Писать о выдающимся сербском литераторе и мыслителе Добрице Чосиче сложно, что убедительно доказывают авторы практически всех англоязычных публикаций о нем.
Вот, что на смерть писателя в мае 2014 года пишет английская газета The Independent: «Чосич — писатель-националист, одно время исполнявший обязанности президента Югославии… был коммунистом, стал националистом, сыграл значительную роль в подъеме национализма в Сербии в 80-е гг., что, в свою очередь, привело к кровавому распаду Югославии… В литературных произведениях Чосича ясно виден переход от коммунизма к национализму…».
Или вот американский Fox News ту же мысль выражает еще проще: «Умер сербский националист… Поддержка Чосича стала решающей для прихода к власти лидера националистов Милошевича. Чосич был одним из ключевых людей, стоявших за идеей Великой Сербии, любимой идеей всех сербских националистов…».
Это западная желтая пресса, а вот что пишет в профильном издании BalkanInsight профессор Университета в австрийском Граце Флориан Бибер: «Секрет популярности Чосича был в его совершеннейшей посредственности. Он не был хорошим писателем, так же как не был он и ярким, самобытным мыслителем. Он не был ни последовательным коммунистом, ни последовательным анти-коммунистом (как Джилас), ни последовательным националистом. Даже в своих идейных воззрениях он был человеком неглубоким, посредственным, боящимся радикализма. Именно это и сделало его „отцом нации“, поскольку именно непоследовательность и отсутствие интеллектуальной глубины есть отличительные черты сербского национализма…».
Бибер также вспоминает, как встречался с Чосичем в 1998 году: «Меня поразило, что этот приятный, безукоризненно вежливый, обаятельный старичок вообще не похож на националиста». У Бибера вообще не статья получилась, а какой-то парад стереотипов: неужели националист это априори нечто страшное и ужасное, существо с бешенными глазами, пеной у рта и окровавленным ножом в каждой руке? Расскажите об этом Марин Ле Пен, например, или вполне культурно выглядящим господам из «Альтернативы для Германии».
Но больше всего нас уязвило мимоходом брошенное «Чосич был посредственным писателем». Как-то сразу становится ясно, что ни одного романа Чосича профессор Бибер не читал и даже не задумывался о такой возможности. А ведь он – руководитель Центра исследований Юго-восточной Европы в Грацком университете, человек с очень серьезной научной репутацией. Что уж говорить о менее маститых критиках «сербского национализма»…
Поэтому начнем с того, что Добрица Чосич прежде всего — великий писатель, значение которого для сербской культуры с годами не уменьшается. За последние двадцать лет в Сербии сменилось несколько политических режимов: уже упомянутый Слободан Милошевич; Зоран Джинджич, западник, местами заигрывавший с национализмом; Воислав Коштуница, националист, пытавшийся быть еще и «немножко западником»; откровенный евроинтегратор и атлантист Борис Тадич; Александр Вучич, сначала как премьер в тандеме с президентом Томиславом Николичем, потом в качестве президента (между Вучичем-премьером и Вучичем-президентом есть определенная разница). Всех этих людей, очень разных и по характерам, и по политическим воззрениям, объединяет одно — декларативная, но, кажется, вполне искренняя любовь к Чосичу. Милошевич уже будучи узником Гааги на вопрос о Чосиче отвечал, что «он великий человек и величайший ныне живущий сербский писатель», при том что многие сторонники Милошевича считают, что Чосич его предал. Джинджич однажды назвал Чосича «сербским Томасом Манном», а вступая в должность президента Сербии, сказал: «я здесь благодаря таким людям, как Добрица Чосич», и не покривил душой, Чосич на самом деле много сделал для Джинджича и движения «Отпор». А Тадич и вовсе Чосича знал с младых ногтей и называл «дядя Добрица».
