкой для начала переговоров.

Достигнутый консенсус не просуществовал и недели и был подорван сразу после инаугурации Билла Клинтона и назначения Уоррена Кристофера Государственным секретарем. Новая администрация сразу же выступила с критикой плана, перечеркнув многомесячные усилия по его разработке.

2
Слева направо: А.В. Козырев, Б.Н. Ельцин, К., У. Кристофер, Б. Клинтон. Из книги А.В. Козырева: «Firebird: The Elusive Fate of Russian Democracy».

Этот факт обеспокоил Ельцина и Козырева. Президента обескуражило то, с какой легкость новая администрация может отказаться от результатов работы ее предшественников. На этом фоне опасения вызывала и судьба недавно подписанного договора СНВ-II. Тем не менее, Козырев поспешил заверить, что договору ничто не угрожает, а критика плана может быть связана с сумятицей в связи со сменой администрации, и предположил, что американцы вернутся к нему через время.

Такое манкирование планом претило сербам, ЕС и России. Милошевич говорил о том, что США не хотят мира для сербов, а лишь извлекают из конфликта собственные выгоды. Европейцы чувствовали себя преданными и униженными, однако не могли ничего сделать без поддержки США. Козырев чувствовал, что его предали европейцы, которые не хотели союза с Россией, несмотря на его демократические взгляды и попытки повлиять на сербов.

Начало переговорного процесса осложнялось тем, что боснийские сербы взяли в окружение Сребреницу, которая уже тогда была провозглашена СБ ООН «зоной безопасности», тем самым «вызвав раздражение у симпатизирующих сербам Франции и России». Невозможность договориться с Младичем и Караджичем вызывала у Козырева непонимание, граничащее с отчаянием, чем он поделился на следующей личной встрече с Милошевичем. Выслушав переживания российского политика, тот рассказал анекдот: «Боснийский серб уже как три года живет на необитаемом острове и пытается добыть немного молока из кокоса. Внезапно появляется барышня с коровой и спрашивает, что она может сделать для него, на что получает ответ: «Помоги расколоть кокос, дура!».

Тогда Козырев решает защищать план Вэнса-Оуэна до конца. Помимо того, что ничего лучшего для конфликтующих сторон на тот момент не было, данный план для него символизировал единство мировых держав, к которым он также причислял Россию. С такой аргументацией глава МИД отправился к Ельцину и рассказал, что Россия должна не бояться перейти к политике принуждения тех, кто отвергает предложенное решение. Такой подход Козырева получил название мирной инициативы Ельцина для Боснии и Герцеговины. Она нашла поддержку у европейских дипломатов, видевших, что США задерживают имплементацию плана.

Однако Уоррен Кристофер предложил заменить ее совместной российско-американской инициативой, что Козырев посчитал неплохим решением, которое символизировало бы единство двух мировых держав, а также обрадовало бы европейцев возвращением Америки в переговорный процесс. На предложение Козырева подкрепить ее выступлением в СБ ООН Кристофер ответил решением всего лишь выйти с заявлением вместе с министрами из Великобритании и Франции, а само мероприятие провести в Вашингтоне. Таким образом, хотя и пойдя на уступки американцам, Козыреву удалось надавить на боснийских сербов и добиться принятия ими плана.

Февраль 1994 года

Первый и последний успех российской дипломатии

Тем временем на самого Козырева оказывала давление новоизбранная Дума, симпатизировавшая сербам. Положение осложнялось позицией НАТО, поставившего им ультиматум: отвод в течение 10 дней тяжелого вооружения от Сараево либо начало бомбардировок. И пока Дума и СМИ требовали от Кремля ответных мер на угрозу Альянса, связка Ельцин-Козырев решила напомнить Вашингтону о том, что односторонние меры со стороны НАТО подрывают партнерство между Россией и США.

Атака НАТО в БиГ, по сути, являлась бы наказанием за невыполнение требований Альянса. Более того, международное право разрешало нанесение ударов только в случае прямого запроса командования ООН на местах, по согласованию с Совбезом. С точки зрения Козырева, удары были необходимы, чтобы утихомирить сербов, однако это неминуемо привело бы к обострению националистических настроений в России.

Выход из сложного положения нашел Виталий Чуркин, уже тогда назначенный на пост Специального представителя Президента РФ на Балканах. Он предложил вариант, при котором вывод войск из-под Сараево проходил бы под эгидой российских миротворцев. Однако против этого выступал глава Минобороны Павел Грачев, так как зона вокруг города была чересчур опасной. Взбудораженный идеей Козырев пообещал связаться с Грачевым, а Чуркину поручил узнать у сербов, согласны ли они на такое предложение.

Спустя пару дней оно было реализовано. Общественность ликовала и сообщала об эффектном возвращении России в процесс урегулирования конфликта. Действия получили одобрение Европы, а вот в Белом доме реакция была более сдержанной, ведь теперь наносить удары становилось проблематично.

Тем не менее, радоваться предстояло недолго. НАТО провели первую военную интервенцию в БиГ в апреле 1994 в ответ на усиление осады города Горажде (находился в окружении сербской армии с апреля 1992 по октябрь 1995 г. — прим.ред.). Решение Альянса разгневало Ельцина и Козырева, что привело к отказу последних подписывать соглашение «Партнерство во имя мира». Дипломатический тупик, в котором роль России сводилась ко все менее эффективному оказанию давления на сербов, привел к созданию Контактной группы (США, Франция, Великобритания, Россия, Германия) и разработке нового плана. Теперь сербам должно было отойти 49% территории, а мусульманам и хорватам — 51%. Однако сербская сторона отвергла все варианты, и это привело к новым воздушным атакам НАТО весной 1995 года. А уже в августе, после взрывов на Маркале, в которых обвинили сербов, НАТО начало крупномасштабные бомбардировки Боснии, названные Ельциным «наказанием боснийских сербов».

Итого

К моменту написания книги с тех событий прошло много лет, в течение которых Андрей Козырев мог осмыслить ту эпоху. Вопрос, могла ли Россия помочь сербам во время боснийской кампании или предотвратить бомбардировки 1999 года, до сих пор остается темой для дискуссий. С одной стороны, нельзя отрицать того, что козыревский МИД вёл себя пассивно и не использовал даже те ограниченные инструменты, которые у него имелись. Например, через СБ ООН можно было отстаивать смягчение санкционной политики в отношении Югославии или чаще выступать с инициативами, подобными той, что предполагала размещение российских миротворцев.

С другой стороны, причина такой пассивности была даже не в слабости России, а в убеждениях её лидеров. Мог ли тот МИД, веривший в любовь Запада к России, действовать иначе? Думается, что нет. То, что США не рассматривали Россию как равного партнера, Козырев начал понимать ближе к концу своего пребывания на посту главы МИД. Об этом он написал следующее:

«Если мы (РФ и США — ред.) не будем сотрудничать, возрастет вероятность того, что Россия двинется в другом направлении, которое поддерживают националисты в парламенте и неосоветская бюрократия в правительстве, и тогда Кристофер будет говорить с другим министром иностранных дел».

© 2018-2024 Балканист. Все что нужно знать о Балканах.

Наверх