«Я всегда с ним советуюсь,— говорил о Чосиче Тадич, — исполняю его советы редко, но советуюсь всегда». Похороны Чосича в 2014 имели все атрибуты государственного траура, разве что флаги не приспускали. Траурные мероприятия возглавил президент Николич. Разумеется, в школьной программе Чосич был, есть и будет всегда. Сложно себе представить, что должно случиться, чтобы Чосич пропал из сербской школьной программы.
Конечно, обязательное наличие книг в школьной программе, как и любовь со стороны властей (вне зависимости от политической повестки), сами по себе не являются свидетельством величия и гениальности того или иного автора. Поэтому мы призываем наших читателей не уподобляться Флориану Биберу и почитать романы Чосича, благо, его главные книги — «Солнце далеко», «Корни», «Время смерти» — еще при социализме были переведены на русский язык, и переведены блестяще. У нас была великая школа литературного перевода, представителям которой был по силам и магический реализм Милоша Црнянского, и абсурдизм Бранислава Нушича, и психологическая военная проза Чосича и Антоние Исаковича. А переводчики чосичевского эпоса «Корни» и «Время смерти» Т. Попова и А. Романенко справились с задачей вообще на первый взгляд невозможной: до такой степени многофигурные и стилистически сложные композиции создает Чосич в своих исторических романах. Сами сербы, правда, больше всего любят не переведенный на русский роман Чосича «Раздел» 1961 г. — удивительную книгу о противостоянии сербских партизан-коммунистов и монархистов-четников в годы Второй мировой войны. Причем в центре повествования не партизаны, а в основном именно четники. Чосич их, конечно, критикует, но с очень неожиданной позиции — четники виноваты не столько в том, что не поняли и не приняли партизан Иосипа Броза Тито, сколько в том, что изменили идеалам сербской воинской доблести из времен Первой мировой и Балканских войн.
Это что касается писательства. Что касается власти и политики, то у Добрицы Чосича со всеми правителями Сербии отношения складывались по одной и той же схеме. Сначала взаимная приязнь, потом болезненный разрыв, критика, уход в оппозицию. Так было с Тито: тот приблизил к себе молодого автора сразу после выхода первой книги, поощрял исторические штудии Чосича, его желание написать роман-эпопею. В 1956 году Тито послал Чосича в мятежный Будапешт, чтобы тот дал беспристрастный анализ происходящего в Венгрии (Чосич отчитался о командировке книгой «Восемь дней в Будапеште»). В начале 60-х годов Чосич вместе с Тито совершили морской вояж вдоль африканского берега на титовской яхте «Галеб» с посещением африканских друзей Югославии. В конце 60-х отношения Тито и Чосича дали трещину, которую обусловила поездка Добрицы Чосича в Косово. Писатель увидел в автономном крае явное поощрение со стороны властей албанского национализма во многих его проявлениях, и потворство тихому (тогда еще тихому) вытеснению сербов из края. Причем такая позиция была характерна как для албанских, так и для сербских партийцев и, очевидно, санкционирована свыше. В те же примерно годы Чосич имел публичную дискуссию со словенскими товарищами о степени зависимости союзных республик от центра. Из этой дискуссии победителями вышли словенцы: в 1974 году была принята новая конституция Югославии, даровавшая невиданную степень свободы республикам и автономным национальным образованиям. Но еще до принятия новой конституции Чосич вышел из коммунистической партии, хотя и сохранил свои номенклатурные привилегии.
Примерно по такому же сценарию развивались отношения Чосича с Милошевичем. То, что самой значимой для сербов внутриполитической темой является Косово (в особенности замалчивание местными властями насилия албанцев над сербами – случай Джордже Мартиновича), Милошевичу было ясно и без консультаций Чосича. В этом смысле роль в косовской политике Милошевича так называемого «Меморандума САНУ» (Сербской академии наук и искусств), к которому имел определенное отношение Добрица Чосич, многими исследователями этой темы сильно преувеличена. К середине 80-х годов даже самым твердолобым интернационалистам стало понятно, что в Косово и Метохии «братство и единство народов Югославии» не работает, и с этим надо что-то делать. Пресловутый меморандум, который Чосич поддержал, хотя автором его не являлся, был лишь одним из проявлений косовского кризиса, а никак не его причиной, как это принято считать на Западе. Зато Чосич почти наверняка подсказал Милошевичу идею «антибюрократической революции» 1989 года, в ходе которой старое партийное руководство заменили на молодых и лояльных Милошевичу людей (в Черногории таким человеком оказался Мило Джуканович).
Наивысшей точкой отношений Милошевича и Чосича стало назначение писателя первым президентом Союзной республики Югославия (в составе Сербии и Черногории) в 1992 году. Должность эта была в значительной степени номинальная, если не сказать фиктивная: вся полнота власти в СРЮ принадлежала президенту Сербии – Слободану Милошевичу. Понимая ограниченность своих возможностей, Чосич все-таки пытался как-то влиять на сербскую внешнюю политику, чтобы избежать эскалации межнациональных конфликтов на пост-югославском пространстве. Грубо говоря, позиция Чосича состояла в том, что, с одной стороны, все населенные сербами территории (будь то Республика Сербская в Боснии или Сербская Краина в Хорватии) должны войти в состав собственно Сербии. Но, с другой стороны, договариваться об этом нужно мирным путем. Попытки силой присоединить к Сербии, скажем, ту же Западную Славонию в ситуации, когда мировое сообщество поддерживает территориальную целостность Хорватии, ни к чему хорошему не приведут. Трагедия сербов в Хорватии 1995 года (операции «Буря» и «Молния» хорватской армии) показала, что Чосич был прав. Правда, к тому времени он уже не был президентом: Милошевич вынудил его уйти в отставку в 1993 году, продолжая, при этом, называть Чосича великим писателем.
В 1996-97 годы Чосич приветствовал студенческие протесты против Милошевича, в 2000 году вступил в оппозиционное движение «Отпор» и поддержал блок оппозиционных Милошевичу партий (Демократическую оппозицию Сербии — ДОС) во главе с Зораном Джинджичем (будущим премьером) и Воиславом Коштуницей (будущим последним президентом СРЮ). Как складывались бы отношения Чосича с Джинджичем, мы судить не можем, поскольку последнего убили в 2003-м. С Коштуницей все было по тому же сценарию, что с Милошевичем и Тито: сначала Добрица Чосич очень в него верил, потом разочаровался. Видимо, писателю и академику было свойственно думать о югославских политиках лучше, чем они того заслуживали…
И вот мы, наконец, добрались до той темы, в связи с которой Чосича сегодня чаще всего вспоминают вне контекста школьной программы. Эта тема — Косово. Мы уже отметили, что Чосич был одним из первых сербских общественных деятелей, начавших публично и открыто говорить об ошибках коммунистического руководства в Косово и Метохии, о безнаказанности албанцев и забитости сербов (прежде всего, в докладе «Задачи коммуниста в осуществлении равноправия народов союзной республики Сербия» 1968 года). И в своих романах, и в публицистике 70-80-х годов, вошедшей в сборник «Записки писателя» (Ћосиħ Д. Пишчеви записи (1981–1991). Београд, 2002) Добрица Чосич призывает сербов помнить, сколько крови было пролито за Косово на протяжении веков. И если в конце 60-х он еще использует коммунистическую риторику, то с конца 70-х уже говорит открытым текстом: Косово — святая, священная для сербов земля, где возникло и сербское государство, и сербская национальная идея. При этом в материалах, рассчитанных на более подготовленную аудиторию, например, в своих выступлениях на заседаниях правозащитного «Комитета в защиту свободы мысли и самовыражения», Чосич в те же годы (начало-середина 80-х) говорит о том, что «если выбор будет стоять между сохранением Косово в составе Сербии и сохранением жизней сербов, то выбор должен быть сделан в пользу защиты людей, а не защиты территории». «Нет величия в том, чтобы сохранить Косово в составе Сербии ценой потери всего исконно сербского его населения» — пишет Чосич в 1986 году (Ћосиħ Д. Српско питанье. Београд, 2003).
В короткий период, когда Чосич исполнял обязанности президента Югославии, он продолжил продвигать идею, скажем так, гибкого патриотизма, флексибильного патриотизма, как сказали бы сами сербы. «Мы уже под санкциями, и если так пойдет и дальше, Сербию скоро превратят в концентрационный лагерь. Хотим ли мы жить в концлагере и можем ли мы выдержать военное противостояние с ведущими державами мира, вот вопрос…» — заявил Чосич в своем последнем обращении к сербскому Парламенту в качестве президента. Исходя из этих же соображений, Чосич активно лоббировал план Вэнса-Оуэна по урегулированию конфликта в Боснии. В эти же годы именно из уст Чосича мы впервые слышим применительно к Косово термин «разграничение» в том же значении, в каком его употребляли сербские власти буквально год-полтора назад – то есть в смысле обмена территориями между сербами и албанцами. Курьезный факт: спустя десять с лишним лет за идею «разграничения» Чосича похвалил американский философ Ноам Чомский: «Я, помню, смотрел телевизор и услышал, как этот человек говорит о необходимости размена территорий между сербами и албанцами: чтобы сербские территории вошли в состав Сербии, а албанские получили независимость. Мне и самому казалось, что это единственный способ решения проблемы, и я подумал — ну вот, есть же и в Сербии разумные люди…» (из выступления на сербском телевидении в 2006 г.). Характерно, что Чомский имя и фамилию Добрицы Чосича вспомнить не смог, о том, что Чосич великий не только по сербским меркам писатель, американский философ тоже никогда не слышал.
Финальная страница в документальной драме «Чосич и Косово» — это последнее интервью писателя, которое он дал сербскому журналу «Недельник» в 2014 году. Это слова, воистину пропитанные болью и отчаянием: «Мой совет молодому поколению — забудьте о Косово, не тратьте на него свои силы. История уже все решила, и это решение не в нашу пользу. Косово как часть Сербии больше не существует. Мы воевали с албанцами и проиграли эту войну, а Косово потеряли. Навсегда или нет — невозможно сказать, мы не знаем, как история повернется в ближайший век-два. Но на сегодня Косово потеряно, оно больше не сербское. Не стоит ни атом сербских усилий на него тратить…».
Очень легко осудить Добрицу Чосича за эти слова. Особенно легко и приятно это делать, сидя дома на диване в Москве. Хочется предостеречь российского читателя от поспешного осуждения. Чосич пятьдесят лет жизни посвятил попыткам найти решение косовского вопроса. Не нашел, но по крайней мере пытался. Это в теории любой Гордиев узел можно не пытаться развязать, а просто взять и перерубить, как Александр Македонский. На практике о косовский Гордиев узел ломаются все возможные мечи, бритвы Оккама и прочие орудия досужих интеллектуалов. А что делать с Косово, в любом случае решать не нам с вами, а самим сербам.
В завершение несколько соображений Добрицы Чосича о сербско-российских отношениях из того же последнего интервью: «Единственный возможный союзник Сербии сегодня — это Россия. Не „Восток“ в целом, как антитеза „Западу“, не Китай, а именно Россия. Причем мы должны ловить момент, пока у власти Путин, и пока Путин — настоящий: пока он не прогнулся и не сломался, как это со многими политиками бывало. В Россию я верю, в российских политиков — не верю. Поэтому отношения между нашими странами надо укреплять сейчас, пока Путин еще похож на Путина. Потом будет поздно…».
Что там говорил о Чосиче профессор Флориан Бибер? «Посредственный писатель», «не глубокий и не блестящий мыслитель»? Как же, все-таки, он неправ! Нам представляется, что специфику российской политической жизни Добрица Чосич понял прекрасно и выразил блестяще точно и афористично.
Никита Викторович Бондарев,
кандидат исторических наук, доцент РГГУ